Вечерело.

Иоанн мрачный и несколько рассеянный вышел из своего шатра и направился на регулярное совещание. По установленному им самим правилам каждый день делался отчет о ходе осадных работ. Для чего завели специальный большой шатер, где сделали схематичный макет Риги с ближайшими окрестностями. И отмечали проход траншей, подвод орудий, разрушения вала, размещение войск со складами и разного рода важные детали. Так, чтобы ничего не упустить.

Ничего принципиально важного там не говорили. И король там был без надобности. Но порядок есть порядок. Да и с командирами вести рабочие беседы требовалось, чтобы развиваться самому и им помогать двигаться вперед. Все-таки Рига, экстренно укрепленная Ганзой и орденом, представляла собой одну из самых мощных крепостей мира в эти годы. Высокие каменные стены. Могучий вал. Масса самой разнообразной артиллерии. Крупный гарнизон. И на этом уроке можно было многому научиться, обретя бесценный опыт. Ведь идеи Вобана знал только один Иоанн, да и то — по верхам. И теперь их требовалось как-то донести его подчиненным. Да не на словах, а на конкретном прикладном примере… на их личном опыте…

1479 год, 3 мая, Венеция

Улица.

Уважаемый мужчина в богатой одежде медленно ехал, покачиваясь в седле. Он чувствовал себя хозяином жизни. Тем, в чьих руках было сотни, если не тысячи судеб других людей. И это было не образное выражение. Ведь он торговал рабами. Прямо вот тут и торговал. Открыто. В Венеции. У него было восемь кораблей, которые ходили в Константинополь, закупая там товар и привозя его сюда, чтобв он торговал этими людьми на Рива-дельи-Скьявони.

Скьявони…

Вообще-то это слово обозначало славян. Но Византия, а потом и Османская Империя настолько активно ими торговали, что словно это в том, старом итальянском языке получило второе значение. Ведь так назывались рабы. Основная их масса. Во всяком случае среди идущих в Италию преобладали именно скьявони. И это нашло отражение не только в староитальянском языке. Например, вполне современное английское слово «slave» происходит от старофранцузского sclave, а то, в свою очередь от латинского sclavus, а оно, в свою очередь, от среднегреческого σκλάβος…

Так или иначе, но благодаря сначала Византии, а потом и османам, слово «славянин» в Европе долго ассоциировалось со словом «раб». Что нашло свое отражение во многих аспектах. От определенной этимологии весьма неприятных слов до банального перевода Евангелие. В котором для латинян греки перевели слово «δούλος» как «слуга», а для славян — как «раб». Совпадение?

Так или иначе, но Иоанн хотел поставить жирный крест на этой порочной практике. Поэтому-то он и обратился к Папе с просьбой отлучить работорговцев, торгующих христианами, от церкви. Тот отказался, ограничившись публичным осуждением сего мрачного занятия. И тогда король начал действовать сам.

Он отправил в Венецию свой отряд диверсантов — спецназа, который уже был им обкатан при устранении Рене Доброго в 1477 году. Тогда, ребята вполне натурально изобразили грабительское нападение, вызвавшее немало шума в Европе. Дескать, совсем «швейцарские собаки» распоясались, ибо все подумали на них.

Сейчас же те полторы дюжины бойцов, что работали тогда, были представлены более обширным «творческим коллективом» в три десятка «лиц». И работали они куда интереснее…

Из-за ската черепичной крыши высунулся мужчина с винтовальной аркебузой. Она долго заряжалась. Но качество ствола и нарезы давали весьма приличную дальность огня и точность.

Дистанция шагов сорок.

Он прицелился в район груди богатого всадника, медленно от него уезжавшего, и плавно выжал спусковой крючок. Мгновение. И курок, с зажатым в нем кремнем, ударил по кресалу откидной полки, выбив немного искр, просыпавшихся вниз — на порох. Вспышка. Выстрел. И всадник, получивший тяжелую пулю в район поясницы, начал заваливаться в седле…

Стрелок же, уже скрылся с виду, начав спешно отходить. Ему не требовалось контролировать результат своего выстрела. С этим вполне справился другой участник засады, стоящий открыто недалеко от места нападения. Так что выстрел. И сразу ходу.

