— Не стану, — холодно ответил Дик.

Король взглянул на него, чуть прищурив глаза, и рыцарь-маг понял, что шагает по самой кромке жизни и смерти. Ему пришло в голову, что не стоит, пожалуй, произносить подобных слов, когда говоришь с королем.

— Почему?

— Я не смогу.

— Как так не сможешь?

— Я не умею умерщвлять на расстоянии, да еще, чтоб было похоже на естественную смерть.

— Неужели не сможешь наслать на него понос, чтоб его несло недельку-другую? Это же много проще, чем огненные шарики кидать, разве нет?

Дик дернул плечом.

— Нет, государь.

— Не можешь?

— Не могу. Я воин, для меня куда проще брать города.

Король поднялся с кресла и налил себе вина. Обошел столик. Помолчал.

— Ладно, — сказал он рассеянно. — Найду другого колдуна.

Иерусалим остался позади. От Бетанополиса по той же пустыне, по тем же пескам, по тем же камням солдаты прошли до Яффы, оттуда заторопились в Акру, почти не оставив по пути гарнизона. Король Английский рвался объясниться с герцогом Бургундским, причем на своей территории, то есть там, где у него больше войск. Дик, злившийся, что приходится тащиться по пустыне, не отдохнув как следует в захваченном городе, не запасшись водой и провиантом, развлекался только тем, что представлял, что именно король Англии скажет герцогу Гуго и что герцог ответит королю. При дворе Уэбо вращался уже давно, но как он ни напрягал воображение, результат получался один и тот же — базарная свара. Он догадывался, что именно так все и будет выглядеть.

Акра встретила Плантагенета и его войско без особого ликования — солдат, оставленных в гарнизоне, заставили восстанавливать порушенные в ходе штурма укрепления, что их, конечно, не радовало. На рыцарей и короля англичане, трудившиеся на укреплениях, смотрели очень хмуро. Кроме того, запаздывала галера с Кипра, груженная припасами, кроме того, на Ричарда и его вассалов не рассчитывали. Тем более не рассчитывали на их солдат. Чиновников, занимавшихся снабжением армии, предательство, конечно, не интересовало. Подразумевалось, что, по крайней мере, месяц Плантагенет проведет под Иерусалимом или в нем. А он внезапно оказался под стенами Акры.

В тот же день были опустошены все амбары и кладовые окрестных селений и городков: король желал пировать. Его не интересовали ни задержки в пути галеры с продовольствием, ни ошибки чиновников.

— Почему нет маврона? — сердито спросил король. Спросил — и свирепо покосился на своего кравчего.

Тот, торопясь оправдаться, ответил, что еще не прибыл кипрский корабль.

— Почему?

Филипп де Бассе, которого спешно вызвали отвечать за всех, вбежав в шатер, немедленно согнулся в поклоне. Он был маленький, пухлый, как пышка, но такой шустрый, что, казалось, он не ходит и не бегает, а катится, как мячик с горки.

— Государь... На Кипре беспорядки. Простолюдины восстали.

— И что же? — Недовольный король думал только о том, что он хочет темного кипрского вина, а на десерт почесать кулаки о предателя Гуго.

— Тамплиеров, которым вы доверили охрану острова, всего сотня.

— Сотня рыцарей, если не ошибаюсь, — внезапно заинтересовался Плантагенет.

Он откинулся на спинку кресла, и на губах его заиграла таинственная улыбка. Он подавлял восстания с двенадцати лет и, конечно, тут же представил себя на месте командора тамплиеров. Задумался, как бы он поступил на его месте, — и забыл о темном кипрском мавроне.

— Да, ваше величество, сотня.

— Сотня рыцарей не сможет справиться с толпой оборванцев? Мыслимое ли дело?

— Они справились с оборванцами, ваше величество. — Де Бассе позволил себе сдержанно улыбнуться. — Тамплиеры проскакали через весь остров, от Лимассола до Кирении, разогнали толпы восставших и повесили зачинщиков.

Ричард удовлетворенно покивал:

— Хорошо. Очень хорошо. Так в чем дело?

— Государь, потому и запоздала галера с провизией. Тамплиеры...

