— Интересно, сколько времени на это потребуется, — сказал Воронцов.

— Ну… в ближайшие месяцы отпуска нам ждать точно не придётся.

— Это верно. Сейчас мы все нужны здесь, а вы, Алексей — тем более.

Орлов косо на меня посмотрел, укоризненно покачал головой, но ничего не сказал. С лейтенантом последние недели мы не общались. Он даже приказы мне не отдавал. Формально он всё ещё являлся моим командиром, но фактически я подчинялся Воронцову или напрямую Апраксину, хотя это и было нарушением устава.

Нашу беседу прервал боец с толстым рюкзаком, вломившийся в палатку. Почтальон. Он объявил, что есть письмо для прапорщика Озёрова. Я забрал его и расписался. Письмо оказалось от Гаврилова. Не было ничего удивительного в том, что управляющий решил сообщить мне, как дела в поместье, но почему-то, держа в руках конверт, я ощутил тревогу.

Вскрыл конверт, достал сложенный лист бумаги с печатным текстом. Сразу бросилась в глаза строчка «на поместье совершено нападение». Всё сжалось у меня внутри. Михаил Озёров! Этот подлец всё-таки осуществил свой коварный план.

Прочитав письмо полностью, я узнал, что во время штурма поместья были убиты четыре охранника, а ещё один охранник и дворецкий получили ранения. Враг попытался ворваться в дом, но защитникам удалось продержаться до прихода подкрепления с базы, после чего противник отступил, потеряв девятерых убитыми. Двух раненых захватили в плен.

От пленных мои ребята узнали про дом, которые арендовали нападающие, вот только те успели сбежать до того, как подтянутся наши силы. Предполагалось, что враг покинул город. Также пленные рассказали, что послал их Михаил Озёров. Они служили в его охране.

Произошли эти в прошлый понедельник, но поскольку почта до лагеря шла долго, узнал я об этом лишь сегодня.

Я аж зубы сжал от злости. Михаил уже давно хотел выкрасть Свету и, видимо, решил попытаться это сделать в моё отсутствие. Только вот не знал он, что Света уехала и что на моей военной базе рядом с поместьем круглосуточно дежурит полсотни охранников.

Новости были не сказать, что сильно плохие. В конце концов, бой завершился в нашу пользу. Но меня по-прежнему мучила тревога. События случились неделю назад. Что, если за это время Михаил предпринял новую атаку? Что, если он скоро снова нападёт? Или каким-то чудом узнает, где я прячу сестру?

Хотелось всё бросить, метнуться в Первосибирск и лично проверить обстановку, но нельзя. Не будь сейчас военного похода, я, может быть, и уболтал бы командиров, чтобы домой меня отпустили, а то и вовсе отправился бы в законный отпуск. Но сейчас обстоятельства складывались так, что я не мог поехать в Первосибирск, да и вообще, был шанс, что не вернусь вовсе. Чем закончится сражение с тёмным богом, никто предсказать не мог.

Одно я решил твёрдо: Михаил Озёров должен заплатить за свой поступок. Придёт время, и если жив останусь, нанесу ответный удар. Своим нападением папаша развязал мне руки. Теперь и я имел моральное право сделать то же самое. Пока он ходит под этим солнцем, ни мне, ни Свете не будет покоя.

— Вести из дома? — спросил Воронцов.

— Именно. Не очень приятные, — признался я.

— Что-то случилось? Если, конечно, не секрет.

— Просто у нас очень сложные отношения с отцом. Никак не может простить, что я из дома уехал.

— Ваш род в Нижнем, так ведь?

— Бывший род. Да, он в Нижнему.

— Жаль, что у вас так сложилось. Мои родители, например, гордятся тем, что я служу в гвардии. Странно, что ваш отец не ценит этого. Синий мундир — большая гордость для семьи и рода.

— Вероятно, у провинциалов другие взгляды, — съязвил Орлов.

— Николай, сейчас это не слишком уместно, — осадил его капитан.

— Слушаюсь, — буркнул лейтенант.

— Заседание офицерского суда состоится на днях, — произнёс Воронцов более холодным тоном. — Имейте в виду, господа.

Значит, Орлов всё же обратился в суд. Стоило ожидать. Хотя так даже лучше: разрешим наши разногласия официальным путём, и забудем об этом.

