Под покровом ночи она позволила сыну покидать небеса и возвращаться до рассвета, но взяла с него обещание, что он не станет привязываться к смертным. Их жизнь слишком коротка, а боль от потери может длиться вечность.

Отныне влюбленные проводили вместе каждую ночь. Эти ночи были самыми волшебными, самыми яркими, самыми полноценными и принесли свои плоды.

Однако счастье всегда ходит под руку с бедой. Начались войны. Маленькие поселения объединялись в города. Одни захватывали других. И эта беда не обошла стороной укромный уголок Тайсы. Накануне заката дома вспыхнули, деревья почернели от пламени, словно снег на землю пал пепел, а реки покраснели от крови. Но Элан не мог покинуть небеса, пока солнце горело на горизонте.

Только Тайсу он бросить тоже не мог. Она носила его дитя.

Вопреки воле отца и нарушив обещание матери, он ринулся к верному другу Ястрэбу.

«Ты будешь навсегда изгнан с небес, — пригрозил крылатому другу Бог Солнца. — Твое крыло ослабнет, и ты останешься на Земле, где никогда не найдешь себе места».

«Тогда и я останусь на Земле, — бросил Сын. — Рядом со мной у него всегда будет место».

И два друга устремились спасать Огненную деву.

Тайсу вели к вождю завоевателей. Тому самому, от которого Элан ее когда-то спас. Вождь узнал в рыжей девушке поцелованную солнцем и приказал ей рассказать секрет богов, если она хочет выжить. Но девушка отказалась, потому что знала: стоит выдать имя сына Богов — ее тут же убьют, а любимый до скончания веков будет слушать голоса алчных людей.

Вождь занес руку, чтобы ее ударить, но не смог этого сделать. Тело перестало его слушаться и постепенно превратилось в глыбу льда. Другие его спутники, кто посмел прикоснуться к Тайсе, тоже окоченели. А ослабевший по воле Бога Солнца Ястрэб рухнул без сил, потоком воздуха сбив ледяные статуи и рассыпав на холодные осколки. Он больше не мог лететь и унести Тайсу и Элана прочь. Тогда Сын богов попросил Ястрэба защитить девушку крыльями и принял неравную битву против тысячи воинов, чтобы спасти не только любимую, но и деревню, которую он считал домом.

Грянула страшная битва. Все, кто посмел приблизиться к Элану, сгорали заживо, не оставалось даже пепла. Тех, кто продолжал нападать на жителей деревни, сковывал лед. Дождь гасил пламя, пожирающее деревья и дома, а ветер сбивал врагов с ног и уносил их оружие прочь. В этот вечер все четыре стихии явили себя перед ярким ликом солнца и бледным — луны.

Глаза Элана светились магией и яростью. Слезы сожаления и боли текли по его щекам. А каждое его движение напоминало танец. Танец, полный страдания, отчаяния, надежды и желания спасти то, что сами люди создали, а теперь пытались разрушить. Танец ненависти и любви к человечеству. Танец победы над собственным противоречием, ибо Сын богов отринул все сомнения, все идеалы, привитые его родителями. Отныне он знал, что важно ему в этой жизни. Знал, что он хочет защитить любой ценой.

Видя боль и рвение Сына. Видя его самопожертвование ради человека, боги впервые за долгие века спустились на землю и остановили войну. Вернули сожженным землям жизнь. Исцелили раненых, стерли воспоминания об ужасной войне, но не простили Сыну обмана, а человечеству его жестокости и смелости восстать против кровного наследия Богов.

И раз их Сын отказался от небес — захотел жить, как смертный и среди смертных, то и вину он будет искупать по законам Земли. Ему придется пожертвовать тем, что делает его частью божественного мира, и доказать, что любовь между богами и простыми людьми возможна. Только тогда Луна и Солнце позволят ему остаться с Тайсой. А когда смертные докажут, что их любовь нисколько не слабее божественной, они вернут человечеству то, что в наказание забрали.

