— Марька, — упрекнула ее. — Цесса. Зови меня по имени.

— Хорошо, госпожа! — прохныкала она, и мне ничего не оставалось, как удрученно покачать головой.

Придется поработать.

— Сэр Ларис, — услышала голос Арона. — Позвольте ваш меч.

Я отстранилась от Марьки, передав Уфу, который был только рад заключить ее в свои объятия, и удивленно оглянулась. В тот же самый момент, Арон забрал из крепкой руки рыцаря меч, собрал на затылке свои волосы и провел по ним острым лезвием. В его руке остались длинные золотые локоны, которые не сгорели в огне Фреджела, Арон завязал их в узел и положил на грудь отца, рядом с цветком рододендрона.

— Пора прощаться, Рензел, — выпрямился он и подошел к брату.

Драконы начали по очереди превращаться и взмывать в воздух, унося мертвых сородичей да пленных людей в красно-золотых накидках, а я затаила дыхание и точно околдованная смотрела на Рензела и Арона.

Поразительно, как одна прическа меняет внешность человека. Я порой думала, если обрезать локоны Арона или Рензелу отрастить длинный волосы — насколько они будут похожими? Но теперь видела воочию. Они словно день и ночь! Вроде принадлежали одним суткам, но такие разные… Полные противоположности. И впервые они искренне улыбнулись и пожали друг другу руки.

— Цесса, — обратился ко мне Арон, выпустив ладонь Рензела. — Я виноват и всегда буду перед тобой в неоплатном долгу. Поэтому, когда придет время…

Его взор опустился на мой живот, которого я коснулась и с улыбкой произнесла:

— Когда придет время, Арон, я хочу, чтобы ты не приходил.

Его глаза удивленно распахнулись.

— Это мой выбор. Моя жизнь, — мягко продолжила я. — И я хочу, чтобы ты тоже прожил свою так, как тебе захочется. Может сто лет. Может двести, — взмахнула рукой. — Понятия не имею, сколько вы там живете — полубоги.

Арон тихо рассмеялся, а рука Рензела скользнула мне на талию и крепко обняла.

— Я подозревал, — заметил новоиспеченный хелгар.

Он снял с шеи золотой медальон и занес над ним ладонь. Рубин в его центре засветился, и из него появилась красная бутылочка, похожая на те, в которых Арон хранил лекарство для принца.

— Я так и не смог повторить лекарство Фреджела, — протянул он мне бутылочку. — Поэтому пошел другим путем, и на протяжении девяти лет каждый день напитывал его своей силой, чтобы потом отдать отцу, но… — он качнул головой. — Не знаю, сработает ли оно, но Цесса, прошу, возьми. Если меня не будет рядом, то пусть у тебя останется хотя бы оно.

— Спасибо, — приняла я бутылочку, и коварно ухмыльнулась, решив в назидание кинуть ложку дегтя в его бочку меда. — Но если это твоя попытка загладить вину, знай — твои духи я подарю Марьке. Рензела мне понравились больше.

Светлые брови Арона удивленно взметнулись, и он притворно ухватился за сердце, а принц усмехнулся.

— Похоже, Арон, я победил по всем фронтам.

— Похоже, — улыбнулся он и отступил к белому дракону, который опять засветился и под удивленные возгласы Марьки с Уфом начал расти. — Но и у меня есть о ком позаботиться.

— Хочешь забрать ее из Дома Сил? — догадался принц, и Арон оглянулся из-за плеча:

— А они не будут против, если я попытаюсь?

Рензел хмыкнул, окинув взглядом Бэртсая:

— Не думаю.

— Я тоже, — усмехнулся хелгар и собрался забраться дракону на голову, как его окликнула Астария:

— Арон!

Он оглянулся, как раз в тот момент, когда мать доковыляла до него с помощью Лорриха, и поймал ее в свои объятия.

— Сынок, — выдохнула она и обняла ладонями его лицо. — Ты уходишь?

— Да, мама, — он провел ладонью по ее седеющим волосам. — Кажется, я нашел свое место в этом мире.

Он поднял взгляд в небо, где кружили и ждали его драконы, а из глаз Астарии скатились слезы:

— Пиши мне, — попросила она. — Я буду ждать.

— Обязательно, — выдохнул он и произнес следующие слова надломленным голосом: — Я люблю тебя, мама.

— А как я тебя люблю… — улыбнулась королева.

