В среду прошли похороны моего отчима. Степан взял на себя все расходы, так что ни я, ни Маша не заплатили ни копейки.

Народу было немного: явились Степан с Галиной и Лёшей, Маша с Маликом, ну и я.

На улице стояла жара. Четыре носильщика тащили гроб, в котором лежало тело. Отчим сейчас выглядел маленьким и щуплым, бледное синюшное лицо покойника усохло, щёки втянулись. Скорбная маска застыла трагической миной. Мне почему-то подумалось, что отчему Дениса пришлось много помучаться в жизни. Даже как-то жалко стало. Сволочь он, конечно, та ещё, но кто знает, как бы сложилась его судьба, и каким бы человеком он стал, если бы не смерть жены? Кажется, именно после этого он запил, потерял работу на заводе и оказался выброшен на помойку. Это породило в нём злобу и обиду на весь белый свет. И обиду эту он вымещал на нас, своих детях.

Его зарезали, пырнули в тюрьме заточкой. Никто не знал, как так получилось, виновных не нашли.

Крышку закрыли, гроб опустили в землю. Священник прочитал молитву, после чего могильщики начали заспать яму землёй. Земля глухо стукалась о крышку гроба, пряча в себе бренное тело ещё одного ненужного здесь человека.

Сестра с мужем уехали на метро, а меня Степан снова отозвал в сторону. Галина и Лёша сидели в машине, а мы прохаживались возле ворот кладбища.

— На днях я зашёл в твою школу и справился у учителей насчёт твоей успеваемости, — сообщил Степан. — Меня не обрадовало то, что я узнал. Твои оценки сильно ухудшились за этот месяц, три раза ты не сделал домашнее задание. Один раз ты даже прогулял уроки. Что случилось Денис? В чём причина?

— Кто знает? Дыра в башке, — усмехнулся я. — Мозг стал хуже работать.

— Денис, я не шучу. Если есть проблемы со здоровьем, стоит показаться врачам.

— Никто из учителей ко мне пока не придирается, — ответил я серьёзно. — Да, я, кажется, забыл что-то выучить, но мне единицы не ставили.

— Это из-за того случая в школе. Тебя считают кем-то вроде местного героя. Почти все уверены, что это ты остановил нападение. Само собой, тебя на экзаменах вытянут. Но проблема-то в другом. Помнишь наш разговор по поводу гимназии? Тебе нужно учиться дальше. Или собираешься всю оставшуюся жизнь торчать в мастерской? Лично меня такое не устраивает.

— Ага, потому что статус и всё такое… — добавил я.

— Возможно, для тебя это сейчас пустой звук, но когда подрастёшь, поймёшь, сколь важны в жизни многие вещи, которые в настоящий момент тебе кажутся несущественными. Так что скажешь? Мне взяться за твоё образование?

— Не стоит. Я всё улажу. Просто много дел навалилось.

— Но ты же понимаешь, что прочие дела должны отойти на второй план? Бросай мастерскую. Почему ты так в неё упёрся? Видишь же, что не справляешься. Неужели не понимаешь, что на кону твоё будущее?

— Я это очень хорошо понимаю, и именно поэтому не могу всё бросить. Для начала я должен кое-что сделать. Иначе, остальное бессмысленно.

— Но что? — удивлённо развёл руками Степан. — Что ты должен сделать?

— Пока не могу сказать.

— У тебя проблемы? — Степан остановился и посмотрел на меня.

— Нет.

— Ты что-то скрываешь. Я вижу. Почему не хочешь рассказать? У меня есть связи. Если нужна помощь, ты всегда можешь ко мне обратиться.

— В данном случае я должен сделать всё сам.

— Признаться, мне всё меньше и меньше нравится твоё поведение… В общем, так, — подытожил Степан. — Если не вытянешь все предметы за этот месяц, я прекращу твою деятельность в мастерской, переселю в мой дом, и будешь всё лето заниматься с репетиторами. Я так решил.

— Попытаюсь вытянуть, — уверил я.

— Надеюсь. А теперь вот о чём хочу поговорить с тобой. Я считаю, что ребятам, вроде вас с Алексеем, нужна полноценная семья, а потому собираюсь вас усыновить. Как на это смотришь? Ты можешь спросить, зачем? И это закономерный вопрос: мы не так давно знакомы и ещё достаточно плохо друг друга знаем. Да, это так. Но у меня есть кое-какое имущество, и я бы желал, чтобы были и наследники, кому можно передать всё ценное, чем я владею. А детей, как ты знаешь, у нас с Галиной нет. Я не требую ответа сейчас, просто имей ввиду, что такое возможно.

