— Я здесь живу. Хочешь зайти?

— С удовольствием, но на обратном пути.

Мне действительно интересно, на что похоже место обитания Киры, к тому же мне нечасто доводится бывать у тенников в гостях. Если верить рассказам Витки, которая гораздо больше дружна с ними, это весьма необычно и познавательно.

— Как хочешь, — усмехается Кира.

Мы спускаемся в подземный переход. Идем вниз этажа четыре, не меньше. Ржавая железная лестница явно рассчитана на существо, обладающее хорошей спортивной подготовкой: расстояние между ступеньками в добрых полметра, а вся конструкция, подвешенная на стальных тросах, дрожит и вибрирует при каждом шаге. Полумрак — нижние прекрасно видят в темноте, а на посторонних спуск не рассчитан. Кира идет уверенно, не оглядываясь на меня. Я сначала держусь за перила, но когда железная труба, из которой они сварены, прогибается под рукой, перестаю надеяться на то, что ограждение мне хоть чем-то поможет. Здесь пахнет пылью, ржавчиной, землей и еще почему-то морской водой.

Наконец проклятая лестница заканчивается — входом в абсолютно черный туннель. Кира идет уверенно, я же замираю на входе и пытаюсь заставить зрение различать хоть что-то. Бесполезно — кто-то так заколдовал туннель, что мне не удается ничего. Кира возвращается, кладет руку мне на плечо. Я вижу его глазами, но не очень хорошо — все подкрашено зеленоватым гнилушечным сиянием, которого для меня недостаточно. Тенник ведет меня за плечо, игриво щекоча когтями через куртку. Иногда он увлекается, и раздается противный скрежет рвущейся джинсы. Но сейчас меня не занимает, на что будет похожа куртка, — я в основном думаю о том, как бы не упасть. И еще — будет ли поход стоить информации, которую мы получим.

Повороты, спуски, лестницы — скоро я понимаю, что едва ли смогу найти выход сама. Разве что по запаху — но в йодно-соленом воздухе все они быстро тают. Кто-то попадается нам навстречу — я едва его различаю. Что-то приземистое, широкое, но беззвучно скользящее над полом. Четко я вижу только две пары круглых зеленых глаз. Кира аккуратно обводит меня вокруг нижнего. В кромешной тьме я спотыкаюсь о какую-то ерунду на полу и падаю, разбивая коленку в кровь. Очень больно.

— Ну ты даешь, — ворчит Кира, ощупывая быстро промокшую штанину.

— Не видно ни пса, какая зараза тут такую тьму натворила? — злюсь я.

— Техника безопасности. Наши мудрецы гостей непрошеных не любят...

Мудрецы подвальные, ворчу я про себя. Кира поднимает меня на руки и перекидывает через плечо. Интересный фокус, учитывая, что в этот раз мы с ним одного роста. Но ему, кажется, все равно. Я болтаюсь вниз головой, мне страшно неудобно, и ничего романтического в этом нет. Еще минут пятнадцать — повороты, спуски, подъемы в полной темноте, и Кира вносит меня в здоровенный грот. Потолка я не вижу — он скрывается в полутенях, но сам грот неплохо подсвечен, причем источников бледно-голубого света я не вижу. Меня наконец-то ставят на пол, я оглядываюсь и не могу сдержать восхищенного вздоха.

Здесь явно поработала рука мастера-тенника: что-то отшлифовано, что-то отполировано, но большая часть стен оставлена в неприкосновенности. Сталактиты, сталагмиты и прочие пещерные радости представлены во всем великолепии. Где-то монотонно капает вода, и эхо гуляет между стен.

— Не слабо, — оглядываюсь я. — Мудрецы живут здесь?

— Нет, это что-то вроде холла. Нам туда. — Кира показывает на проход между двумя глыбами камня, в которых можно различить две грубо высеченные статуи лежащих кошек.

Здесь чище и почти светло — вдоль коридора у самого потолка развешены сияющие шары, в которых шевелятся мелкие живые источники света. Неужели светлячки? Приглядываюсь — нет, скорее какие-то светящиеся червячки. Интересно, их нужно кормить? И если нужно — то каждый раз приходится проходить со стремянкой?

Кира приводит меня в небольшую пещеру с гладко отполированными стенами, кивает на плоский камень в углу, больше всего похожий на надгробие. На нем даже вырублена какая-то надпись, но этих рун я не знаю.

— Садись. К нам скоро придут.

