Когда дело было сделано, дружинники пошли обратно, а мы остались.

— Да уж, — сказал серьёзно Вячеслав, — не думали мы, что у тебя откроется талант.

— Почему же, — спросил я настороженно, почувствовав что-то неладное в тоне брата.

— Давай только не будем делать вид, что никто ничего не знает, а? Всем известно, что ты — незаконнорожденный. Из уважения к отцу никто не трепался, но отец иногда совершал странные поступки, прямо скажем. Взять хотя бы тебя... Зачем он пытался выдать тебя за своего? Ну да не важно. Он уже нам ничего не расскажет. Но теперь ты здесь, и надо с этим что-то делать.

Слова Вячеслава звучали угрожающе, и я приготовился активировать блокиратор, который лежал в моей патронной сумке. Я посмотрел на Мстислава, но тот даже в лице не изменился — спокойно стоял рядом.

— И что же мы собираемся с этим делать? — спросил я.

— Да я вот думал-думал, — произнёс Вячеслав, — и решил, что тебе следует остаться в семье, — и увидев моё напряжённое лицо, он рассмеялся, — да не бойся так. Никто тебя не обидит.

— Да неужели? — нарочито скептически проговорил я. — Моя благодарность не знает границ.

— Хватит паясничать, — осадил меня Вячеслав. Когда надо, он умел откинуть ребячество и говорить серьёзно. Хотя чья б корова мычала. — Решается наше будущее. Ты, поди, всё дуешься на меня с братом, только вот, Даня, сейчас обиды наши надо отложить.

— Понимаю, — сказал я.

— То-то же! — Вячеслав медленно зашагал в сторону города, и мы с Мстиславом последовали за ним. — Знаю, почему ты вернулся. Отец завещал тебе кое-какие земли, и ты рассчитываешь их получить, так?

— Не отказался бы, — ответил я прямо.

— Я всегда с уважением относился к отцу, уважу его волю и сейчас. Ты получишь, что тебе причитается. Но есть условие.

Я вопросительно посмотрел на брата.

— Ты будешь сражаться за нас, — объявил он. — Знаю, ты хочешь свалить и отсидеться где-нибудь, пока не закончится эта заварушка, но я тебе скажу без обиняков: так не годится. Либо ты дерёшься на нашей стороне, либо ты не получаешь ни гроша из отцовского наследства. Если победит Гостомысл, тебе тоже ничего не достанется — думаю, ты и сам прекрасно понимаешь. Так что в наших общих интересах сделать всё, чтобы этого не случилось.

— Где гарантия, что ты исполнишь обещание? — спросил я.

— Да брось, Даня! — поморщился Вячеслав. — Мне и самому нужен человек, который будет управлять северными землями. А ты, хоть и ублюдок, но одной крови с нами, не чужой. Почему бы и нет? Вот победим, поедешь на север и делай там, что хочешь. Главное, подать исправно плати, да не мелькай шибко в столице. Тем более, ты — тёмный, тебе здесь не резон лишний раз околачиваться. Ну так что, согласен?

Я задумался. Предложение казалось разумным. У меня будут свои владения, и мне не придётся торчать при дворе — неплохой вариант. Я не очень доверял Вячеславу, но что ещё оставалось? Конечно, можно уехать и навсегда распрощаться с семьёй, ведь после этого со мной никто не захочет иметь дел, но неужели скитаться, невесть где, и постоянно ходить в Сон, чтобы заработать копейку на существование — лучше, чем владеть собственным куском земли? Я ответил утвердительно.

— Знал, что ты согласишься, — хмыкнул Вячеслав. — Значит, по рукам. Ах да, тут следаки хотят с тобой пообщаться. Ихний приор завтра желает встретиться. Не вздумай им проболтаться про свой талант. Понял?

— Можешь не напоминать, — проворчал я с досадой.

Когда я услышал про следственный отдел, настроение тут же испортилось. От следователей ничего хорошего ждать не стоит, особенно мне. А брат говорил об этом так, словно речь шла о какой-то мелкой неприятности. Он до сих пор не осознавал всей серьёзности проблемы.

Вечером, когда я отдыхал, листая учебник по дворцовому этикету, прибежал слуга, сказал, что Вячеслав ждёт меня у себя в кабинете.

