В какой-то момент лангедокца с булавой занесло дальше, чем обычно, он шатнулся, сложился вдвое. Неизвестный рыцарь, словно предвидя это, мгновенно повернулся и наградил противника крепким тычком края щита по шее, а вернее, чуть ниже, чтоб ненароком не убить. Удар оказался точен, сбил француза с ног.

Лишь на пару мгновений опоздал Вильгельм из Бара, который некоторое время пробивался в эту часть ристалища, но по причине тесноты затратил на это больше времени, чем ожидал; он появился рядом и примирительно поднял руки в кольчужных перчатках — в одной он, только что сражавшийся с Хамфри Бедфордом, все еще сжимал шестопер.

— Господа, господа! Это турнир! Двое на одного — бесчестно, господа!

Вильгельм из Бара — города и области в Шампани — был высок и кряжист, почти так же представителен, как король Ричард, настоящий великан по меркам своего времени. Вильгельм считался лучшим рыцарем короля Филиппа, и тот возлагал на него большие надежды и не хотел упускать возможность похвастаться перед английским государем своим вассалом, коль скоро правители соперничали во всем и всегда с такой же частотой, с какой сотрудничали. Должно быть, союз без соперничества невозможен.

Да, все так, но Вильгельму совсем не хотелось служить поводом для хвастовства, потому в этом общем бою он больше следил за порядком, чем мерился силами. Он был довольно миролюбив и сдержан, пока не оказывался в схватке. Что-то в нем сохранилось от предка-берсерка, и когда он начинал бой, уже не мог остановиться. Вне драки Вильгельм держался добродушно и очень щепетильно по отношению к вопросам рыцарской чести. Поединок "двое на одного" противоречил всем его представлениям о должном, подобное еще годилось для поля боя, но уж никак не для ристалища. И Вильгельм счел своим долгом вмешаться.

Рыцарь с белым крылатым львом, освободившись от необходимости тратить время и внимание сразу на двух противников, быстро расправился с оставшимся и в знак готовности прекратить развел руками.

Ему тут же предложил поединок сеньор из Пуату, и англичанин вернулся в седло. Его конь нетерпеливо перебирал крепкими ногами и, похоже, был совсем не прочь немного побегать налегке. Жесткая ласка окольчуженной ладони и крепкое натяжение поводьев мгновенно укротили его, Именно потому что на усмирение коня хоть на турнире, хоть в бою было мало времени и возможностей, рыцари никогда не выбирали в качестве верховых животных жеребцов — только меринов, более послушных и предсказуемых. С сильным взбесившимся жеребцом не справиться никому, мерины же почти не бесились. Они легче поддавались обучению и, обученные, могли в бою действовать так, чтоб оказывать существенную помощь хозяину.

Конь англичанина был не только красив и выхолен, но и опытен. Когда копытами, когда зубами он был вполне способен доставить много неприятных минут коню француза, а если под тобой скачет взбесившееся животное, очень сложно атаковать противника. Рыцарь с крылатым львом на гербе зорко следил за движениями дворянина из Пуату и пользовался любой его ошибкой. Когда французский сеньор грохнулся на землю, неудачно парировав выпад англичанина, тот предложил поверженному продолжить схватку, но получил отказ. К французу подбежали оруженосцы, и стало понятно почему — сеньор из Пуату сломал ногу. Подоспев с носилками, слуги унесли его с поля.

В Король Филипп заинтересовался происходящим на арене, подозвал распорядителя празднества и спросил:

— Кто этот молодой рыцарь?

Распорядитель заглянул в свои списки, поинтересовался у помощников и сообщил:

— Этот юноша записан у меня как Неизвестный рыцарь, государь.

— Глядя на его герб, — сказал Филипп, обращаясь к сидящему рядом Ричарду, — можно решить, что это кто-то из твоих людей.

— Возможно, — согласился король Англии, довольный, что его рыцари сражаются лучше, чем французы. — Хотелось бы видеть, как этот юноша будет держаться в схватке против твоего Вильгельма из Бара.

— Ну, Вильгельм сильнее его, — уверенно ответил Филипп. — Юноша вряд ли так опытен, как мой вассал.

— Посмотрим.