Вход во двор, откуда на крышу выбрался стрелок, был перегорожен груженой телегой с номинально сломанным колесом. Хозяину специально дали несколько монет, чтобы он тут постоял немного, возясь с ремонтом. Поэтому всадники из сопровождения работорговца не смогли вломиться во двор достаточно быстро. А когда пробились — было уже поздно.

Стрелок быстро соскользнул с лестницы. Пробежал по двору. И вошел внутрь дома, имеющего сквозной проход — на соседнюю улицу. Там его уже ждали «коллеги по опасному бизнесу». Да не просто так, а со сменной одеждой.

Раз.

И с другой стороны дома уже вышло три монаха-францисканца, один из которых тащил на спине небольшую вязанку хвороста. Оставлять весьма дорогую винтовальную аркебузу не хотелось совершенно.

Шум — гам — тарарам шел по всему городу.

Телохранители уважаемого работорговца пытались перехватить стрелка. Но бойцы спецназа готовились три месяца к этой операции. Изучали маршруты движения целей, их прикрытие, устраивали легкие провокации, наблюдая за реакцией. Ну и, само собой, отрабатывали пути отхода, маскировку и конспиративные квартиры, в которых они могли укрыться после дела.

Вырезать всех работорговцев в Венеции Иоанн не считал разумным. Хотя иной раз и подумывал о том, чтобы выжечь это «дьявольское гнездо» под самый корень. Как-нибудь. Ведь город жил в немалой степени с этих доходов и вполне поддерживал столь гнилое занятие. Но для начала он решил не сильно буйствовать и ограничиться публичной казнью пяти самых уважаемых работорговцев.

Им всем пули были отправлены в спину в районе поясницы с тем расчетом, чтобы они поразили живот. Отчего бедолаги сразу не умерли, обрекаясь на мучительную смерть от перитонита — острого и весьма болезненного воспаления. Ведь говно, которое попадало в брюшную полость из кишок, давало вполне предсказуемый финал. И лечить в те годы такие раны не умели. С этим даже в середине XX века не всегда справлялись…

Утром же, когда ночная мгла развеялась, на воротах особняков всех подстреленных работорговцев появилась надпись на латинском языке, сделанная дегтем: «Этот человек торговал христианскими душами. Повинен смерти. Император римлян».

К этому времени все участники покушений уже покинули город. Они еще затемно сели в лодки и тихо отплыли без шума и пыли. Благо, что их было не так уж и много…

Тем временем в Москве в таверне шла странная беседа. Сотрудник того самого НИИ, где король возился с паровым котлом, вдумчиво напивался в компании мутного кренделя. Который, кстати, его и напаивал.

— … столько меди… — качал тот головой. — И зачем? Просто передвижная печка?

— Почему печка? — осоловелым взглядом переспрашивал работник НИИ.

— Ну как? Дрова кидаешь, она и греет. Так ведь?

— Так да не так… ик… понимаешь, дурья твоя башка, печка то не простая. Вода, ежели ее греть, паром становиться. А ежели еще сильнее греть, то сильным паром, способным предметы двигать. Но чтобы так можно раскочегарить воду, ее нужно удерживать, чтобы пар не убежал. Для того и котел закрытый делается. Крепкий котел. Государь наш измыслил огненной струей его спаивать без всякого припоя. Струя та столь горяча, что медь сама плавиться, соединяясь и выступая припоем для самой себя.

— Ну! Брешишь! Разве так можно паять?

— Вот те крест! Олово то, отчего так не паять? Паяют. Только там жара нужно меньше. А тут — вона как — довольно и для меди. Хотя Государь говорил — дай только срок — и железо начнем также скреплять.

— Хорошо. Разогрели должно вы пар. И дальше-то что? Двигать предметы он будет? Шапку что ли подбрасывать?

— Много лучше! — горделиво вскинул голову работник. — У нас в амбаре стоит выточенная из дерева модель…