— Ну как там?

— Все хорошо, — спокойно ответила Марька, подкладывая полотенца. — Мне бы еще рабочих рук. И воды, — добавила она, когда вода в тазу вдруг замерзла. — Желательно теплой.

Рензел постучал по льдине пальцем, и так растаяла.

— Спасибо, — поблагодарила Марька и опять меня осмотрела. — Так, Цесса, слушай меня внимательно и делай все, что скажу.

За девять месяцев я с трудом переучила ее называть меня госпожой и обращаться на «ты». Сейчас на душе стало так приятно.

— Угу, — кивнула.

— Вот, умница, — похвалила Марька. — А теперь вдохни и тужься.

Я все сделала, но боль была такой, что невольно закричала.

— Все хорошо? — заглянула в дверь Астария.

— Да, — успокоила ее Марька.

— Точно, — донесся голос Уфа.

— Да! — на этот раз Марька рявкнула.

Дверь закрылась, а за ней послышался скрежет когтей, скулеж собаки и голос Астарии:

— Нет-нет, Тень. Тебе туда нельзя.

И к скулежу присоединилось возмущенное «гав».

Богиня… Не роды, а цирк какой-то! Они заглядывали почти на каждый мой крик, пока я не психанула и не рявкнула:

— А ну все скрылись и забыли про меня! — дверь захлопнулась, успев открыться лишь на маленькую щелочку. Даже Тень смолкла, а я выдохнула.

— Цесса, — произнес Рензел, и зажег свечи, когда за ставнями почернели облака и разгулялся сильный ветер. — У нас проблемы.

— Знаю, — откликнулась я, и стиснула пальцами мокрую от пота простыню, по которой тут же поползла паутинка льда.

В комнате резко похолодало и пошел снег, но Рензел быстро его прекратил, а Марька выдохнула:

— Вижу! Давай, госпожа, еще чуть-чуть, — вырвалось у нее.

— Марька… — простонала я и вспомнила любимое слово. — Какая я тебе нахрен госпожа?

— Понятия не имею, откуда ты набралась таких выражений, но давай нахрен тужься! Еще немного.

— Цесса, — вдруг опомнился Рензел. — Где лекарство Арона?

А вот это плохо. Если он его найдет, то поймет, что лекарства больше нет.

Убив Фреджела, мать Рензела лишилась всей магии. Даже той, которой пожертвовал ее супруг, чтобы вылечить ее после родов и продлить жизнь, да так постарался, что именно поэтому Астария долго оставалась молодой. Но после битвы она начала стремительно увядать и я испугалась, что Астария не доживет до нашей свадьбы. Уже с постели перестала подниматься, поэтому и подлила ей лекарство в воду. И если Рензел сейчас об этом узнает — поймет, что в пузырьке простая вода, то…

Я схватила его за руку, когда он потянулся к тумбочке, где я держала красную бутылочку, и с жаром произнесла:

— Рен! Я так… Так…Тебя люблю! — простонала и почувствовала, как его пальцы хрустнули от того насколько сильно их сдавила.

А прочны ставни распахнулись, пуская в комнату ураган. Рензел совсем отвлекся от лекарства, когда на пол полетел снег и дождь — побежал закрыть ставни, но они не поддавались. Тогда он их просто заморозил. А я откинулась на подушки и выкрикнула:

— Очень люблю вас всех!

— Давай, Цесса! Еще чуть! — приободрила меня Марька, и я опять напряглась всем телом, выталкивая первенца.

— Первый есть! — закричала Марька.

— Кто? — раздался хор за дверью и там был не один мужской голос, а два.

Я сразу узнала Арвела и Лорриха. Богиня… Они что тут забыли?

— Мальчик! — крикнула Марька, и ребенок заплакал в ее руках. Громко. И я так его понимала…

Сестра быстро спеленала своего племянника, а Рензел взял в руки сына и потерял дар речи, когда тот схватит его за палец.

Я криво усмехнулась. Теперь ему точно не до лекарства. А я уж справлюсь, как-нибудь… Сама.

— Остался второй, — выдохнула Марька и утерла пот со лба. — И нужно поменять воду с полотенцами.

— Я помогу… — услышала голос Ниссы в дверях.

Мокрая и запыхавшаяся служанка, смущенно мяла пальцами подол платья. И вздрогнула, когда я на нее посмотрела.

