После обеда мать и дочь Жуковские захотели пойти к себе в купе. Вероника дала мне свою визитку.

— Алексей, если появятся вопросы, или помощь какая потребуется, вы не стесняйтесь, звоните. Буду рада увидеться снова.

— Обязательно, — я забрал визитку. — Думается мне, вопросы ещё появятся и не раз.

От меня не укрылся взгляд, который Марина кинула на свою мамашу. То ли упрёк, то ли ревность сквозили в нём.

— Мам, ты что, кадришь парня, который мне ровесник? — возмутилась Марина, когда они с матерью вернулись в своё роскошное двухместное купе первого класса.

— Мы просто мило беседовали, — с загадочной улыбкой ответила Вероника. — Что в этом такого? Приятный молодой человек и, надо сказать, очень храбрый, раз сам решил ехать к нам на границу.

— Ага, я видела, как ты на него смотрела.

— Ой, видела она. Придумываешь тоже.

— Вовсе не придумываю.

— И что? Хватит совать нос не в свои дела. Мала ещё.

— Мала? Мне, вообще-то, восемнадцать уже. Ты в моём возрасте меня родила.

— В твоём возрасте я не лезла в дела старших. Чему тебя в гимназии учили? Я что, зря тебя отдала туда? Никаких манер, — картинно вздохнула Вероника. — Сама-то, едва мальчик симпатичный попадётся, так и стреляет глазами. Не пристало так себя вести молодой княжне.

— Да я тоже не понимаю, зачем ты меня запихнула в этот институт благородных девиц. Кого они должны были из меня сделать? Вообще-то, во всех нормальных семьях детей гувернёры обучают.

— Во-первых, у нас нормальная семья, не хуже других. Что тебя не устраивает? А во-вторых, у меня нет столько денег, чтобы тебе учителей на дом приглашать. Я и так, как ты видишь, продала наше московское предприятие, чтобы расплатиться с долгами. Да ещё и на рубеж опять придётся идти, чтобы тебе на приданое заработать.

— Да, молодец, папочка, всё в карты проиграл, а потом скопытился в тёмной области. Ещё не хватало, чтобы и ты там же сгинула.

— Успокойся, Марина, всё будет хорошо. А про отца не говори дурно. Какой бы он ни был, он погиб как герой.

За окном мелькали дома, поезд подъезжал к очередной станции. Лежащий на столике телефон заиграл мелодию.

— Алло, княгиня Жуковская слушает, — Вероника поднесла телефон к уху.

— Алло, здравствуй, Вероника Павловна, — раздался резкий мужской фальцет. — Как ваши дела? Как дорога? Всё ещё в пути, полагаю?

— Вы следите за мной, господин Любецкий? С какой целью звоните?

— Вы и сами, думаю, догадались. Вы вынуждаете меня раз за разом напоминать вам о долге. Мы уже очень давно не получаем от вас ничего, кроме обещаний. Я понимаю, у вас горе, вы потеряли супруга, поэтому я дал вам время. Но прошло уже два года. Если будете и дальше тянуть с выплатой, мне придётся наведаться к вам в гости.

— Господин Любецкий, — холодно произнесла Вероник, — не смейте разговаривать со мной таким тоном. Я верну ваши деньги, я давал слово. Этого недостаточно?

— Мы ждём, Вероника Павловна, мы ждём.

Вероника завершила звонок и в сердцах бросила телефон на столик. Звонок всё настроение испортил.

— Опять этот урод звонил? — спросила дочь. — Достал уже.

— Он самый.

Весь вечер я расспрашивал своего управляющего про Жуковских и прочих аристократических родах Первосибирска, но много выведать не удалось. Гаврилов в таких вопросах не разбирался. Он мог рассказать, какая прибыль и какие расходы у моего дяди были в том или ином году, сколько людей служило у Давыдовых, сколько было недвижимости и акций, но про высшее общество Первосибирска не знал почти ничего.

Его постоянно отвлекали телефонные разговоры. Почти на каждой станции Гаврилову кто-то звонил: то охрана поместья, то брокер, то какие-нибудь управляющие. Он гарнитуру с уха даже не снимал. А мне только Света один раз звонила, да и то не дозвонилась, поскольку поезд в это время мчался по сибирским просторам. Я перезвонил на станции, сказал, мол, всё в порядке, поговорим, когда устроюсь на новом месте и разберусь с делами.