Ответное письмо я написал от руки. Приказал Гаврилову донести до губернатора сведения о нападении, совершённом на моё поместье людьми Михаила Озёрова. Третьяковым не понравится, что чужаки бесчинствуют в Первосибирске, а мне было необходимо заручиться поддержкой местной власти, ну или, по крайней мере, поставить её в известность.

Помимо этого, я велел управляющему отправлять отчёты каждый две недели. Это хоть немного прибавит мне спокойствия. Отсутствие возможности лично защитить собственный дом ужасно тяготило меня, но так складывались обстоятельства, и я ничего не мог сделать. Разве что побыстрее уничтожить тёмного бога и отправиться в отпуск, если позволят, конечно.

Офицерский суд состоялся на следующий день. Собрание проходило в шатре полковника Романовой.

Мы с Орловым явились к назначенному времени, с нами был капитан Воронцов. Первым вошёл лейтенант. О чём он говорил, я не слышал, но продолжался допрос недолго. Через десять минут он вернулся, и позвали меня.

В шатре стояли в ряд три стола, а за ними лицом ко мне сидели подполковник Апраксин, ещё один подполковник, два майора и в центре — сама Романова. Возле входа дежурил боец из охраны императорской семьи. Суд этот почти ничем не отличался от того, что был в учебке.

— Прапорщик Озёров, поклянитесь княжеской и офицерской честью, что всё сказанное перед офицерским судом будет чистой правдой, — сказала Романова.

— Клянусь честью офицера и князя.

— Хорошо. Лейтенант Николай Орлов имеет к вам претензию и утверждает, что вы нанесли ему личное оскорбление в словесной форме. Вы это признаёте?

— Так точно, я назвал лейтенанта Орлова напыщенным балваном или что-то в этом роде. Простите, деталей не помню, — ответил я. — Однако сделал это в ответ на обвинения в трусости. Это произошло после сражения с повелителем тьмы. Мы с лейтенантом Орловым вернулись в палатку, где он упрекнул меня в том, что я убежал с поля боя, якобы бросив прапорщика Бородина в беде. Однако по той же логике он должен был обвинить в этом и себя, и вас, и Его Императорское Величество, что, естественно, было бы глупо и немыслимо. Поэтому я и назвал его болваном. Считаю себя абсолютно правым, поскольку поведение лейтенанта Орлова в тот момент охарактеризовать иначе было невозможно.

— Свидетели были?

— Никак нет. Мы были наедине.

— Я поняла вас. Хотите ещё что-то добавить?

— Никак нет. Это всё, что могу сказать.

— Тогда на этом всё. Ожидайте возле входа. Вас обоих позовут, когда будет принято решение.

Я вышел, но ждать долго не пришлось. Спустя пять минут дежурный гвардеец пригласил нас с лейтенантом обратно в шатёр.

— Господа, мы вас выслушали и пришли к единодушному решению, — объявила Романова. — Вы должны извиниться друг перед другом за взаимные оскорбления. На этом инцидент будет исчерпан.

— Согласен, — ответил я, — но поскольку лейтенант Орлов первым нанёс мне оскорбление, то он и извиниться должен первым.

— Прошу прощения, господа офицеры, но этого я не сделаю, — отрезал Орлов. — Я остаюсь при своём мнении, что прапорщик Озёров проявил трусость, бросив боевого товарища в беде. Мне не за что извиняться.

Вот же баран, усмехнулся я про себя, и что ему неймётся? Предложили же нормальный вариант: извинимся друг перед другом и обо всём забудем. Зачем упираться?

Впрочем, Романова и другие офицеры спорить не стали.

— Это ваш окончательный ответ, лейтенант? — спросила безразличным тоном полковник.

— Так точно, ваша светлость. Это мой окончательный ответ, — гордо задрав подбородок, отчеканил Орлов.

— Значит, вас рассудит дуэль. Проигравший принесёт извинения. Вы согласны с этим?

Мы с Орловым ответили утвердительно. Так вот, значит, чего он добивался. Только зачем?

— Лейтенант Орлов, вы обладаете более низким рангом, нежели прапорщик Озёров. Вы имеете право найти замену, — сообщил Апраксин.