После битвы, Нисса сама призналась, что по просьбе лекаря подлила мне в напиток снотворное. Он обещал ей, что это для моего блага, и она сама не поняла, как поверила. Служанка долго молила меня о прощении, но я боялась еще раз ей поверить. Однако выгонять ее не стала. Отправила работать в лазарете под началом Марьки. Уверена, для Ниссы хуже наказания не придумать. Марька раньше не шибко ее любила, а теперь у нее появилось столько возможностей отыграться на служанке! Но Нисса ни разу не пожаловалась.

— Ну и что встала! — прикрикнула Марька, когда я кивнула. — Помогай!

— Слушаюсь! — воодушевилась служанка и схватила таз с водой, а Марька поставила рядом с собой пустой и дернула Рензела за рубаху.

Тот встрепенулся и наполнил таз чистой водой. А я все пыталась надышаться, но никак не могла. Было страшно. Астария предупредила, что второй ребенок у нее появился на рассвете, но не стала рассказывать, как все происходило. Не захотела меня лишний раз волновать. Просто сказала, что Эльену пришлось еще тогда поддерживать в ней жизнь. И вот…Теперь я не могла отдышаться.

— Цесса, — услышала мягкий голос Марьки, которой я рассказывала обо всех своих переживаниях. — Это страх. Следи за дыханием.

Дверь приоткрылась, впуская в комнату Ниссу с чистым тазом, и в этот же момент Марька решила меня поддержать:

— Повторяй за мной: уф… уф… — задышала она, а из двери, что не успела закрыться, послышалось:

— Дорогая? Ты меня звала?

— Нет, Уф! — выкрикнула она, и тот мигом скрылся. — Боги… За что его наградили таким именем?

— Марька-а-а, — простонала я, когда боли опять усилились, и она нырнула мне под юбку, а Рензел с сыном опустился на колени рядом со мной и сжал мою руку.

— Нисса, — позвала Марька надломанным голосом. — Еще полотенца.

— Да, — вихрем метнулась та к комоду и вздрогнула, когда западное крыло сотряс оглушительный гром. А я почувствовала, как моя голова начала кружиться.

Марька опять скомандовала тужиться, что я и попыталась сделать, но накатило бессилие.

— Н-не, могу… — выдавила сквозь тяжелые вдохи.

— Сможешь, давай, — отчаянно произнесла она. — Осталось немного. Я уже вижу его.

— Так быстро? — вяло спросила я и почувствовала, как подо мной начало расползаться теплое пятно.

Я опустила взор на постель и в отблеске молнии увидела, как подо мной потемнела простыня.

— Цесса, — услышала голос любимого, который прозвучал далеко.

Рука Рензела сжалась, а я поискала его взглядом, чувствуя, как веки потяжелели и перед глазами все поплыло. Может… Может стоит сказать про лекарство, чтобы он не надеялся? Но произнести что-либо не получалось. Все силы ушли на то, чтобы дать жизнь второму ребенку.

И когда он появился на свет, я уже так обессилила, что не могла сжимать руку Рензела. Не могла думать. Но смогла улыбнуться, когда услышала плачь второго младенца.

Однако только Марька собралась огласить, кто у нас родился — в ушах поднялся звон. Грудь потяжелела, будто на нее надавил кусок скалы. А руки и ноги стремительно похолодели. И этот холод… Полз все выше и выше, пока не утянул меня в тьму и пустоту, где эхом разнесся крик Рензела:

— Цесса!

Вечность

Мне снился сон. Очень странный сон, но я не смогла его вспомнить, когда проснулась на рассвете от того, что жар из груди под татуировкой переместился мне на лицо, и подозрительно напоминал чье-то дыхание. С трудом разлепив веки, я еле подавила крик, когда увидела перед своим носом довольную собачью морду.

Тень лежала на спине и часто дышала, подергивая розовым языком, свесившимся изо рта. Она словно улыбалась, а ее лапы были подняты вверх и смешно загнуты. По животу у нее ползали и пили молоко двое милых щенков-ротвейлеров, которых она принесла от Мрака две недели назад.

Выдохнув, я погладила собаку, чувствуя неровность на шерсти от старых шрамов, а она не упустила момента лизнуть меня горячим языком. Улыбнувшись, я осторожно приподнялась на локтях и нашла взглядом Рензела, который сидел ко мне спиной возле деревянной люльки и держал в руках белый сверток.