— Ладно, — проговорил я. — Спасибо, что заботишься о нас.

— Не за что. Помни только о нашем уговоре.

Тут у меня в голове мелькнула мысль:

— Послушай, Степан, мне, кажется, и правда требуется кое-какая помощь. Нужен врач. «Духовный» врач, который владеет техникой восстановления.

— Что именно тебя тревожит? — участливо спросил Степан.

— Точнее, не совсем мне. Моей знакомой. Она пострадала от рук одного подонка, которому вздумалось над ней поиздеваться. У девушки теперь лица почти нет. Ожоги. В общем, всё очень плохо. Она жить не хочет после случившегося. Обычная медицина тут бессильна, а вот для «духовной» — большой проблемы не будет.

— Кто она тебе?

— Никто, просто знакомая.

— Но я не могу помогать всем твоим друзьям.

— Ты же собирался помочь мне. Считай, что делаешь это.

— На лечение подобных травм потребуется крупная сумма. Я хоть и не бедный человек, но не могу разбрасываться деньгами направо и налево. Пойми меня правильно. Собственная семья — это одно, посторонние люди — совершенно другое.

— Понимаю, — кивнул я. — Само собой. Ладно, давай. Свидимся, — я протянул руку.

Мы попрощались, и я пошёл к мотоциклу, но Степан окликнул меня.

— Как зовут твою знакомую? — спросил он.

— Тамара Чернова. Пятьдесят третья больница, в Покровском. Травматологическое отделение.

— Я подумаю, что можно сделать, — сказал Степан.

На обратном пути я размышлял о предложении моего попечителя. Зачем он хочет нас усыновить — это вопрос не давал покоя. То, как Степан это объяснил, выглядело чушью. Чтобы оформить на нас наследство, усыновлять никого не нужно. Тут что-то ещё… Да и вообще, казалось, у Степана есть какой-то план, и все события — арест отчима Дениса, его заключение, смерть — будто следовали ему. Впрочем, это могло быть всего лишь моё разыгравшееся воображения, и никаких совпадений на самом деле не было.

На следующий день мы с Олесей проводили время в мастерской. Я расположился за залитым кофе столиком, где сотрудники обычно обедали. Тут находились электроплитка с двумя конфорками и кипятильник. Олеся сидела рядом, обложившись чеками, и что-то считала на массивном старомодном калькуляторе. Я занимался уроками, записывал в тетрадке очередное скучное задание. По радио играла музыка. Близился вечер.

Сеня сегодня отпросился пораньше и уже ушёл, а Женя с третьим моим сотрудником ремонтировал мопед, параллельно обсуждая ситуацию в стране. Вопреки заверениям властей, конфликт в Закавказье не утихал, а наоборот, разгорался с каждым днём всё сильнее, на усмирения повстанцев отправили пятнадцатую горную бригаду, дислоцировавшуюся в Грузинской губернии, началась полноценная война.

Я засмотрелся в окно. В это время к мастерской подъехали три машины. Большой приземистый седан белого цвета, бежевый универсал и длинный чёрный внедорожник. Двери открылись, вышли люди. Их лица закрывали платки, в руках были штурмовые винтовки и дробовики. И я понял, что они пришли за мной.

Затрещали автоматные очереди, зазвенело разбитое стекло.

— Ложись! — крикнул я. Олеся сидела рядом, я повалил её на пол, закрывая от пуль.

Выстрелы слились в сплошной треск очередей, пули крошили штукатурку на стенах, а та сыпалась нам на головы. Нас с Олесей закрывала администраторская стойка с кассовым аппаратом, и налётчики стреляли наугад.

— В коридор! — я попытался перекричать грохот стрельбы. Не знаю, удалось ли, но Олеся всё поняла и поползла к задней двери. Я — следом.

Мы уже были близки к спасению, когда в мастерской что-то полыхнуло. В мгновение ока помещение заполнил огонь. Я вскочил на ноги, схватил Олесю за руку и мы, пригнувшись, ринулись к выходу. Пулей вылетели в коридор. Упали на пол. Огонь рыжим зверем вырвался вслед за нами, облизал потолок и отступил. От хлипкой деревянной двери остались горящие обломки. В мастерской что-то засверкало, раздался грохот, похожий на тот, что бывает при грозе. Продлилось это считанные секунды, а потом прекратилось. Коридор потонул в дыму.