— Да это ж девка! Сейчас будет забава!

Как они были не похожи на тех добродушных богатырей, которые в далеком детстве хранили ее покой. Короля играет свита. Наемники князя Ниака сегодня как никогда вызывали омерзение. Особенно отвратительной казалась исходившая от них вонь. Абсолютно все были пьяны. Трудно в здравом уме и твердой памяти надругаться над святыней. А град вестников для любого нормального сольсуранца являлся святыней непререкаемой.

Они не особо спешили, зная, что она от них никуда не уйдет.

Но что это? Почему на них травяные рубахи, ритуальный узор которых, ясно различимый в свете пламени, выглядит таким знакомым, почти родным?! У одного из воинов на бляшке — изображение духа Ветра! Такой же рисунок красуется на его плече…

Это невозможно! Ураганы — сородичи и братья Ветерка! Она себе представляла их совсем другими и в несколько ином свете видела встречу с ними. Неужто, Глеб и другие были правы? Очевидно, да.

Вот и Ветерок. Статный, высокий, красивый. Такой, как в прошлый раз. Глаза, правда, странные: чужие, затуманенные, пустые!

— Вот ты где! Наконец-то я тебя отыскал! Пойдем, я провожу тебя!

Птица почувствовала, как земля разверзается у нее под ногами, а в босые ноги впиваются тысячи ножей. Впрочем, нет! Ножи пронзали скорее сердце. Она попятилась на несколько шагов в сторону ангара, пытаясь хотя бы на миг отсрочить неизбежное. Лучше бы она сгинула под горящими обломками! По крайней мере, погибла бы с верой в счастье и любовь!

— Госпожа! Беги!

Обглодыш? Откуда он здесь взялся? Маленький и решительный, мчится быстрей косуляки солдатам наперерез.

Ударив Ветерка наотмашь по лицу и прокатившись мячиком под ногами его людей, мальчишка встал рядом со своей обожаемой госпожой, готовый биться за нее до конца и, если надо, умереть.

— Госпожа! Беги! Это не Ураган! Это мой господин, он вару! — пояснил он, принимая боевую стойку.

— Взять их! — проревел один из воинов, здоровенный детина, державшийся за спинами других. Его полускрытое тенью лицо с жутким шрамом, пересекающим нос и губы, показалось Птице знакомым, только сейчас она не могла вспомнить, где она его видела, но уже точно не в Гнезде Ветров. Она сделала еще несколько шагов назад, судорожно отыскивая возможности для бегства и не находя их, когда окружающее пространство сотряс низкий утробный рев.

Из травяных зарослей огромный и жуткий, как ночной кошмар, выпрыгнул Ликин любимец, горный кот Роу-су. Стремительным ударом могучей лапы он раскроил череп одному из воинов, затем бросился на второго. Тот попытался защититься, выставив вперед меч, но свирепый хищник, уже отведавший крови, с легкостью смял его и застыл над изувеченным телом, по-кошачьи выгнув спину дугой, прижав уши и оскалив обагренные кровью клыки.

С воинов мгновенно слетел весь хмель. Несколько человек, в том числе шрамолицый, бросились наутек. Другие, более отважные, сплотились возле Ветерка, или того, кто принял его обличье, выставив копья, и приготовились сразиться. Двое или трое бессильно упали на колени, пытаясь вспомнить давно забытые слова молитв, а Обглодыш выставил вперед руки с зажатой в них скрижалью и застыл, бормоча какие-то непонятные заклинания на неизвестном наречии.

Как ни странно, Птица оказалась среди тех, кому не изменило присутствие духа. Видимо, сказалось влияние Лики. Четко осознав, что это единственный шанс, она сорвалась с места с проворством малиновки, ускользающей из пасти гадюки, прошмыгнула мимо Роу-Су — тот был слишком занят — схватила Обглодыша за руку и потащила его прочь через просеку к берегу реки. Подальше от оборотней, горных котов, горящих обломков и всего того, что плохо совместимо с жизнью и свободой. Только бы перебраться через реку, а затем укрыться в травяном лесу. В этот миг бурные ледяные воды Фиолетовой и непролазная чащоба травяного леса представлялись наименьшим из возможных зол. Последнее, что сохранила ее память, были пронзительно-синие человеческие глаза Роу Су.

