— Вставай, — велел Святослав бывшему сотнику. — Вставай, Саморядов. Будешь у меня до конца дней своих десятником ходить. Пшёл вон.

Городской особняк губернатора князя Хилкова ломился от роскоши: стены были увешаны картинами в вычурных рамках, повсюду глаз натыкался на декоративные вещицы, выполненные из фарфора и золота, в гостиной по углам стояли два огромных мраморных льва. Не дом, а настоящий дворец.

Князь Василий Хилков оказался человеком высоким, седовласым, но ещё не слишком старым: лет пятьдесят, не больше. Он носил причёску с пробором и аккуратную щетину усов. Был одет в чёрный пиджак с позолотой на лацканах и серые брюки.

Полицмейстер Филатов же, наоборот, ростом не вышел, зато носил длинные, закрученные вверх усищи.

Мы с этими господами встретились утром шестого января. Вечером у меня был поезд в Москву, а завтра начинались государственные состязания, но прежде предстояло уладить все вопросы с местными властями. А вопросов у местных властей к нам с Горбатовым оказалось много.

Хилков встретил нас с Юрием Степановичем радушно и ничем не выказывал своё недовольство. Мы вчетвером: я, Горбатов, губернатор и полицмейстер сели за круглым столиком рядом с огромным камином, увенчанными статуэтками ангелов и большими позолоченными часами. Горничная принесла чай.

— Ну, господа, рад видеть вас здесь, — проговорил губернатор довольно высоким голосом, почти фальцетом. — Алексей Васильевич, позвольте лично выразить вам мои соболезнования. Ваших родителей я хорошо знал. Без сомнения, они были достойными дворянами.

— Благодарю, — ответил я.

— Однако мы с вами, господа, собрались здесь по другой причине. Так давайте не будем затягивать и перейдём сразу к делу. Заварили вы у нас кашу, господа. Разбой, грабёж, куча трупов. Придётся как-то улаживать проблему.

После двух часов переговоров мы с Горбатовым покинули дом губернатора.

— Видите, Алексей, как я и говорил, всё у нас получилось, — сказал Горбатов, когда мы оказались на улице. — А я даже не сомневался. Я давно знаю Василия Павловича. С ним можно договориться.

— Да, хорошо пообщались, — я остановился и огляделся по сторонам. — Но если честно, не слишком-то полагаюсь на этого Хилкова. Много ли он может?

— У князя большая стража, он дружит с полицмейстером и со многими чиновниками, без помощи которых не так-то просто вести дела с местными ведомствами, особенно в нашей ситуации.

— Им всё равно придётся давать на лапу, — поморщился я.

— Но сейчас, по крайней мере, этому никто не станет препятствовать.

— А что он будет делать, когда к нему придут люди из Москвы?

Горбатов задумчиво хмыкнул:

— Отправит их обратно в Москву.

— Хм. Не факт.

Хилков мне показался человеком продажным и доверия не вызывал. Но заправлял всем здесь именно он, а потому с ним следовало договориться. Впрочем, губернатор был даже рад, что Шереметевы перестали путаться под ногами и лезть в его дела — это чувствовалось. Но это сейчас. А как он поведёт себя, если сотрудничать с моими врагами окажется выгоднее? Я не питал иллюзий. В конце концов, два месяца Хилков закрывал глаза на то, что творил Сиволапов, и даже пальцем не пошевелил, чтобы приструнить его.

Цена за покровительство оказалась немалой. Мне пришлось пообещать Хилкову долю в предприятии, десять процентов. Таким образом, ярославская металлургическая фабрика стала частично контролироваться двумя местными дворянами. Основная доля, разумеется, была у меня, но я-то — в Москве, а они — здесь.

Мы с Горбатовым подошли к нашим припаркованным у крыльца автомобилям. Нас сопровождали две машины, полные стражников.

— По крайне мере, — продолжал Юрий Степанович, — если сверху поступят какие-либо указания, полицмейстер «проведёт проверку» и не обнаружит никаких нарушений. Уверяю вас, Алексей, ярославские чиновники на нашей стороне. Как думаете, почему Шереметев за долги годы так и не смог отобрать завод у вашего батюшки?