И действительно — скоро из стены выходит бледное долговязое создание, заставляющее вспомнить историю голема или чудовища Франкенштейна, настолько это человекообразное чудовище несуразно. Словно его наспех собрали из плохо подходящих друг к другу частей тела. Голова крупная, шея тонкая, руки бугрятся мускулами, но грудная клетка впалая — какая-то карикатура на человека. Светящимися зелеными глазами он смотрит на Киру, затем на меня.

— Нам нужен кто-то из хранителей памяти, — говорит Кира. — Тех, кто может рассказать о войне за верхние вуали.

Блеклое недоразумение уходит обратно в стену.

— Это зомби, что ли?

— Нет, — смеется Кира. — Он не хотел тебя пугать своим истинным видом, а как выглядят люди — давно забыл.

— Тьфу ты, — тоже начинаю смеяться я. — Лучше бы уж показался как есть, а то я и впрямь испугалась. Старейшины тоже так выглядят? Или как их там — хранители?

— Не знаю, сама увидишь.

Я ожидаю увидеть что-нибудь экзотическое — хоть чудовище, хоть химеру, на худой конец — такого же голема, как предыдущий, но хранитель оказывается растрепанного вида юнцом в рваных джинсах и майке с фломастером намалеванным пацификом. Длинные волосы собраны в хвост. Не хватает только бисерных фенечек на руках — а то был бы юный хиппи. На обычного тенника он похож, как я на оглоеда.

— Привет, Кира, привет, Тэри. Мне сказали, вам понадобились старые сплетни? — обаятельно улыбается он.

Я удивляюсь, откуда он знает мое имя. Впрочем, на то он и особо мудрый тенник.

— Да, — кивает Кира. — Не мог бы ты рассказать о том, кто во время войны за верхние вуали использовал Пустоту как оружие?

Хранитель недоверчиво щурит на него длинные серо-зеленые глаза.

— А сам, что ли, не в курсе?

Кира отчетливо напрягается — я сижу вплотную к нему и чувствую это. Интересное кино. Кажется, сейчас я услышу что-то интересное. Например, об истинном возрасте Киры и его участии в тех легендарных событиях. Но нет — оба просто смотрят друг на друга, потом Кира расслабляется.

— Да нет, не в курсе, — лениво говорит он. — Расскажи нам.

— Как, всю биографию? — Хранитель очень хорош собой и знает, как этим пользоваться. У него прекрасная, искренняя и теплая улыбка, симпатичная физиономия. Когда он задерживает на мне взгляд, делается так хорошо, словно я нежусь под первым весенним солнышком. Несмотря на хипповый вид, у него весьма крепкие руки, и он кажется скорее борцом-восточником, чем мирным пацифистом. Судя по развитости мускулатуры, врезать этот пацифист может не слабо.

Хочется погладить его по плечу, почувствовать, как перекатываются мускулы под кожей.

Тенник ловит мою мысль еще до того, как я успеваю одернуть себя, жмурится. У него зеленовато-серые совершенно человеческие глаза, длинные темные ресницы. По краю радужки — черные точки. Странно, я так хорошо вижу его лицо, а он стоит шагах в двух от нас.

— Нет, всю биографию не надо. — В голосе Киры льдинками колется едва уловимая неприязнь. — Только то, как это для Города было.

Хранитель бросает на Киру острый взгляд, на мгновение становясь резким и совсем не обаятельным. Что-то между ними происходит, едва заметное противостояние — но почему, отчего? Мне трудно понять, в чем дело, — может быть, в прежних, неизвестных мне отношениях этих двух?

— Могу показать, — улыбается хранитель. — Только вот тебе, Тэри... ты, наверное, не увидишь и половины.

— Я постараюсь.

— Ну, давай попробуем... — Он садится на пол, вклинивается между нами — Кира кривится, но подвигается.

Хранитель берет меня за руку — пальцы у него жесткие, сильные, и шершавые. Прикосновение слишком интимно — кончики пальцев пробегают от моего запястья к фалангам, потом обратно. Кира негромко кашляет, но хранитель только усмехается и уже крепко берет мою ладонь, сплетая наши пальцы.

Сначала я действительно не вижу ничего, только ощущаю тепло и легкое возбуждение. Но потом все же начинаю улавливать картинку. Восприятие тенников очень сильно отличается от нашего, и мне трудно понять, что за мешанину цветных нитей и призрачных силуэтов домов показывает мне хранитель. Это его картина Города — яркие пятна, спирали, сплетения узоров и мозаик. И в самой сердцевине пульсирует грязно-серый комок, амеба, выпускающая тонкие ложноножки и сжимающаяся вновь. Этим все для меня и ограничивается — остается надеяться, что Кира увидел больше и разъяснит остальное.