— Согласен. Тогда в чем проблема?

— Все в том же. В печати, наложенной на одну из энергетических составляющих этого мира. Ты уже знаешь, что весь комплекс энергий, включая магическую, является питательной средой, в которой существует человеческая душа. И если лишить духовный мир одной из энергий, то плохо станет не только духу, но и телу. Согласен?

— Пожалуй, да.

— Есть пример с обратной связью — если лишить тело одной из конечностей, духу будет плохо. Из-за собственной ущербности. Но к повреждениям тела, в конце концов, можно относиться по-разному. Можно убиваться, можно смириться — и больше не страдать. А вот с повреждениями энергетической структуры, то есть души, мириться нельзя. И знаешь почему?

— Нет.

— Я сейчас скажу кое-что, способное нанести удар по твоим представлениям. Так вот. Когда человек рождается, вместе с ним рождается душа. Вечное существование с самого начала не заложено ни для тела, ни для души. Понимаешь?

— Признаться, нет.

— Душа изначально не бессмертна.

— Чего? — Дик на мгновение забыл, что надо быть вежливым. — Что ты такое говоришь?

— Это правда. Дух связан своим существованием с телом и миром вокруг него. Долго рассказывать, как он существует, как развивается и как умирает — когда вместе с телом, когда и раньше. Чтобы дух обрел силу вечного существования, нужны усилия самого человека, а также энергетическая основа… Одной из важнейших составляющих которой является магия.

— Ты хочешь сказать, если я не сниму печать, люди в этом мире станут смертны? — с ужасом спросил Дик. Он не поверил тому, что услышал, но сама возможность чего-то подобного повергла его в шок. — А как же… как же учение Церкви?

— О! Ты ухватил самую суть. Христианская религия (как и любая другая) направляет человека на путь духовного бессмертия. Существуют иные пути к нему, они трудны и доступны очень немногим. Если на магии будет лежать печать, у каждого в этом мире, конечно, останется шанс подарить своей душе вечную жизнь (а ведь это элемент божественности, заметь!), но достичь ее станет во много раз труднее. Во много раз.

— Как-то смутно во все это верится.

— Согласен, поверить трудно. Когда-нибудь ты сам поймешь, что я прав. Для того чтобы принять какую-то мировую истину, до нее, образно говоря, надо дорасти. Не обижайся.

— Не знаю, дорос я или нет, — ответил слегка уязвленный Дик, — но в последние дни я все больше и больше сомневаюсь, а стоит ли возвращать в этот мир магию. Слишком мощная сила. В руках неопытного человека она опасна.

— Есть и другие мощные силы, опасные в руках неопытного, злобного или просто недалекого человека. Невозможно удержать человечество на грани, когда ничто, созданное им, не будет способно превратиться в страшное оружие. В этом противоречивость человеческой натуры: порой возникает впечатление, что цель человеческой расы — уничтожение самой себя.

Дик пожал плечами. Он вспомнил Акру и почти полторы тысячи убитых сарацин. Иногда ему казалось, что инстинкт убийства в окружающих его людях не менее силен, чем инстинкт самосохранения. Не раз и не два солдаты, с которыми он ел из одного котла, — отличные ребята, всегда готовые протянуть товарищу руку помощи, — признавались, что в бою, когда их меч входит в грудь врага, испытывают ни с чем не сравнимое ощущение, скорее сладостное, чем неприятное.

— Я не знаю, правда ли то, что ты говорить, — сказал он иерофанту.

— Допусти на мгновение, что это так, — предложил Кервален. — Тогда, думаю, тебе захочется непременно снять печать. Я прав?

— Конечно.

— Теперь предположи, что это не так. Что ты теряешь? Если мир наполнится магией, человечество пойдет по одному пути развития. Если нет — по другому. И в том и в другом случае время от времени будут появляться люди, изобретающие новые способы расправляться с окружающими, и люди, которые с удовольствием будут применять эти способы. Если б ты мог заглянуть в будущее, оба пути показались бы тебе опасными. Но та дорога, на которой, как ни крути, власть человека и его способность уничтожать себе подобных зависит от его собственной души, все-таки немного более привлекательна. Именно потому, что в этом случае человека сдерживает кольцо естественных ограничений. На втором пути таких скреп нет.

Дик задумчиво теребил край пояса.

— А ты способен заглянуть в будущее?

— До определенной степени, — улыбнулся иерофант. — Потом, когда ты полностью овладеешь собственной магией и разовьешь внутренние силы, сможешь сам увидеть оба пути. Но тогда будет уже поздно. Решать нужно сейчас.

— Я подумаю, — помедлив, ответил рыцарь-маг.

Авалон оказался удивительным местом. Кольцо скал окружало долину, где скрывалась лесная чаща, такая дикая, что казалось, здесь и вовсе никогда не ступала нога человека. Этот девственный лес был прекраснее любого леса, который Дик видел в своей жизни, потому что на самом деле друиды принимали живейшее участие в его существовании. По сути, чаща представляла собой огромную священную рощу. Здесь расчищались завалы, немедленно гасились начинающиеся лесные пожару, а на прогалинах, образовавшихся по тем или иным причинам, высаживались молодые саженцы. В том числе и дубы.

Дик знал, что дуб не любит соседства. Как господин леса, он требует себе больше места, а остальные деревья, словно свита при короле, держатся в отдалении. Спросив Гвальхира, почему так, он ожидал какого-нибудь возвышенного рассказа в духе друидов: мол, дуб — священное дерево, почти одушевленное, и ему нужно одиночество для раздумий. Но старый друид объяснил рыцарю-магу, что любой взрослый дуб насыщает почву вокруг себя дубильными веществами, которых не переносят молодые дубки и все другие деревья. Так он расчищает себе пространство для жизни. Оттого он всегда одинок.

— Но почему же тогда дуб считается деревом друидов? — опешил Дик.

Гвальхир слегка улыбнулся:

— Этим дуб так похож на человека, ты не находишь?

Герефорд не нашел, что сказать в ответ.

Зато он обнаружил, что всей душой наслаждается обществом друидов. С этими людьми, в подавляющем большинстве очень умными и образованными, ему всегда было о чем поговорить и даже поспорить. Дик устал от однообразной болтовни при дворе короля — война, охота, деньги, положение в свете и женщины, больше ничего. Приятно было в саду или в заклинательном покое обсудить с кем-нибудь множественность миров, своеобразие энергетических структур обычного человека и опытного мага, преимущество портальных врат перед лесным коридором… По вечерам рыцарь-маг отправлялся в кузницу к Маддоку и там с удовольствием махал молотом в добрых двадцать фунтов весом, а позже упражнялся с кузнецом на мечах.

Поздними вечерами они с Серпианой выбирались на вершину горы полюбоваться закатом. Сидя на траве, они наблюдали за тем, как солнце все больше наливается неопасным для глаза багряно-бронзовым огнем, окунается в море, глубже и глубже погружаясь в воду, словно девушка, решившая искупаться, как разливается по небу полосами многоцветья. А неподалеку от молодых супругов обязательно сидел кто-нибудь, настроенный достаточно романтично, чтобы петь.