— Неужели Хилков помог?

— Никто у нас не был готов помогать ему. Вот и пришлось Шереметеву изгаляться, чтобы подмазаться к третьему отделению, когда они своё расследование задумали.

— Третье отделение… — проговорил я задумчиво. — Есть шанс, что и оно подключится. Сами посудите. У нас же заговор чистой воды. Осталось обвинить нас в государственной измене — и все пойдём в расход. И Хилков, в том числе.

Горбатов рассмеялся себе под нос, но прозвучал этот смех не слишком весело.

— А ведь могут, черти. Но будем надеяться, до такого не дойдёт. Понимаете, тогда серьёзных людей хотели задавить. Потёмкин — он же из московских, на него многие зуб точили. Да и, прямо скажем, сам он виноват. Неосторожно себя вёл, и амбиции не смог свои умерить, вот и поплатился головой. Сидел бы тихо, глядишь, и обошлось бы всё.

— Вы что-то знаете об этом? Отец мне ничего говорил.

— Так и мне Василий Владимирович ничего не говорил. Что мы тут знать-то можем? От дворцовых интриг далеки. Только слухи разные доходят.

— Да, у нас здесь теперь свои… интриги, — сказал я. — Ну, Юрий Степанович, давайте уже поедем. А то у меня поезд вечером. Ещё в усадьбу надо заскочить.

— Да-да, простите, что задерживаю своей болтовнёй. Рад был повидаться. Не последний раз, поди. Ну а если что, мой телефонный номер знаете, звоните в любое время. И желаю успеха в завтрашних соревнованиях.

Мы сели по машинам, и колонна двинулась в сторону усадеб.

Пока самой большой угрозой представлялось именно третье отделение. Если Орлов увидит некий интерес в том, чтобы прижать меня, он сделает это, не раздумывая.

Оставалось надеяться на разобщённость во властных кругах. Шереметевы были сами по себе, Орловы сами по себе, Бельские сами по себе. Все друг на друга косо смотрели и ждали возможности урвать кусок пожирнее и избавиться от «друзей» или, точнее сказать, сообщников. Разумеется, враги были у каждого рода, но влезать в личные конфликты друг друга никто не спешил.

Более того, гибель крупного отряда дружины могла подорвать репутацию Святослава в глазах его коллег. Если кто-то посчитает, что Шереметев слаб, его наверняка попытаются подвинуть.

А вот вопрос влияния Шереметева на нового императора вызывал дискуссии даже спустя сто лет. Наследники Святослава представляли дело так, что Александр IV имел очень доверительные отношения с главноуправляющим первого отделения. Независимые же исследователи полагали, что дела обстояли не столь однозначно.

Тем не менее, императору приходилось считаться со всей этой кодлой. Уже тогда он оказался фактически отстранён от управления государством, что было закреплено на законодательном уровне в сорок третьем году. По итогу десятилетней борьбы за власть под Шереметевых прогнулись все. Моей же задачей было не допустить этого.

Когда я вернулся в усадьбу, Дениса уже похоронили. Он покоился в роще рядом с остальными родственниками под скромным деревянным крестом, который в ближайшее время планировалось заменить на красивый гранитный памятник.

Остальные же трупы пришлось сложить за гаражом. Их отправку в Москву надо было ещё согласовать с нашими врагами.

В усадьбе я пробыл недолго. Захватив вещи, Лизу, Нику и Тамару, поспешил на поезд, который отправлялся вечером. Ночью мы уже приехали в Москву.

Завтра утром начинались государственные соревнования, и мне требовалось присутствовать на церемонии открытия. Кроме того, выступление младшей группы факультета огня так же планировалось в первой половине дня.

Хорошо хоть ехать никуда не надо, поскольку состязания проводились на арене нашего тренировочного комплекса.

Мы с Тамарой добрались на такси до ворот академии. Охранник удивился нашему столь позднему визиту, но пропустил.

Погода была тёплой, падал мокрый снег, налипая на наши пальто и шляпы. Широкая прямая аллея, ведущая к крыльцу главного корпуса, пустовала. Её покрывала ровная белая пелена, которую дворники поспешат убрать рано утром к приезду высокопоставленных гостей.