С Вероникой и Мариной Жуковскими мы пересеклись лишь утром на завтраке, но когда я пришёл в вагон-ресторан, они уже уходили, поэтому пообщаться нам не удалось. В третий раз встретились уже в Первосибирске. Мы с Гавриловым вылезли из вагона, и как раз в это время мимо гордо шествовали Вероника и Марина. За ними плёлся носильщик с горой чемоданов на телеге.

— Вот мы и встретились. Как тесен перрон. Кажется, нам по пути, — сказал я. — Проводить?

— Мы будем рады, если составите нам компанию, — улыбнулась Вероника.

— Да, а то ведь идти так далеко, — добавила Марина с долей ехидства.

И мы пошли втроём в направлении вокзала. Гаврилов, вёзший мой чемодан, держался позади. Девушек ждало такси, а нас с управляющим — личный автомобиль.

Пройдя здание вокзала, мы направились к площадке, куда подъезжали машины. Теперь впереди шагал Гаврилов, отмахиваясь от назойливых таксистов, предлагающих подвезти, и показывая дорогу.

Внезапно из привокзальной сутолоки вынырнули и преградили нам путь трое мужчин, одетые в классические костюмы. Гербов на пиджаках не было, но от всех ощущались вибрации силы.

— Вероника Павловна, — проговорил один из них, полностью лысый; он был сильнее остальных двух. — Добрый день. Мы от Василия Степановича. Он приказал встретить вас и проводить домой.

Вероника остановилась:

— Передайте Василию Степановичу, что мне не нужна его помощь. Я уже вызвала такси.

— Можете отменить заказ. Василий Степанович настаивает.

— Пусть настаивает сколько хочет. Прочь с дороги!

Не знаю, кто такой Василий Степанович, но было похоже, что княгиня Жуковская совсем не рада его заботам.

— Вам придётся пройти с нами.

— Вероника Степановна сказала, что ей не нужны сопровождающие. Вам непонятно? — я встал между Жуковскими и незнакомцами. — До твоей лысой башки так трудно доходит?

— А вас, сударь, это дело не касаются. Отойдите! — резко проговорил мужчина.

— А не то что?

Кожа незнакомца стала ледяной, а у других двух вокруг кулаков появилось магическое свечение.

Стихийная магия и в моём мире тоже существовала, но она считалась более сложными и менее эффективными, чем энергетическая. Как правило, стихийные техники применялись как дополнение к базовым, к коим относились укрепление тела, силовые поля, энергетические удары и снаряды. В прошлой жизни я по молодости пытался постичь стихию воздуха, но сильно в ней не преуспел, изучив лишь самые простые техники, а в бою чаще пользовался энергетикой, которая позже трансформировалась в тёмную испепеляющую субстанцию.

Здесь, похоже, стихийная магия была в большем почёте.

Стоявший передо мной мужчина выглядел, как ледяная статуя. Под воздействием силы духа лёд становился прочным, как танковая броня, но какой в этом смысл, если и с кожей можно сделать то же самое, укрепив её энергией? Это и легче, и проще. В общем, я пока плохо понимал, как тут обстоят дела с магией, но то, что сейчас придётся драться, сообразил сразу.

Вот только меня мучили сомнениями: стоит ли убивать этих двоих или просто нейтрализовать их? Слишком уж народу вокруг много. Поэтому лучше всего сейчас воспользоваться воздушными техниками, которые не приведут к летальному исходу и разматыванию кишок по всей привокзальной площади, а тьмой пока не кидаться.

Лысый вытянул ладонь в мою сторону, и меня сковало льдом. Руки, ноги и туловище покрылось толстой прозрачной коркой. То же самое случилось и с Гавриловым, который опять создал свои огненные шары, но так и не кинул их: они просто-напросто потухли.

— Пожалуйста, не вмешивайтесь, — проговорил лысый. — К вам у нас нет претензий. Вероника Павловна, пройдёмте с нами.

Я направил в мышцы всю внутреннюю энергию, и сковывающая меня корка льда с треском рассыпалась. Движение ладонью вперёд — и воздушный удар отбросил лысого прочь. Он пролетел шагов десять и ещё столько же прокатился по асфальту. Ещё два резких паса руками, и та же участь постигла его напарников. От избытка «духовного огня» вокруг моих рук появилась чёрная дымка, которую пока что не получалось контролировать.