Ричард не оскорбился только потому, что был уверен в своей правоте. А почему нет? Разве его рыцари не должны быть лучшими? Чем-то Неизвестный рыцарь показался ему знакомым, но так смутно, что даже и пытаться вспоминать он не стал. Не зачем. Он мог приказать ему приблизиться, снять шлем и назвать себя, но флер тайны и загадочности был даже приятен. Мужчины любят таинственное едва ли не больше, чем женщины, и, наверное, явись англичанин под своим именем, со всем известным гербом, пусть даже самым знаменитым, он не привлек бы к себе такого внимания.

И на следующий день, что уже было предрешено желанием Ричарда и любопытством Филиппа, к рыцарю с белым львом на гербе, опоздавшему к началу турнира, подошел распорядитель и сообщил, что для его поединка с Вильгельмом из Бара выделен час после полудня, как раз перед торжественным обедом. Время было выбрано с умыслом — говоря по правде, как раз этот последний перед отдыхом час не привлекал никого из турнирных забияк, и графы, имеющие возможность выбирать, когда им сходиться с противником в схватке, единодушно отвергали его. Это неудивительно — солнце как раз входило в силу и жарило так, что внутри доспеха рыцарь спекался заживо. При этих обстоятельствах мало приятного было в драке.

Неизвестный рыцарь повернул к распорядителю лицо, наполовину скрытое шлемом:

— Я не вызывал Вильгельма из Бара на поединок.

— Государи пожелали так.

У распорядителя турнира был острый слух, и во французском языке незнакомца он ощутил легкий английский акцент. На французском говорили не только на территории Франции — это был язык английской знати. Понятно почему, ведь Плантагенеты пошли от короля Вильгельма, первого герцога Нормандского, ставшего повелителем Англии, а французский для него был родным. Родственные и дружеские связи двух государств поддерживали сложившуюся традицию, и знатный английский сеньор скорее понял бы француза-дворянина, чем собственного виллана.

В любом случае, раз Неизвестный рыцарь говорит с легким акцентом, значит он англичанин. Впрочем, при любой другой оценке французский его был безупречен. Он молчал недолго.

— Я рад буду встретиться с Вильгельмом из Бара в поединке. — И, слегка поклонившись, поехал обратно к шатрам, над которыми развевались штандарты участвующей в турнире знати и где можно было передохнуть перед следующим боем — зачем искать себе противника, если он уже ждет своей очереди?

Около полудня граф Неверский победоносно завершил схватку с графом д'Э и довольный, но осунувшийся от усталости и жары, направился прочь с арены приводить себя в порядок после столь серьезного напряжепия. Распорядитель объявил, что последний перед большим обедом поединок состоится между Вильгельмом из Бара и Неизвестным рыцарем Белого льва. Дамы, хоть и укрытые от солнечных лучей тентами, разомлели от жары и усиленно работали веерами, а на арену почти совсем не смотрели. Нечего было и рассчитывать, что слуги поднесут им холодное вино или иные напитки, выдержанные в глубоких подвалах на льду, и приходилось ждать момента, когда все-таки будет объявлен перерыв.

Так что на француза и англичанина зрители покосились без особого интереса. Наверное, большинство предпочло бы покинуть арену, но короли еще сидели в своей почетной ложе, и придворные не решались отправляться в замок раньше государей.

Филиппу и Ричарду, конечно, прохладительные напитки подавались без задержки, и на столике в серебряных мисочках имелись различные закуски, так что и голод их не тревожил, а потому и желания поскорей добраться до стола правители не испытытывали. Как известно, сытый голодного не разумеет, и до терзаний свиты королям не было дела.

Рыцарей развели по разные стороны ристалища, вручили тупые турнирные копья, и английский государь вежливо уступил французскому право дать знак к началу поединка.

Два коня понеслись навстречу друг другу.

Обстоятельства малых турниров были наиболее приближены к ситуации истинного боя, и состязающиеся воины, как правило, неслись прямо друг на друга, а как уж они там расходились после удара, было их личной заботой. На королевских турнирах, дабы внести больший порядок в это в целом беспорядочное действо, устраивались две дорожки: иногда они отделялись друг от друга полоской насыпанного песка, иногда — лентой или веревкой. Это было удобно для коней, для сражающихся и в особенности — для зрителей, которые точно и ясно могли рассмотреть, что же именно происходит на арене.