Отныне в роду богов и смертных будут появляться два сына. Один унаследует силу солнца, будет мил каждому из людей и станет щитом для этого мира. Он никогда не познает одиночества и предательства. Все будут любить, почитать и замечать лишь его, потому что свет солнца сияет ярче луны. Но проклятием его станет сострадание, несущее боль человеческую и страх смерти.

Второй сын унаследует силу Луны и судьбу меча. Его будут уважать и бояться. Он станет карающей дланью для мира и спутником щита. Но полюбить хлад клинка сможет не каждый, а лишь тот, кто узрит в его душе отражение солнца. И проклятием для лунного сына будут одиночество и сама смерть. Ибо тот, кому по силам отнять чужую жизнь, не должен бояться потерять свою.

Братья станут опорой для этого мира, как луна и солнце. Станут для нее благословением и проклятием. Первый будет нести плоды светил, а второй — их отнимать. Но однажды придет время и луна взойдет раньше солнца. Первое дитя станет вторым, а второе — первым, и через двадцать пять лет небо озарит огненное кольцо. Настанет очередь смертных доказывать, искренность своей любви. И если чистая разумом дева не полюбит дитя луны — бессмертная кровь навсегда покинет землю. Если любовь окажется ложной — ее потомки не получат искупления».

Я потянулась к плечу, где была татуировка и дочитала последнюю строку:

«Но если полюбит — не побоится шагнуть за порог вечности и вернуть в мир то, что утратили люди».

И в самом конце стояли две заглавные буквы через точку «Э» и «Т».

С тихим щелчком переплета я закрыла книгу и повторила слова из легенды:

— Чистая разумом дева…

Наверное, поэтому принц ничего не рассказывал. Я не должна знать о наказании богов, иначе прочитай я эту легенду раньше — почувствовала бы сожаление. Может быть, даже сейчас уже любила его, но была бы эта любовь искренней, а не навязанной жалостью? Ведь боги точно дали понять, что смертные должны доказать.

Я опять потерла плечо с татуировкой. Астария сказала, что она не закончена, и это значит — боги ждут моих доказательств. Но как я могу доказать что-то, когда сама толком ничего не знаю? Магия смешала все мои чувства, и вряд ли у меня есть время подумать, как было оно у короля с королевой. А еще в мыслях то и дело звенели слова Арона, что свадьба с принцем меня погубит.

«Слушай сердце, а не разум, — подсказал похожий на королеву голос. — Тогда не ошибешься».

На миг я прикрыла глаза, прокручивая в воспоминаниях все то, что со мной происходило. То желание, когда Арон пытался меня поцеловать и подарить пусть мнимую, но свободу. Свои сомнения и страх, что поступаю неправильно. И воспоминания поцелуя принца, захватившего меня, точно ураган, который гнул деревья, хлестал ветром, омывал дождем, который никак не мог погасить пламя объятий. Сердце опять забилось в бешеном ритме, и возник вопрос: «Тогда было ли ощущение неправильного?»

Когда я вновь открыла глаза и потянулась к выдвижному ящику, чтобы убрать книгу, но она почему-то в него не поместилась. Внутри словно что-то мешало.

Я выдвинула его дальше и нашла историю, с которой прибыла в замок чуть больше двух недель назад. «Красавица» — моя любимая сказка. Отложив легенду, я взяла ее в руки и открыла на случайной странице:

«Она смотрела, как девы любят. Как расцветают и страдают из-за любви, но ее лик затмило проклятие, и ни один мужчина не решался на него посмотреть. И поняла Красавица, что пока она под злыми чарами — ей никогда не почувствовать пламени щек и томления в груди, от которого сердце кажется раскаленным угольком и мучает жаром юную плоть».

Я закончила читать строки и задумчиво посмотрела на две заледеневшие гвоздики, лежавшие между погасшим браслетом и вазой с ожившими цветами. И наконец-то поняла, что время пришло. Пора дать ответ.

— Миледи, вы уверены, что не хотите дождаться его высочество в замке? — поинтересовался Арвел, который подвел меня к развилке за аллеей на заднем дворе.

Одна из дорог вела к семейному склепу, а куда вторая — я не знала, но Арвел сказал, что иногда Рензел туда приходит, когда хочет побыть один.