Ее ладони соскользнули с его щек, а Арон отступил и отвернулся к белому дракону. Он удивительно ловко взобрался на его голову и… Послышался до боли знакомый крик:

— Солнце! Солнце-солнце!

— Войр? — оглянулась я на отца Бриетты.

Весь в грязи и соломе, он подбежал к голове дракона, и наши лица вытянулись, когда без намека на страх он начал по ней карабкаться.

— Солнце! — отчаянно выкрикнул Войр, а принц, понаблюдав, как старик неуклюже лезет вверх, с изумлением заметил:

— Похоже, он хочет улететь с тобой.

— Похоже, — склонился Арон и подал Войру руку.

Тот немедленно за нее ухватился и потянулся вверх. А оказавшись на голове ящера, осознал, на кого взобрался. Закричал и всем телом обнял витой рог Бэртсая. А дракон… Я теперь могу похвастаться тем, что видела, как удивленно округляются глаза гигантского ящера, а его взгляд смотрит в пустоту, словно он вдруг кое-что переосмыслил в этом мире.

— Прощай, Арон, — подошла к дракону постаревшая Астария и сцепила руки, точно в молитве. — Прошу, будь счастлив.

— Постараюсь, мама, — улыбнулся он и, внимательно разглядывая ее лицо, словно видел его в последний раз, произнес: — Потому что мы жертвуем не ради жизни, а ради любви.

По щеке Астарии скатилась слеза, когда Арон повторил слова своего отца, и новый правитель Пустынных земель надел корону хелгара. Он не сказал ни слова, а белый дракон взмахнул крыльями и поднялся в воздух, но оказавшись почти под самыми облаками замер.

— Что он делает? — напряглась я, заметив, как Арон выкинул перед собой ладони, а королева утерла слезу и гордо улыбнулась:

— Делает себя счастливым.

От рук Арона заструились и спустились на землю золотые волны, залив своим свечением все поле боя. Я ахнула, ощутив их ласковое тепло. Оглянулась и увидела, как люди, кого сильно потрепало в войне — даже безнадежно раненые! — поднимались и удивленно себя осматривали, не верят в чудо. Кто-то из них заплакал, кто-то упал на колени, глядя в небо, кто-то бросился обнимать друга, а принц задумчиво произнес:

— Не ради жизни, а ради любви…

Арон опустил руки, когда последний человек был исцелен, и золотые волны погасли, а дракон громко взревел и, взмахнув крыльями, нырнул с другими жителями Пустынных земель в облака.

— Похоже, — хрипло произнесла я, вновь обнимая принца. — Это все.

— Похоже, — подтвердил он и закатил глаза, когда за нашими спинами раздалось громкое «Цесса!». — Или не все…

На этот раз к нам мчалась моя сестра Линни, пока папенька и Ярла осторожно перебирались через обвалившуюся стену гостевого крыла. И богиня! Спасибо, что Арон успел улететь на драконе, и Линни не увидела белоснежного исполина.

— Цесса-а-а!..

Я вздохнула и нехотя высвободилась из объятий принца. Шагнула к Линни и раскинула руки, а она с рыданиями: «Цессочка, ты жива! Жива!» — со всего маху на меня сиганула и повисла на шее. Я охнула, а со всех сторон донеслись беспокойные крики:

— Мисс Линни, осторожно!

Ухты! Даже Арвел забеспокоился!

Я стояла у окна, поглаживала свой большой живот и смотрела, как медленно заходит за горизонт солнце. В последние дни наблюдать за ним — стало моей привычкой. Во-первых: с западного крыла из нашей с Рензелом спальни закаты выглядят красивее, чем в других местах. Во-вторых: скоро должны начаться роды, и Астария думала, они случатся именно на закате, потому что первой во мне проснулась сила луны. И я даже не знаю, кто из нас боялся этих родов сильнее: я, Рензел, который лишний раз не отходил от меня, или его мама. Но чувствовать их заботу и поддержу было очень приятно, хоть и порой утомительно.

Однако я никогда не просила оставить меня одну, потому что тоже боялась. Замечала, как Рензел долго и задумчиво на меня смотрит, а в его льдисто-голубых глазах блестело беспокойство. Но только он ловил мой взор — сразу менялся: улыбался, а беспокойство сменялось искрами счастья. Однако объятия его рассказывали даже больше, чем голос и взор.