— Я ненавижу вас, — с дрожью выдохнула я. — Ненавижу, потому что вы жестокий человек. Вы уже забрали у меня все: дом, свободу, книги, будущее. И что еще вы заберете, прежде чем окончательно меня разрушите?

— Я пытаюсь вас…

— Защитить?

Принц поджал губы, а я горько улыбнулась:

— От кого, ваше высочество, вы хотите меня защитить? От врага или самого себя?

— Цесса…

— Леди Цессара, — жестко поправила я. — Будьте добры, соблюдайте приличия. И мне не нужна защита, где я безвольная узница. Соловьи, ваше высочество, не просто не поют в золотых клетках, а погибают. Сначала душой, потом телом.

— Леди Цессара, — процедил принц, а выражение его лица опять стало непроницаемым. — Если потребуется, я готов посадить вас хоть в сотню клеток и запереть тысячью замками. Пусть вы меня за это никогда не простите.

Я стиснула кулаки.

— Вы правы — не прощу. И вам придется с этим жить — не мне.

Стоило замолчать, как к горлу подкатил жгучий ком, который никак не получалось проглотить. Я подхватила юбку и, взбежав по лестнице, устремилась в холл, а уже оттуда в свои покои. Кажется, принц меня окликнул, но я не обернулась, промчалась мимо удивленной охраны и захлопнула за собой дверь.

Уже лежа в постели и пропитывая подушку слезами, я услышала под открытым окном лязг кольчуги, тяжелые шаги стражи и предупреждение:

— Еще раз упустите леди Цессару, — раздался хрипловатый голос, — и головы вам не сносить! Поняли?

— Да, сэр Ларис! — ответили двое мужчин, а я вздохнула и опять зарылась лицом в подушку.

Принц не солгал и захлопнул на моей клетке уже второй замок.

Остаток дня я провела в комнате. Плакала, ненавидела принца и только ближе к вечеру соизволила встать на ноги. Но только лишь потому, что услышала предостережение Арвела: если не открою дверь — он войдет без предупреждения, что, конечно же, было приказом Рензела. Кто бы сомневался?

Дворецкий принес поднос с ужином, чему я подивилась, даже вынырнула ненадолго из пучины отчаяния. Обычно Арвел не утруждал себя работой служанки, но тут вдруг решил сам меня накормить. Наверняка дело в том, что я с самого утра игнорировала всех слуг, даже Марьку. Ни завтракала, ни обедала… Вот Рензел и приказал дворецкому меня проконтролировать.

Однако мне не только кусок в горло не лез — я даже запаха еды не чувствовала, чтобы хоть чуточку им соблазниться. Мой мир резко сомкнулся до размеров комнаты и давил стенами, вытравливая из сознания все краски и ароматы. Не радовало ничего и ничего не хотелось.

Арвел ушел, так и не дождавшись, когда я поем. Он что-то говорил, но я его не слушала, а ночью пролежала на кровати, занимаясь самоедством и лицезрением полной луны. Даже ни о чем не попросила Богиню, потому что все попытки приободриться терпели сокрушительные провалы. В комнате отвлечься было не на что, и в полной тишине мысли возвращались только к моей обиде, безрадостному будущему да событиям минувшего дня.

Уснула я ближе к рассвету, но не успели пропеть жаворонки, как в дверь постучали. И не один раз, не два… А три! Так громко и настойчиво, что стало понятно — пора вершить возмездие за мое беспокойство. Не то у меня настроение, чтобы терпеть подобные выходки.

Уставшая, злая и замученная, я встала с постели и, накинув легкое шелковое платье поверх ночной рубашки, выглянула за дверь.

— Госпожа-а-а… — тут же оглушил меня знакомый до боли в висках вой, и я поморщилась:

— Марька?

Зареванная служанка театрально пала ниц, чуть не раздавив собой маленькую корзинку, накрытую белым полотенчиком, из-под которого соблазнительно пахло выпечкой. С прошлого утра маковой росинки по рту не было, а тут… От такого аромата желудок перевернулся. Издевательство.

— Госпожа! — вновь всхлипнула Марька. — За что вы так со мной? Я же… я же!

Она икнула, а я покосилась на стражников, чьи глаза немного округлились, но лица их все равно оставались каменными, а взгляд был устремлен строго в коридор — мышь не пробежит.

