— Да, государь. — Дик помолчал. — Со мной еще двое.

— Двое? Кто же?

— Мой оруженосец и… Анна Лауэр. — Король нахмурился.

— La femme? Jeune homme, la guerre ce n’est pas pour la femme.

— Elie n’est pas comme les autres, Sire, — ответил Дик.

— C’est a dire?

— Elie a un caractere d’homme.

[409]

Государь пожал плечами и отвернулся. Это означало — делай как знаешь.

— Это ж надо, какое у рыцарей тяжелое вооружение. Чтоб я еще раз согласился таскать за тобой это чертово копье!

— Не чертыхайся.

— Буду, если захочу!

— Давно с Далханом не встречался? — Трагерн осекся, пожевал губами, отчего стал похож на собственного деда, и перешел к следующему пункту своих претензий:

— А этот щит? Да им убить можно!

— Это тарча.

— Да хоть что угодно! Самое главное — обслуживаю эту неблагодарную скотину, а он еще смеет обзывать меня болваном!

Дик загадочно улыбался.

— Да. Кстати, это еще не все. Запомни, до конца войны (а эта радость может продлиться лет пять) ты — мой оруженосец. И еще — я намерен начать учить тебя воинскому делу.

— Это еще зачем?

— Затем, чтоб тебя подольше не убили. Кто иначе будет таскать за мной лэнс и тарчу?

Трагерн посмотрел сердито и замолчал.

Второй день они плыли на корабле с претенциозным именем "Святая Анна" куда-то в сторону востока. Не в основной армаде, которая отправилась из Марселя и насчитывала порядка двухсот больших парусных судов, а в небольшой группе, сопровождавшей золоченый королевский барк Ричарда, который почему-то решил идти сперва в Италию, а затем на Сицилию отдельно от своих войск. Возможно, дело было в том, что его чересчур томило нетерпение, а груженые боевые корабли идут медленно. О делах правителя в Италии Дик не знал ничего, в Сицилии же его ждала необходимость разрешить конфликт между претендентами на трон.

Простой, не искушенный в политике обыватель, наверное, решил бы, что англичанину нет никакого дела до сицилийского трона, но в действительности все было не так. В конце концов, в какой-то степени это было дело семейное, так как покойный Вильгельм, потомок Роберта Гвискара, был женат на сестре нынешнего короля Английского — чем не повод вмешаться? Сыну Генриха казалось, что стоит ему лишь появиться в Мессине, и Танкред де Лечче, который хоть и сын покойного правителя, но незаконнорожденный, а значит, узурпатор, немедленно бежит, освобождая престол, Может, в чем-то здесь Ричард и мог считать себя правым, но его одного было явно недостаточно. Нужен был Ричард с армией.

От короля Английского ожидали, что он рванется на Сицилию сразу же, как только Танкред со всеми своими претензиями появился на сцене. Почему Ричард позволил незаконнорожденному отпрыску Вильгельма Гвискара не только заявить свои мнимые права, но и задержать при себе дочь Генриха, сестру правителя Англии, Иоанну? На этот раз практичность одержала верх над страстью кидаться в бой. Избавлять Иоанну и бороться за ее права он отправился тогда, когда ему это стало удобно.

Но что же странного, когда в этом мире политики всё — и родственные связи, и брачные отношения, выражения ярости или негодования — должно были и имело особое значение, служило целям государей и неизбежно заставляло чувство превращаться в заключения разума. Говоря строго, к сестре он испытывал не больше чувств, чем к любой другой едва знакомой женщине своего круга. Что и понятно: с Иоанной его ничто, кроме общих родителей, не связывало, он практически не общался с нею, не виделся и не интересовался, по привычке рассматривал лишь как воплощение неких политических возможностей.

Но хотя бы ради своей репутации следовало так ли иначе вмешаться в ситуацию. И не в интересах Иоанны, вдовы Вильгельма, не сумевшей родить сына, не ради Генриха VI, супруга Констанции, — единственного ребенка последнего Гвискара, за неимением брата формально унаследовавшей корону отца и передавшей ее мужу, — только исходя из собственных интересов. Да, кроме того, возможность положить руку на наследство сестры — разве не привлекательная цель?

