Я удивилась, что он знает о моем увлечение книгами, но виду не показала.

— А что касается уважения… — тем временем продолжал Рензел. — Хочу вам напомнить: вы разговариваете с будущим королем.

Ах, вот оно как! Не получается взять меня угрозами, так он начал давить своим статусом? Истинный подлец, и заслуживает платы той же монетой:

— А вы! — яростно выдохнула я и гордо вскинула голову. — С будущей королевой!

Король одобрительно хмыкнул. Астария спрятала за ладонью улыбку, а Рензел вскинул черные брови и посмотрел на меня исподлобья:

— Могу ли я расценивать ваше заявление, как согласие выйти за меня замуж?

— Нет! — тут же вспыхнула я. — Не можете!

Надо же было так опростоволоситься. Богиня… Ну, прошу, помоги мне сбить спесь с этого наглеца.

— Крепкий брак строится на любви и доверии. Хотя бы на симпатии, чего нет ни у кого из нас. Вы обхитрили моего папеньку, выкупили меня, точно… кобылу! Не удосужились посетить наш дом и сообщить лично о своем желании на мне жениться. Угрожали моей служанке. И… и если бы Марька не проболталась, то вы бы в жизни нас не отличили! — решила я сжечь все мосты приличия.

Рензел развернулся вместе со стулом, и его лицо показалось мне бледнее, чем минуту назад. Или злее? В давящей тишине, где было слышно только стук дождя о стекла окон да гром, он поиграл желваками и твердо произнес:

— Ваша служанка ничего не говорила. Молчала, точно воды в рот набрала. Хотите узнать, как я понял, что это не вы, а всего лишь дворовая девка, пусть и очень на вас похожая?

Я молчала. Ком в горле стал таким большим, что не просто мешал говорить, дышать еле получалось. А Рензел, не дожидаясь моего ответа, произнес:

— Волосы служанки отливают ржавчиной, ваши — золотом. Нос у нее крупнее вашего, губы полнее, кожа темнее. Нет тонкости, нет изящества. Кухней от нее пахнет за версту. От вас же исходит аромат сирени. И самое очевидное: глаза у служанки точно ореховая скорлупа, а ваши — синие, как цветы василька.

Мой гнев точно ветром сдуло. Когда это Рензел успел подметить такие мелочи? До сегодняшнего дня он меня ни разу не видел.

— Когда…— мой голос сорвался, но принц услужливо договорил вместо меня:

— Когда я успел вас разглядеть? — он приподнял черную бровь. — На балу.

— Но вы на меня даже не смотрели!

— Отнюдь, — возразил он. — Смотрел, и очень долго. И причина, леди Цессара, почему вы станете моей женой, кроется далеко не в деньгах.

— А в чем? — едко поинтересовалась я.

Принц дернул уголком губ и вновь развернулся к столу:

— Все просто — вы мне подходите. И если вопрос исчерпан, продолжим ужинать.

Я посмотрела на короля и королеву, которые замерли, точно статуи, а потом на стол полный еды. Столько вкусностей, но сейчас мне кусок в горло не полезет.

— Нет аппетита, — перестала стискивать подол платья и расправила плечи. — Прошу меня извинить, ваше величество, леди Астария, но я вынуждена удалиться.

— Конечно, дитя, — понимающе произнесла Астария, а король кивнул.

Присев в реверансе и намеренно проигнорировав принца, я пошагала прочь из столовой, а вслед услышала его голос:

— Мистер Арвел. Проводите леди Цессару в ее покои.

— Не стоит, я запомнила дорогу. Не заблужусь.

— Никто и не думает, что вы заблудитесь, — заметил принц и принялся за тыквенный суп. — Приятного вам отдыха.

Я фыркнула и чуть ли не бегом выбежала в коридор. Не успеет Арвел — его проблемы, а у меня своих, отныне, по горло хватает. Решено! Никаких шансов принцу, а папенька… Он больше не папенька! Отец! Просто отец и предатель. Никто из них не заслуживает моего прощения, ведь меня продали, точно лошадь, за долги. Только в зубы не заглянули!

Почти всю ночь я беспокойно проворочалась, в чем был виноват не только голод и даже не скандал с принцем — иначе бы просто позлилась, порычала в подушку, утомилась да уснула, — а письмо.

Когда я ворвалась в спальню и плюхнулась на постель, то наткнулась на конверт. Он был вскрыт, отчего я подумала, будто кто-то трогал мои личные вещи. Но когда достала листок с посланием, то поняла — это мне позволили заглянуть в чужую тайну. И не в чью-нибудь там, а самого принца Рензела!

