При этом речь шла исключительно об истребителях, а никак не о перегруженных грузовиках и пассажирских лайнерах, для которых в силу их габаритов и простая стыковка представлялась операцией, напоминающей любовные игры гигантских черепах. И уж конечно, все участвовавшие в шоу пилоты всю жизнь проводили в корабельной рубке, не пытаясь доискиваться до научных секретов противника и не отправляясь хлебать грязь вместе с окопной братвой, а перед выступлениями на шоу, помимо тренировок, соблюдали строжайший режим питания и сна.

Туся переключилась на другую камеру, которая увеличила покрытое испариной, бледное до синевы лицо Арсеньева. Глядя на его лоб со вздувшимися венами, наблюдая капли крови, стекающие на щеку из рассеченной и вроде бы заживленной скулы, она представила себе, что сейчас происходит с ранами на спине, и ей стало страшно. Даже в амортизаторах чередование тяжести перегрузки с невыносимой легкостью невесомости или свободного падения проявлялось головокружением и тошнотой. Сбитые с толку внутренности словно хотели поменяться местами, а не успевающее отладить ритм сердце, казалось, скакало от диафрагмы к гортани. А ведь броня не давала такой защиты.

— Что он делает?! — словно угадав ход Тусиных мыслей, всхлипнула Мишель, — Он что, хочет, как в прошлый раз, закончить комой? И зачем он только согласился на этот эксперимент с вакциной? Лучше бы оставался таким, как все.

Туся аж подпрыгнула, насколько это было возможно при тройной силе тяжести, вызванной перегрузкой во время очередного маневра. Она точно не ослышалась? Неужто почти сверхчеловеческая быстрота реакции, звериная выносливость и сила, которыми поражал за время их невероятного броска Командор, появились после испытания вакцины ее отца? Но в таком случае, почему Арсеньев утверждал, что вакцинация никак на него не повлияла? Она вспомнила эпизод в затопленных тоннелях, когда он невзначай подслушал ее мысли о Галке. А что если и ее способности проснулись только при встрече, ставшей катализатором?

— Вернер тоже участвовал в эксперименте? — в волнении спросила она.

— Его не допустили по состоянию здоровья, — отозвалась Мишель. — Он страшно расстроился, переживал о том, что подвел учителя, а я сейчас благодарна судьбе за то, что сохранила для меня хотя бы его.

Туся вновь случайно нырнула в чужие воспоминания, и увидела уютное помещение студенческого кафе и юношу, который, сидя напротив девушки, нежно поглаживал ее руку. В молодом человеке она узнала Арсеньева, как он выглядел, когда много лет назад приходил в дом отца, еще до плена у змееносцев. Девушкой была несомненно Мишель, тоже юная и совершенно влюбленная. Впрочем, это не мешало ей видеть Вернера, который сидел чуть в стороне и исподволь любовался красавицей, не имея особой надежды. Что же произошло?

Неужто Арсеньев и в самом деле так изменился после испытания вакцины, чем испугал возлюбленную? Или же Мишель побоялась взвалить на хрупкие плечи непростую долю жены офицера, предпочтя спокойствие, комфорт и уют, которые давал графский титул и высокая должность финансового директора преуспевающего концерна?

Графиня хотела что-то сказать, возможно, в свое оправдание, но вместо этого испуганно вскрикнула и вновь запричитала:

— Он точно сошел с ума! Решил нас всех погубить.

Туся понимала ее волнение: на них надвигалась вся эскадра, включая оба эсминца, и Арсеньев собирался идти в лобовую.

Туся изо всех сил вцепилась пальцами в одеяло, сожалея, что рядом нет Шусмика. Сближение длилось целую вечность, словно все корабли провалились в черную дыру, где время остановилось или движется в обратную сторону. Туся видела истребители Альянса, своей хищной статью напоминающие кондоров или птерозавров, в страхе наблюдала за махинами эсминцев, каждый из которых занимал площадь равную небольшому континенту. Хотя один из гигантов стараниями Славы получил существенные повреждения, бортовой компьютер сумел стабилизировать его курс и распределить горючее между тремя уцелевшими двигателями. И самое главное, что все корабли ощерились сотней орудий, готовых в любой момент изрыгнуть потоки смертоносной плазмы. Другое дело, что артиллеристы на палубах у Арсеньева и идущих у него в кильватере Савенкова и Цоца-Цолы тоже только ждали приказа.

— Неужто не отвернут? — неизвестно у кого спросил Пабло, в голосе которого звучал скорее интерес нежели страх.

— Кишка тонка! — насмешливо отозвался Клод. — Они воюют за деньги, а какой смысл стремиться заработать там, где нет возможности потратить.

Юный барс оказался прав. Конечно, змееносцев учили, что погибшие в бою получают в следующем рождении лучшую долю, но для потомственных кшатриев этот призыв не имел особого смысла, в брахманы они особо не стремились.

Когда истребители альянса перестроились, пропуская Командора и его звено, Пабло не выдержал — облегченно вздохнул. Туся подумала, а не рановато ли он расслабился, но в следующий миг уже Клод восторженно закричал:

— Смотрите! Смотрите! Вы тоже ее видите?

— Где?! — в один голос вскричали Пабло Мишель и Туся, понимая, что речь может идти только о червоточине.

— Да вот же! Прямо по курсу!

Теперь Туся тоже различила на обзорном экране сначала едва заметное, но постепенно разраставшееся пятно, окрашенное в самые невероятные цвета спектра. Словно кто-то забросил на орбиту звездной системы комок сияющих радуг, свернутых в извивающуюся, пульсирующую спираль. Не это ли чудо мироздания имели в виду морские бродяги викинги, когда складывали саги о сияющем Биверсте. Впрочем, мифы и предания всегда предполагали двойную, если не тройную трактовку. Да и не о преданиях сейчас шла речь.

— Если мы сейчас благополучно в нее войдем, то не грех и пару недель пролежать в коме! — возбужденно воскликнул Клод. — Если что, я готов поменяться местами с Командором.

Ох, зря он это сказал! Хотя сильнейшие перегрузки, которыми сопровождается любой скачок в подпространстве, еще не начинались, Туся внезапно почувствовала, что теряет сознание. Перед глазами плыла радужная муть, из которой в хаотичном порядке выныривали незнакомые значки, очертания приборной панели расплывались, ужасно болело все тело, горели раны, и по спине сбегали струйки крови.

Струйки крови, сбегающие по израненной спине? Э, нет, ее собственная боль имела совсем другой оттенок, да и не могла она видеть так близко приборную панель. Стало быть, радужная предобморочная рябь расплывалась перед глазами Командора. Пускай после испытания вакцины Арсеньев и приобрел какие-то новые качества, позволявшие ему совершать вещи, недоступные простому человеку, свои возможности он исчерпал еще вчера.

Конечно, на мостике находились первый и второй помощники, но вдруг они не успеют среагировать? К тому же, за время боя, навигационная автоматика корабля все-таки получила серьезные повреждения, и теперь пилотам, как пояснили Клод и Пабло, предстояло вести корабль через подпространство в ручном режиме.

Но разве Туся могла тут чем-то помочь? Перемещение десятка человек из рушащегося офиса Корпорации на платформу выжало ее досуха. Или силы все-таки остались? Ровно столько, чтобы почувствовать Арсеньева. Выпадая в обморочный мрак, понимая, что этого ни в коем случае нельзя делать, Командор хватался за последнюю соломинку, искал любую опору. Ей оставалось только открыть сознание и отдать последние остатки сил, невзирая на пробудившуюся вновь ревность к Мишель и легкую обиду на Арсеньева. Какие обиды? Почему он, собственно, должен ей докладывать, с кем встречался двенадцать лет назад. Все давно уже быльем поросло, а если и не поросло, то не об этом стоило нынче вспоминать.

Туся почувствовала, как от стремительно накатывающей слабости тяжелеют руки и ноги, как не может оторваться от подушки голова, а на лбу выступает испарина. При этом муть перед глазами почти исчезла, в сознание вернулась ясность, приборная панель, на которую она смотрела глазами Командора, перестала закручиваться центрифугой и вернулась на свое место. Даже рубцы, кажется, кровоточить перестали. А потом навалилась перегрузка и перед глазами апогеем абстракционизма замелькало роскошное буйство красок червоточины, которое могут наблюдать только глаза пилота. Или же это раскинул свои арки и своды уводящий в иные миры радужный мост.