— Поздравляю. Очередная победа за вами, — сказал Вяземский. — Вы не только владеете искусством пламени, но и хороший воин. У Шереметева не было шансов.

— Да, не было, — согласился я. — Брось он мне вызов год назад, победил бы, а сейчас — нет.

Мы удалялись от места поединка, где возле трупа суетились дружинники, и я чувствовал огромное облегчение. Неизвестно, что будет дальше, но этот человек уж точно больше меня не побеспокоит.

— Теперь императору придётся назначить нового главноуправляющего, — продолжал Вяземский. — Многие рода попытаются просунуть на эту должность кого-то из своих. Бельские, Долгоруковы, Орловы… кто там ещё. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Сами не собираетесь?

— Нет, в политику я ни ногой.

— Понимаю вас. Тоже не собираюсь туда соваться. Однако кому-то придётся порядок. Без этого никак.

— Да, нужен сильный человек, кто прижмёт к ногтю тех, что чинит произвол.

— Если такой человек придёт к власти, он прижмёт к ногтю всех. Поэтому будьте осторожны со своими желаниями.

— Это вы верно заметили, Алексей. Такое тоже бывает.

Мы дошли до машин.

— За мной могут начать охотиться Бельские. Они наверняка натравят на меня полицию, — напомнил я.

— Никто не зайдёт без моего разрешения за ворота академии: ни полицай, ни третье отделение, — успокоил меня ректор. — Вам здесь нечего опасаться. Когда приедем, лучше отдохните как следует и готовьтесь к занятиям, а все неприятные мысли выкиньте из головы.

— Пожалуй, так и сделаю.

До академии мы добрались без происшествий. Оставив машину на стоянке, я отправился в свою квартиру. После драки чувствовалось внутренне опустошение. На заклинания ушло много эфира, поэтому пришлось медитировать, восполняя баланс.

Вечером позвонил Лизе и поделился своей радостью. Она даже не поверила вначале:

— Мёртв? Святослав мёртв? Да ты никак шутить изволишь?

— Я его убил на поединке и видел собственными глазами его обугленный труп. Поэтому — нет, никаких шуток. Он мёртв.

— Ты сражался на дуэли? И ничего мне не сказал⁈

— Как это не сказал? А сейчас что делаю?

— Хватит, Алексей. Почему ты мне не позвонил?

— Это что-то изменило бы?

— Нет, но…

— Ну и всё тогда. Радуйся, Лиза. Теперь жить нам станет спокойнее.

Я не был до конца уверен в своих словах. Вдруг Шереметевы захотят отомстить за своего родственника? Вдруг нападения продолжатся? Ну что ж, разобрался с одним, разберусь и с остальными. А сейчас надо просто порадоваться победе.

На следующий день первое, о чём поинтересовались Даниил и Пашка, когда мы оказались в лектории — это как прошёл поединок.

— Ты убил его? — спросил Даниил, подсаживаясь рядом.

— Да, — кивнул я. — Шереметев готов.

— Эх, жаль я это не видел. Трудно было?

— Ерунда. Но ещё раз повторяю: не болтай об этом, хорошо? Остальным не зачем знать, кто убил главу первого отделение.

— Как хочешь. Я обещал, и я сдержу слово.

Закончилась первая пара, началась вторая. Я сидел и слушал лекцию престарелого профессора, когда, протиснувшись между рядами, ко мне подошёл Комаровский и тихо проговорил:

— Господин Дубровский, вас Вяземский к себе срочно вызывает. Пройдёмте за мной.

Мы вышли из аудитории. Ректор стоял в коридоре.

— Можете идти, господин Комаровский, — велел он надзирателю, а затем обратился ко мне: — Алексей, пойдёмте. Я должен вам кое-что сообщить.

Появление здесь ректора и его обеспокоенный тон меня и самого встревожил. Сразу стало понятно, случилось что-то очень плохое.

Мы пошли по коридору в сторону лестницы.

— Итак, Алексей, сейчас же бегите к себе в квартиру, собирайте всё самое необходимое и возвращайтесь сюда. Я буду ждать вас в холле главного корпуса.

— Что-то случилось, ваше сиятельство?