Кабинетом оказалась комната смежная с той, где мы с Вячеславом вчера разговаривали. По стенам висели портреты родни, а у камина стоял стол. Сейчас на нём лежала большая карта.

Вокруг стола толпился десяток человек в богатых одеждах, среди них были и мои братья. Остальных я не знал, но очень скоро начал понимать, кто есть кто. Пузатый увалень с сединой в широкой бороде был нашим воеводой. Звали его Ростислав Данилович. Сухопарый мужчина средних лет с лысиной, усами и острой бородкой, одетый в малиновый кафтан оказался главой рода Заозёрных и, возможно, моим будущим тестем. Остальные господа тоже являлись главами родов, выступивших на стороне Вячеслава.

Когда я вошёл, собравшиеся спорили. Как оказалось, сегодня поступило донесение, что вражеская армия выйдет из Великохолмска буквально на днях, и теперь главы родов спешно решали, что делать. Некоторые были взволнованы, и не удивительно: никто не предполагал, что Гостомысл начнёт поход раньше, чем высохнет грязь на дорогах, никто не собирался воевать в ближайший месяц.

Я уселся на стул у стены и стал слушать.

Больше всего споров шло о том, какую тактику избрать: наступательную или оборонительную, вывести войска навстречу и принять бой или засесть в крепости неподалёку.

Главное, на что напирали сторонники обороны — это численный перевес сил противника. Если у нас в расположении имелось около трёх тысяч дружинников, то у Гостомысла — четыре или даже пять. Соответственно, больше и светлейших. При таком раскладе, нам будет сложно выиграть этот бой.

Однако сторонники открытого столкновения, среди которых был и Вячеслав, тоже имели разумные доводы. Вячеслав утверждал, что засесть в крепости — значит добровольно загнать себя в угол. Противник отрежет все пути сообщения и просто подождёт, пока наша армия не перемрёт с голода. Так не лучше ли ударить и нанести врагу хоть какой-то урон, а в случае поражения отступить на юг, на оперативный простор, заставив Гостомысла гоняться за нами?

На это возражали, что главное для нас — продержаться до момента, пока царь вмешается и прекратит конфликт, рассудив обе стороны. Но Вячеслав не верил в справедливое решение монарха, хотя некоторые бояре уповали именно не наго.

— Что, если предатели оклевещут нас? — спрашивал Вячеслав. — Что если государь прислушается к их лживым речам? Тогда нас объявят мятежниками и разбойниками и пошлют против нас регулярные войска. Нельзя полагаться на волю случая. Мы должны сами, своими силами покарать отцеубийцу. Он решил наступать? Хорошо. Мы выйдем и сразимся. Я не собираюсь сидеть и ждать, пока нас заморят голодом, я не допущу, чтобы Гостомысл разгуливал по нашим землям и переманивал на свою сторону бояр и сынов их. Он скажет: «Смотрите, эти трусы нос боятся высунуть из крепости. Значит, правда не на их стороне». И за кем тогда пойдут бояре и сыны их? К чьему войску примкнут? Я не допущу этого.

Спор шёл долго, но в конце концов, Вячеславу удалось убедить глав родов последовать его стратегии. В итоге уже поздно ночью было решено выводить армию из города и встретить Гостомысла на полпути к Острино. Вячеслав намеревался навязать брату сражение на склоне холма, расположив свои войска на вершине и заставив Гостомысла идти на штурм.

Эта идея понравилась многим. Теперь оставалось ждать пока Гостомысл начнёт наступление.

Я стоял, облокотившись на чугунные перила, и смотрел на мутную воду, что текла по узкому каменному каналу. Вечерело, на улице было слякотно и сыро. Обглоданный снег лежал вдоль дороги, разлагаясь под серой зябкой моросью, что временами исторгала из себя простёршаяся над городом сизая рвань облаков. По другую сторону улицы толпились домики, понуро глядя мне в спину мутными окнами. Мимо то и дело проходили горожане в заляпанных грязью плащах, и нет-нет, да пробегала упряжь лошадей, таща по лужам карету или телегу. Вечерело.

Анастасия согласилась встретиться здесь, на набережной, в старых кварталах. Я приехал пораньше и теперь задумчиво таращился на воду, ожидая свою невесту.