— Да-да, понимаю. Тамплиеры были заняты. Ладно, подайте бордо.

— У нас закончилось бордо, государь.

— Ладно, прочь. И подайте что есть.

Подкрепившись с дороги, государь Англии изъявил желание посетить герцога Бургундского. Приближенные прекрасно понимали, в чем дело, но все делали вид, что предстоит всего лишь визит вежливости.

Хоть Львиное Сердце оставил всех, включая молодого графа Герефорда, снаружи палатки, кричал он так, что слышал, наверное, весь лагерь. Правда, разобрать отдельные слова было сложно — очень уж громко бранились оба, но большинство и не прислушивалось. И так было понятно, о чем речь. Оруженосцы короля, его секретарь и писец, граф Монтгомери и граф Герефорд тоскливо переглядывались и ждали, когда же Плантагенету надоест браниться.

Ричарда хватило на весь вечер. Через час после заката он быстрым шагом вышел из шатра герцога Бургундского и отправился к себе, предварительно отпустив свиту и слуг. К Гуго вызвали лекаря, чтоб успокоить его и излечить головную боль.

А наутро по лагерю разнесся слух, что бургундский сеньор болен. Сперва болтали, что его недомогания — последствия гнева и ссоры, дурно отразившейся на пищеварении, но самочувствие больного не улучшалось. Потом герцог слег — поговаривали, что у него открылись старые раны. Разок Дик заметил лекаря герцога, проскользнувшего мимо него с тазиком в руках. У лекаря было скорбное лицо и опущенные долу глаза в набрякших, черепашьих веках. Он лишь на миг поднял свой взгляд на Герефорда — и снова уставился в землю, но молодой рыцарь вспомнил, что как-то видел его у шатра короля Английского. Здоровяк Ричард никогда не болел, даже маяться зубами ему не случалось ни разу в жизни, и целитель появлялся рядом с ним лишь тогда, когда враг умудрялся нанести Плантагенету рану.

Уэбо взглянул на лекаря и отвернулся. Следовало отдать должное королю Англии: если он принимал какое-то решение, то добивался его осуществления. Так или иначе, но непременно. Государь прекрасно обошелся и без колдуна. Ему хватило лекаря, за немалые, должно быть, деньги забывшего свою клятву.

Герцог Бургундский умер через три дня, а после похорон Гуго король Английский приказал схватить лекаря, вырвать ему язык и повесить.

— Терпеть не могу эту породу, — доверительно сказал он своим приближенным. — Что ни лекарь, то отравитель.

О лекаре, разумеется, никто не сожалел.

Король постепенно собирал армию — идти на Иерусалим, и солдаты, предвидя, что ту же пустыню с чахлыми кустиками черной акации, которые даже тени не дают им придется измерить шагами в третий раз, запасались водой. Десятитысячное французское войско, оставшееся без своего предводителя, герцога Бургундского, перешло «под опеку» де Блуа лишь потому, что он первым успел заявить свои права. Растерянные французские сеньоры согласились с ним. В конце концов, почему бы и нет? Он такой же родственник Капетингов, как и все остальные...

На де Блуа произвела должное впечатление судьба бургундца, и он заверил короля Англии, что поддержит любое его начинание и что французская армия пойдет всюду, где святое христианство нуждается в ее помощи. Конечно же, у войска должен быть один предводитель, и этим предводителем пусть будет самый знатный среди них, то есть король. Кое-кто из французов ворчал, что корона еще ничего не значит и что дедушка Ричарда был таким же, как и все они, пронырливым и не слишком богатым рыцарем, которому просто повезло. Но ворчали потихоньку, так, чтоб до внука «пронырливого рыцаря» это не дошло.

Но еще одного шанса напасть на беззащитный Иерусалим у короля уже не было. Едва он собрал войско, как из Яффы прискакал измученный солдат на взмыленном коне и рассказал, что город осадили войска Саладина.

— Он же был где-то на юге! — завопил Ричард. — Он собирал войска! Неужели уже собрал?! Когда только успел!

— Я не знаю, государь, — пошатываясь, ответил гонец. Он воспаленными глазами с жадностью смотрел на запотевший от холода кувшинчик вина, разбавленного водой.