Какие же еще могли быть у него интересы? Сделать ли Иоанну правящей королевой и выгодно выдать ее замуж? Создать ли особый союз с сыном Барбароссы, Генрихом VI, делая вид, что уступает с большим трудом? Или оказать поддержку Танкреду, и не просто так, разумеется. С выгодой для себя?

Решить следовало на месте.

Танкред был симпатичен английскому королю своей удивительной наглостью — надо же, бастард, а какой бойкий, набрался храбрости бросить миру вызов — и по той же причине вызывал его раздражение. Это ж надо, какой-то бастард, и посмел столь решительным образом заявить о себе! С апломбом любого законного наследника Ричард смотрел на бастардов свысока. И потому они, способные на что-то серьезное, вызывали одновременно и досаду, и уважение.

Дик оказался не на личном корабле короля, изукрашенном золотом и пурпурными тканями, а на втором, где, кстати, был и Джордж, что было Дику приятно. А на соседнем корабле шел граф Йоркский и его люди, что молодого воина совершенно не радовало. Взгляды графа, иногда при случае бросаемые в его сторону, настораживали. Что это графу на него поглядывать? Молодой рыцарь обратился к Трагерну, когда тот, закончив чистку коней и оттого до крайности обозленный, решил немного отыграться на корнуоллце и принялся учить его магии.

— Ты можешь прочесть чужие мысли?

—Чьи?

— Графа Йоркского.

— Это который?

— Вот тот, краснолицый. Крепкий такой, разодетый.

— В алом?

— Да.

— Нет, не могу.

— Почему это?

— Потому что вообще не умею читать мысли.

— Зачем тогда меня расспрашивал о графе?

— Так, интересно. Это у него красивая жена?

Дик смерил его холодным взглядом, призванным отрезвить собеседника и дать ему понять, что на эту тему лучше не говорить.

День сразу после отплытия и следующий прошли спокойно. Серпиана, на которую моряки косились недовольно, совершенно не обращала внимания на их взгляды. Сперва она с любопытством осмотрела корабль, поинтересовалась, что будет, если стихнет ветер, убедилась, что весел нет, развела руками, заметив, что это неосмотрительно, и села у борта с иглой и незаконченным платьем. В конце концов, даме мало одного платья, нужны другие, а в Лилле, где Дик смог превратить в золото часть своего вклада, он предоставил ей возможность тратить деньги как угодно. Девушка тогда накупила множество вещей, которые сочла нужными для себя, и теперь ей было чем заняться. В конце концов, разве во всем новом она не выглядела прелестно? Дик засматривался на нее и нисколько не жалел потраченных денег. И теперь, убедившись, что его конь накормлен, ухожен и ничего не боится, присел возле нее. Хотелось поговорить хоть о чем-нибудь, и молодой рыцарь быстро придумал тему для разговора.

— Расскажи мне о своем народе, — попросил он.

— Что?

— Например, как живут твои соотечественники. У вас король?

— Нет. Мы живем родами, большими семьями, и глава семьи правит той областью, которую занимает род. У него нет титула.

— Ясно. Вы живете в лесах?

— По-разному. Не только… — Она помолчала. — Земли, которые мы занимали, были покрыты лесами наполовину. Мы владели десятком городов и деревнями вокруг.

— По твоему описанию получается графство.

— Почти. — Она надолго замолчала.

— С твоей семьей случилось что-то неприятное? — осторожно спросил он. — Ты не хочешь возвращаться и…

— Что-то… — с горечью усмехнулась Серпиана. 'Поморщилась. — Наш род был разгромлен. Земли захвачены, так куда мне возвращаться?

— Ты осталась одна? Все погибли?

— Все — не все — не знаю. То, что мой отец и братья погибли, уверена, потому что видела. Нашего рода больше не существует.

Он коснулся ее руки, ласково погладил. Черты ее лица были спокойны, казались умиротворенными, только в глазах наблюдательный человек, может быть, заметил бы — что-то не так.