– И что ты предлагаешь?

– Распустить по весне слухи о том, что хан Ахмат собирается идти на Москву. А потом, собрав войско, внезапно для всех пойти на север. Пока новость дойдет до Вильно и Сарая, пока они войска начнут собирать – ты уже успеешь разрешить спор с Новгородом, и им вмешиваться будет поздно.

– И все?

– И все.

– Я подумаю, – кивнул отец с совершенно расстроенным видом. На том и расстались. Ваня отправился заниматься своими делами, а Иван Васильевич хотел уединиться и подумать. А потом и с духовником посоветоваться, чтобы в голове улеглось все, сказанное Ваней…

Несмотря на вполне весомые доводы сына, Иван Васильевич не послушал Ваню и решил продолжить готовиться к крестовому походу на Новгород. Да с еще большим размахом.

Наш герой, поняв, что ничего не изменить, решил во все это не вмешиваться и максимально самоустраниться, благо дел у него хватало.

К весне 1471 года у него было пять укрепленных производственных объектов и дюжина – открыто расположенных. Но, увы, избежать участия в этом цирке не удалось.

– Отец, – произнес Ваня, входя в комнату, – мне сказали, что ты искал меня.

– Да, – кивнул Иван Васильевич и кивком отослал пару слуг из помещения.

– Что-то случилось?

– Я решил уважить тебя и поставить во главе полка, дабы в отрыве от войска крушить этих отступников веры христовой.

– Что, прости? – удивился Ваня, переспросив.

– Возьмешь своих пешцев, конников и пойдешь воевать новгородцев. Впереди войска моего. Или ты думаешь, кто позарится на пешцев? Ими командовать – честь малая. Ежели ты так страстно желал их создать, то сам и возглавишь. А чтобы сбежать после верного разгрома мог – конников своих возьмешь. С ними вырвешься.

– Но… я думал, что Даниил Холмский пехоту возглавит.

– Пешцев? Зачем так унижать человека? Он отличился добре под Юрьевом-Камским. Славно сражался. Пойдет с тобой, конницей станет командовать. Выбери из пешцев кого. Пусть их головой станет. Нечего уважаемым людям этими отребьями руководить.

– Отец…

– Или ты думал отсидеться в Москве?

– Нет, но это назначение так неожиданно. Мне ведь всего тринадцать лет. Что люди подумают?

– Ты в куда меньшем возрасте отличился при обороне Мурома. То всем уже известно. Сотню конную обучил славно. Под Юрьевом-Камским она отличалась. Говорят – исход боя решила.

– Льстят.

– Пусть так. Но ты на слуху, а потому на возраст не посмотрят. Да и по делам своим славен. О твоих мастерских далеко за пределами Москвы знают. Никто оспаривать мое решение не станет. Даже шепотками, за спиной.

– Хорошо, отец, – с кислым выражением лица ответил Ваня.

– Вижу, что не рад. А кто пару лет в поход рвался? Али набегался после Муромского сидения?

– Ты ведь меня не послушал… – тихо произнес сын. – Крестовый поход – опасная затея.

– Слова твои умны, но есть и те, кто не умом холодным судит, а мудростью сердечной. И правды в их словах больше. Я выслушал тебя. Но поступать, как ты советуешь, значит презреть веру Христову. Ты еще мал. Умен, но мудрости тебе недостает. Оттого и судишь столь холодно.

– Я понял, отец, – ответил княжич как можно более спокойным, нейтральным тоном.

– Да ты не кручинься. Дело тебе дам проявить себя без особой опасности. Пойдешь не к Новгороду, а в сторону от него. К Руссе. Город тот укреплен слабо и богат посадами ремесленными. Считай – большое село. Отец мой в былые дни добрую добычу оттуда взял.

– А дальше?

– Куда тебе дальше-то? – усмехнулся отец. – Ну коли пожелаешь, то и дальше иди. Новгородцы-то, чай, в полевую битву не полезут. Я ведь с Москвы большой ратью выступлю к ним самой прямой дорогой. А может, и не я, а брат мой, Юрий. То пока не ясно. Они войско собирать станут к битве решительной, а не за тобой бегать. Но коли на то пойдет, что выйдут на тебя, то не зевай. Увидишь многочисленную рать – пешцев бросай и отходи с конниками.