— Да. Сейчас у ворот стоит полицейский отряд и ещё какие-то люди, возможно, шереметевские дружинники. Говорят, у них есть приказ на ваш арест. Я уже вызвал стражу. Никто не пройдут на территорию без моего позволения. Но вам оставаться здесь тоже нельзя. Надо уходить и как можно скорее.

Мы с Вяземским шагали через поле прямиком к ограде за полигоном. Ректор сказал, что там меня ждёт машина. Я должен был бежать из академии. В ворота сейчас ломились полицейские и ещё чёрт знает кто, желая расправиться со мной. Арест стал бы лишь предлогом: когда на моих руках защёлкнутся браслеты, ограничив мою силу, меня прикончат. Всё произошло так, как и предполагалось: убив Шереметева, я стал представлять угрозу для «круга власти». Им не нужен был столь сильный одарённый, который не только не подчиняется им, но и может бросить им всем вызов.

— Куда меня повезут? — спросил я.

— Мой стражник доставит вас к Оболенским, — ответил Вяземский. — А как поступить дальше, решайте уже с Петром Петровичем.

— Может быть, мне стоит остаться? Если полиция и дружина ворвутся в академию, вам придётся защищаться. Я помогу.

— Нет, Алексей, не стоит этого делать. Поезжайте к Петру Петровичу, остальное — моя забота.

— Но ведь неприятности у вас возникли именно из-за меня.

— Неприятности? — ректор хмыкнул. — Ну какие ж это неприятности? Так, мелкий казус. Сейчас я вернусь к себе в кабинет, позвоню полицмейстеру и скажу ему, что если эти недотёпы не уберутся отсюда немедленно, летом он не получит от меня ни одного эфирника, ни одного одарённого. Через полчаса они сами все разъедутся. Но вам, Алексей, в любом случае, опасно здесь оставаться. Иначе ищейки никому покоя не дадут.

Мы добрались до глухой кирпичная ограда полигона. Тут оказалась дверь, ведущая в своего рода коридор между кирпичной оградой и кованым решётчатым забором, опоясывающим территорию академии. За ним росли сосны, среди них стоял синий автомобиль, выделяющийся на снегу. Вяземский махнул рукой, в ответ свернули фары.

— Ну вот и всё, Алексей, — ректор повернулся ко мне. — Не знаю, когда мы увидимся вновь и увидимся ли вообще. Быть может, наши пути разойдутся навсегда. Но я был рад обучать такого способный студента и очень надеюсь, что когда всё закончится, вы вернётесь к нам. Впрочем, это вы уже решите сами.

— Спасибо и вам, — ответил я. — Первая академия дала мне многое. Я буду с теплотой вспоминать дни, проведённые здаесь.

— Удачи, Алексей!

— Всего хорошего, ваше сиятельство!

Я не кривил душой, говоря слова благодарности. Слишком многое у меня было связано с этим местом. За последние полтора года академия стала фактически моим новым домом, где у меня появились друзья и девушки, где во второй раз мне довелось пережить молодость.

Чемодан с вещами перелетел через ограду и бухнулся в глубокий снег, следом перелез и я сам. Махнул на прощанье ректору и потопал к машине.

В автомобиле меня ждал водитель — усатый эфирник средних лет.

— Куда едем? — спросил я.

— К Оболенским, вестимо. Его сиятельство велели вас туда отвезти.

— Отлично. Тогда поехали.

Водитель завёл мотор, и машина, развернувшись на тесном пятачке среди деревьев, двинулась в обратную сторону.

В лесу было полно снега, и автомобильчик с трудом пробирался по глубокой колее. Мы полчаса, если не больше ползли по лесу, пока не выехали на дорогу. Здесь машина помчалась резвее. Вскоре остался позади длинный мост — тот самый, который я всегда проезжал по пути в Москву, и впереди показались многоэтажные здания нового микрорайона.

Когда мы добрались до дома Петра Петровича, передо мной предстала такая же картину, как и возле особняка Оболенских в Екатеринбурге в день сражения с Демидовыми: множество легковых машин и несколько грузовиков стояли по обочинами дороги. Они заполонили всю улицу перед домом.

Водитель высадил меня возле ворот, у которых стояли два дружинника. Один потребовал назвать фамилию.

— Алексей Дубровский, — ответил я.

— Ваше благородие, его сиятельство ждёт вас на втором этаже, — сказал один из стражников, открывая калитку возле ворот.