Все-таки в тот момент ею овладело временное помешательство! Как она, купившись на мишуру, пригодную, чтобы морочить головы детям и дикарям, не узнала Ягодника и его людей? Достаточно она насмотрелась на эти рожи в последующие дни. Непонятно, правда, где они добыли травяные рубахи народа Урагана. Подделка здесь была трудноосуществима. Каждый народ вязал изнаночную сторону особым способом, и этот секрет, являясь дополнительным оберегом для владельца, был известен только членам рода. Впрочем, змееносцы разгадывали ребусы и посложнее, да и в области мимикрии и прочих высококачественных подделок Альянс всегда шел впереди галактики всей, особенно если учесть, что члены первой экспедиции сами дали им в руки оружие, опубликовав обширнейшие данные исследований о материальной культуре Сольсурана с пространным разделом, посвященным травяным рубахам. Там говорилось и о потайных узлах. Неужели под обличьем Ветерка скрывался Синеглаз? И если так, то кто помог ему проникнуть за пределы защитного поля?

— Духи-прародители желают выслушать дочь царицы Серебряной.

Птица, обвела взглядом запруженную народом площадь Земляного Града.

Сегодня здесь было так тесно, как случается только в самой чаще травяного леса по весне, когда старые растения, разбросав повсюду семена и дав жизнь молодой поросли, не торопятся уступить ей свое место. Рудокопы выбрались из шахт, землепашцы и траворубы забросили плуги и тесаки, женщины залили водой очаги с недоваренной похлебкой. Все пришли посмотреть, как мудрый Дол будет вершить суд.

Сам хозяин Земляного Града, коренастый и длиннорукий, как и все мужчины в роду, с кустистыми бровями и маленькими глазками под тяжелыми веками, восседал близ священного огня на просторном крыльце Земляного Дома, окруженный родней и свитой. Помимо шести из двенадцати сыновей и многочисленных братьев и племянников Дола здесь присутствовали Пожар, великий вождь народа Огня и Рваное Ухо, глава племени Пещерных Табурлыков.

По правую руку от вождя народа Земли в напряженных позах, не глядя друг на друга, сидели Глеб и Синдбад. Птица знала, что накануне между ее товарищами и коллегами произошел серьезный разговор, а поскольку убедить Глеба поверить в очевидное было ненамного легче, чем остановить убегающего от пожара в травяном лесу зенебока, все остались при своем.

Группа слева от вождя выглядела более непринужденной. Рядом с отцом, наряженная в синтрамундскую парчу и меха, закованная в драгоценный доспех малахитового нагрудного украшения, соединенного с позолоченным поясом и дорогими обручьями, сидела Долова любимица Медь. Хотя кукольное личико, не испорченное работой холеное тело и длинные косы цвета ржавчины и обеспечивали ей приличествующий ее положению статус красавицы, ее зеленые глаза не излучали ни добра, ни теплоты, а на челе, если и запечатлевалась какая-нибудь мысль, то только о том, как бы еще потешить свое безмерное тщеславие. Судя по всему, капризная красавица сегодня решила получить новую игрушку.

На расстоянии шага от нее, удобно расположившись на выстланном шкурами горных котов и пещерных табурлыков высоком сидении, окруженный уцелевшими наемниками, горделиво восседал княжич Синеглаз. В отличие от посланцев, сын князя Ниака чувствовал себя здесь как дома. Блаженно сощурившись, он с удовольствием потягивал таме трехлетней выдержки и привозное Боргосское вино, любовался новыми перстнями и обручьями и, мимоходом заигрывая с Медью, снисходительно поглядывал на стоящую у края помоста Птицу. Ну что с нее взять: царевна-то она, конечно, царевна, а так девка глупая, которая только и годится, чтобы мужу угождать и рожать ему детей, продолжая царский род. Разумеется, на роль мужа княжич прочил себя.

Птице жгуче хотелось, чтобы княжич подавился или его, как тогда в травяном лесу, скрутил жестокий приступ боли. Ибо благополучие и нега, в которых пребывал вероломный сын князя Ниака, составляли разительный контраст с тем, как Земляной Град принял Ветерка.