Почерк я сразу узнала — писал папенька. Только содержание письма было совсем ему не свойственное. Обычно папенька суровый и краткий человек. Не терпел слез, не лебезил, ничего не просил — без острой необходимости — и не рассыпался комплиментами. Но в письме его тон был совсем другим. Не таким, от которого хотелось всю ночь проклинать принца, а смотреть в темный потолок и думать. Что я, собственно, и делала.

Папенька сильно просил принца меня сберечь и умолял не расстраивать правдой о долге, который оказался гораздо больше, чем проигрыш в карты на балу. А я всегда знала, что папенька не игрок. Слишком он невнимательный, что даже упускал из виду сына кухарки, который таскал для меня пирожки с корицей, когда я объявила голодовку во имя Марьки. Поэтому, поостыв, я поймала себя на мысли, что не верю Рензелу. Мой отец не мог играть на большие деньги! Но с письмом все встало на свои места. Мы, действительно, оказались на грани разорения и уже давно.

В прошлом году во время грозы в папенькины угодья ударила молния. Я помню, как замок пропах дымом, а на улице расстелилась белая мгла, но тогда папенька всех успокоил, будто ничего серьезного не произошло. На самом же деле разгорелся сильный пожар, сначала в лесах, а потом перекинулся на поля и уничтожил большую часть взошедшего урожая. А чтобы прокормить семью и свой народ, папенька сильно потратился в зиму. Вот он и попробовал отыграться из-за отчаяния. Думал: поймает удачу за хвост и быстро восполнит казну, пока Ярла, Линни и я не прознали о печальном положении дел. Но проиграл. А принц охотно воспользовался его просчетом и предложил свою «помощь».

Наш род никогда не славился завидным богатством, и восполнить столь колоссальные потери до новой зимы папенька вряд ли бы успел. Поэтому грустно признавать, но отчасти подлый поступок Рензела спас графство Адье. Но какой ценой…

Я взяла сложенное пополам письмо, что осталось лежать возле подушки, и посмотрела на него при свете дня. Ничего не изменилось. Все тот же аккуратный почерк папеньки, наша семейная печать в уголке и мольбы сберечь его любимую «дочурку — Цессу». А еще сделать ее счастливой. Я устало опустила руку с письмом на грудь и почувствовала, как на глаза навернулись слезы. Ох, папенька…

В дверь постучали.

— Леди Цессара, вы пропустили завтрак, — поклонился дворецкий. — Его высочество просил не тревожить вас до обеда. Изволите пройти в столовую или приказать принести кушанье в комнату?

— Благодарю, мистер Арвел. Принесите обед мне в комнату. И пришлите служанку.

— Слушаюсь, леди Цессара.

Он отвесил низкий поклон и прежде, чем я скрылась в своих покоях, поинтересовался:

— Какую служанку изволите видеть?

— Марьку, — тут же откликнулась я, и вспомнила, что совсем забыла побеседовать с Рензелом о судьбе Ниссы. — Вы не говорили с принцем о Ниссе?

— Нет, леди Цессара. Вы хотели сами обсудить этот вопрос, и я следую вашей воле.

Хм… Раз так.

— Спасибо, мистер Арвел, — улыбнулась я. — Вы очень любезны.

— А вы очень добры, — он в третий раз отвесил поклон, а я вернулась в комнату ждать обед и Марьку.

И все-таки, почему принц отдал мне папенькино письмо? Попытка мной манипулировать? Или не хочет, чтобы я грустила?

Я тряхнула головой и, схватив щетку со стола, принялась расчесывать волосы, а то слишком сильно они спутались. Марька точно повыдергивает. А я не в том настроении, чтобы терпеть боль. Еще сорвусь ненароком. И руки полезно чем-нибудь занять, чтобы голова остыла, и на душе стало чуточку спокойнее.

А вот Арвелу стоит отдать должное. Он молодец, тонко чувствует потребности господ. Даже вчера, когда принц приказал проводить меня в покои, дворецкий держался на расстоянии, давая иллюзию, будто я одна. Но на поворотах в коридорах я все-таки замечала его силуэт и затылком чувствовала присутствие, пусть и ненавязчивое. А сейчас он вовсе позволил остаться в своих покоях, хотя тут скорее Рензел предоставил мне выбор. Арвел — человек подневольный и решать самостоятельно не может. Но сколько бы принц ни пытался казаться любезным, я все равно его не прощу. Он воспользовался папенькой и меня обманул, так что не заслуживает моего доверия. И второго шанса тоже не заслуживает.