– Отец…

– Что отец? Али ты думаешь, что пешцы твои чего стоят в поле? Пустое. Ходят они красиво, но против рати конной – не супротивник. Стопчут.

– Я о другом хотел просить. Можно?

– Проси, – кивнул Иван Васильевич, подозрительно скосившись на сына.

– Когда мне выходить?

– Да как просохнет земля, так и выходи.

– Мне можно будет подготовиться? Или выходить как есть?

– Готовься. Но денег не дам.

– Мне понадобятся несколько тюфяков и запасы пороха большие.

– Почто они тебе? Впрочем, не важно. Опять какие твои выдумки. Бери. Что подберешь себе, то и бери. Только не сильно наглей.

– Благодарю, – как можно более искренне произнес княжич и откланялся.

Вышел на крыльцо. Тяжело вздохнул и осмотрелся по сторонам. Наверняка ведь советчики отца должны за его реакцией наблюдать.

Так и есть – несколько человек из греков, что крутились вокруг Великого князя уже пару лет, стояли и обсуждали что-то с митрополитом. Искоса поглядывая на княжича.

И тут Ваню словно обухом по голове приложили. Софья Палеолог! Точно! Минувшим годом же Иван Фрязин[59], ездивший от Великого князя к Папе Римскому, привез портрет Софьи Палеолог, которую сватали за Ивана Васильевича.

Княжич как-то слишком увлекся своими ремеслами. А оказалось, что зря. Очень зря. Ибо другими делами нужно было заниматься. Дядя Андрей был амбициозным дураком. Он вряд ли смог бы придумать столь непростой способ по убийству Марии Борисовны – супруги брата. И до поры Ваня не понимал роли митрополита. Он был явно связан с этим убийством. Но как? Зачем ему в это дело встревать? Теперь все встало на свои места.

Мать устранили, дабы расчистить место для гречанки из Палеологов. А теперь и за него взялись, слишком уж ретиво выступил против. Отец-то небось проболтался духовнику. А что такое таинство исповеди, Ваня знал прекрасно, как и таинство крещения, причащения и так далее. То есть княжич был абсолютно уверен в том, что духовник регулярно докладывал о настроениях Великого князя митрополиту.

Видимо, по этой причине отношения княжича с митрополитом были достаточно продуктивны, хоть и натянуты. Ибо знал, засранец, что Ваня про него ничего дурного отцу не сказывает. Оттого и получалось через него рукописями разными разживаться да мастеровых иной раз привлекать. Даже мастера-литейщика колокольных дел удалось забрать. Не для литья пушек, конечно. Нет. Слишком мало было на Руси бронзы пока, а лишний раз нервировать митрополита не хотелось. Из-за и без того слишком сложных отношений. А вот кое-какие детали для механизмов производственных получилось сделать из бронзы. Те же массивные шестеренки, выплавляемые по восковым моделям. Все лучше деревянных как по существенно меньшему трению, так и по прочности и надежности. Бронзу же применяли в них не ломкую колокольную, а с большим содержанием меди, то есть вязкую, пушечную.

Немного постояв и подумав, Ваня отправился изучать имеющиеся тюфяки. Нужно было осмотреть их и выбрать поприличнее. Насколько это вообще применимо к артиллерийским орудиям, кое-как скованным из железных полос. Однако в его глазах вся эта история выглядела слишком похожей на подставу. А значит, что? Правильно. Нужно думать о том, как живым из нее выбраться. Явно же задумали его устранить. Так-то позже прибили бы, когда Софья своих детей нарожает. Если бы тихо сидел. Но так как рот открыл, то и нечего тут… пожил уже, хватит… Наверное, и отравили бы, да дурных мыслей и подозрений в голову Великого князя вкладывать не хотели.

Город Русса встретил Ваню пожарищем посадов. А что подчистую не выгорело – то было разорено. Разве что крепость устояла. Небольшая, закопченная, она сиротливо стояла посреди выжженной округи. Люд какой-то на этом давно остывшем пепелище шевелился, разгребая завалы. Но как заметили всадников – бросились или в лес, или в крепость – кому куда ближе было.