— Я же верой и правдою! Госпожа! Верой и правдою! Вам… Вам… — выдавила из себя Марька. — Вам служила! Выполняла все ваши приказы… Все! — выделила она.

— Марька, — попыталась ее вразумить, но служанка не успокаивалась:

— А как принц запретил нам… Нам!.. — она захлебнулась воздухом и всхлипнула. — Я больше вам не нужна-а-а… Вы меня променяли!

У меня кровь отхлынула от лица, и сон как рукой сняло. Вот дела. Проснуться не успела, а тут такое…

Недолго думая, я схватила Марьку за рукав и утянула к себе в покои, но прежде чем закрыла дверь, услышала, как охранник шмыгнул носом. И остановилась. Призадумалась. Не знаю, что там у Марьки приключилось, но свидетели мне точно не нужны.

— Так… — я посмотрела на одного, а потом на второго стражника. — Ты, — выбрала Сопящего, буду теперь так его звать, и строго приказала: — Слушай внимательно. Слушаешь?

Я выждала и добавила:

— Говорить вам запретили, но моргать нет. Моргни один раз, если да. Если нет — два раза. И поверь, побеседовать со мной — в твоих же интересах, — я постаралась говорить увереннее, чтобы у Сопящего не осталось ни шанса на сомнения.

Мимолетная заминка для раздумья, и стражник посыл уловил — моргнул. Один раз. Чудесно, контакт налажен.

— Ни ты, ни твой товарищ ничего не видели и не слышали. Иначе опять сбегу, — я сощурила глаза. — И поверь, у меня это получится, а принц будет вами очень… очень недоволен. Понял?

Сопящий мгновенно моргнул.

— Молодец, — похвалила я и собралась было уйти, но тут стражник опять шмыгнул носом. И это мне показалось таким… раздражающим, что я резко обернулась и опять на него посмотрела:

— Вид у тебя… печальный, — окинула его взором. — Заболел?

Моргнул один раз.

— Простуда?

Два раза.

— Цветочная болезнь?

Один раз.

— Бедненький… — покачала я головой.

Вот работенка ему досталась — в замке, где, по слухам, круглый год цветут деревья.

— Заглядывал к лекарю?

Стражник моргнул два раза.

— Из-за приказов принца не можешь попасть?

Не моргает.

— Будешь отвечать?

Опять не моргает — не сдает господина. Вон, на глазах уже слезы навернулись, а не моргает.

— Смотрите, какой упрямый, — едко заметила я. — Знаешь, молчание — тоже по-своему ответ. Вот только правильно ли я его пойму?

С нижней реснички стражника сорвалась первая капелька слезы, а лицо покраснело. Стойкий, однако. Может и рад бы совсем закрыть глаза, но, увы, его долг следить за моей безопасностью. Я устало вздохнула и сжалилась над бедолагой:

— Ладно. Поставим вопрос иначе. Ты боишься, что Рензел узнает о твоем недуге и уволит со службы?

Стражник не удержался и несколько раз быстро моргнул, после чего еле слышно вздохнул.

— Что ж, — ухмыльнулась я. — Раз так упираешься — значит, да. И вот досада! Теперь у тебя еще больше причин не выдавать моих тайн, потому что я могу обидеться и рассказать Рензелу о твоей маленькой проблеме, которая очень сильно меня раздражает.

Брови мужчины еле заметно нахмурились, уголки губ дрогнули и чуть опустились, а у меня созрел план. Хороший план.

— Но я могу и помочь. Например, убедить принца дать тебе отдохнуть два или три дня, — пожала плечами я. — А может и все семь. Хочешь?

Стражник опять глаза распахнул. Терпит. Вот зараза упрямая, не желает признаваться. Или попросту не доверяет.

— Конечно, хочешь. И я обязательно поговорю, а то вдруг принц заметит твое недомогание. Но…

Я шагнула за порог и встала на носочки, чтобы прошептать стражнику на ухо:

— С тебя должок. Будешь защищать меня, несмотря ни на что. Даже от самого принца Рензела, если потребуется.

Я дала ему немного времени, чтобы переварить сказанное, после чего отстранилась и поинтересовалась: