— А как же! Ладно, мне пора.

Я подождал, когда Настя уйдёт, и сам отправился домой, где снова завалился в кровать. Сон долго не шёл, раздумья не давали покоя. Но поворочавшись часок, я всё же отрубился.

Поскольку на следующий день мне не требовалось идти смотреть состязания, я отправился в лечебницу навестить Якова. Стараниями местных врачей он быстро поправлялся, уже мог ходить, однако выписывать его пока не собирались. Он рассказал, как приходил представитель дисциплинарного комитета, спрашивал, что произошло. Но толку от этого было, похоже, как от козла молока.

Якову было досадно, что пришлось проторчать все каникулы на больничной койке, и я ещё раз пообещал, что обидчики получат по заслугам.

В субботу во второй половине дня состоялась церемония награждения победителей. Всех, кто занял призовые места, вывели на стадион, и император спустился, чтобы лично наградить нас.

Государь оказался невысок, у него были усики, лысина и круглый живот, обтянутый синим армейским мундиром. Император не произвёл на меня большого впечатления. В прошлой жизни я читал, что Александр V не отличался ни харизмой, ни волевым характером. Теперь у меня появилась возможность лично убедиться в этом.

Воскресенье, как обычно, все отдыхали, а с понедельника начиналась экзаменационная неделя.

В понедельник после обеда в актовом зале прошло награждение учащихся, занявших первые места — на этот раз церемония проводилась ректором. Из восьми участников лишь трое одержали победу: я и парни старшей группы с факультетов воды и воздух. Приз от академии составлял две тысячи рублей в дополнение к трём, полученным от императора.

Когда мероприятие закончилось и все стали расходились, я нашёл Вяземского и попросил о личной аудиенции. Ректор согласился принять меня через час. В назначенное время мы встретились у него в кабинете.

Мне требовались стражники, а под началом Вяземского было много приютов. Не зря мне советовали обратиться к нему. Я не собирался тянуть с решением данного вопроса.

Я изложил своё дело, и ректор дал положительный ответ. Мы договорились, что летом получу десятерых ребят из московского и рязанского приютов: семь эфирников и трёх одарённых. Естественно не бесплатно. В ближайший месяц было необходимо внести залог в двадцать тысяч рублей, а когда новые стражники заключат со мной контракт — заплатить ещё двадцать семь. Дорого, но иначе никак. В тридцатые годы почти не было способа нанять одарённых, кроме как взять из приюта, а приют их бесплатно не отдавал.

Я даже не удивился, когда Вяземский, после того, как главный вопрос был решён, завёл речь о событиях в Ярославле. Казалось, об них уже знала вся Москва.

— Время даром не теряете, господин Дубровский, — сказал он. — Но будьте осторожны. С огнём играете.

— Ничего не могу поделать, — ответил я. — Огонь — моя стихия.

— Главное, не сгорите в пожаре, который сами же разожгли.

— Пока в этом пожаре сгорают только мои враги.

Ректор усмехнулся:

— Не повезло вашим врагам. Но всё равно будьте осторожнее. А впрочем, поделом убийце. Если по справедливости, так его надо расстрелять вместе со всеми его приспешниками и холуями.

— Вы про Святослава Шереметева?

— А про кого же ещё? Все знают, что это он убил прежнего императора — он и те, кто в канцелярии и министерствах сейчас сидит.

— Разве Дмитрия I убили? — я решил сделать вид, что не знал этого. — Я думал, он умер от сердечного приступа.

— Ну конечно! Слушайте больше этих врунов. Они вам расскажут. Дмитрий был убит. Все об этом знают, но молчат, потому что боятся. А я молчать не собираюсь. Мне бояться нечего. Так что, Алексей, возникнут проблемы — обращайтесь. Стражники нужны, адвокаты, юристы, кто угодно — все есть. Я не позволю этой сволочи лезть в моё заведение и к моим ученикам.

— Благодарю, ваше сиятельство. Пока нужны только стражники.

Ещё один помощник нарисовался. Все мы сейчас были заодно: Оболенские, Вяземские, ещё несколько крупных родов. В той версии истории, которую я знал, их всех придушили к концу тридцатых. Возможно, в новой реальности всё сложится иначе. Станет ли от этого лучше? Лично для меня сейчас — да. А дальше видно будет.

Тем временем, Горбатов вёл переговоры с Шереметевым по поводу обмена пленных. Святослав не захотел говорить со мной лично и общался только с моим компаньоном. Он уже забрал трупы своих дружинников и теперь пытался выторговать у нас пленных. Одного заложника Горбатов, как я и советовал, убил для острастки, чтобы Шереметевы более серьёзно относились к нашим условиям, но пока это не слишком-то и помогало.

Я требовал, чтобы Святослав добровольно переписал на меня фабрику (юристы искали способ сделать это «в чёрную», но мне хотелось официально), вернул украденные реликвии и моего приёмного брата, а так же заплатил пятьдесят тысяч в качестве компенсации за нанесённый ущерб. Первое и последнее условия Шереметев отверг сразу, а про судьбу похищенного мальчишки он якобы ничего не знал. Только «безделушки» согласился вернуть. Но этого было мало.

Переговоры длились неделю и зашли в тупик. Святослав на уступки не шёл, но и нападать больше не решался. Пленники пока оставались у Горбатова в Ярославле.

В академии же у меня был ещё один враг, с которым требовалось разобраться — Сергей Юсупов. Я планировал припугнуть его, возможно, поколотить, чтобы понимал, с кем связался. Впрочем, не исключено, что дело и до дуэли дойдёт.

Случай с Яковым пока не напугал никого из моих приятелей. Наоборот, появилось ещё больше тех, кто хотел общаться со мной. Моя популярность лишь возросла после соревнований, я становился местной знаменитостью. А Павел, Даниил и знакомые из параллельной группы не только не разбежались, но и были готовы дать отпор Юсупову. Даже план стали придумывать, как его подловить.

А вот Кондрат и студенты-простолюдины, которые прежде тренировались на той же площадке, что и я, куда-то пропали. Возможно, они испугались и, решив ограничить со мной общение, отправились заниматься в другое место. Ну и хрен с ними. Мне такие трусы в друзьях были не нужны.

Последний экзамен был в субботу. Получив зачёт, мы с Павлом и Даниилом забрали в гардеробе пальто и покинули корпус. На улице вернулись к обсуждению планов на завтрашний день.

Друзья по-прежнему пытались вытащить меня в город, не сдавались, хотя могли бы уже понять, что бесполезно. Но их упорство всё же дало плоды. Сейчас я на полном серьёзе склонялся к тому, чтобы согласиться. Можно же раз в полгода куда-то выбраться, вспомнить молодость? Тем более, причина была веская — закрытая сессия.

Лишь одно меня тревожило — возможность очередного покушения. Но во-первых, сторожить меня у ворот академии теперь было проблематично благодаря принятым мерам, а Святославу больше неоткуда узнать о моих воскресных планах. Во-вторых, я через Горбатова ясно дал понять Шереметеву, что если со мной что-то случится, заложники погибнут.

К Лизе я ехать не собирался, поскольку в воскресенье вечером она была приглашена на празднование дня рождения дочери Петра Оболенского. Я близким родственником не являлся, меня никто никуда пока не приглашал, приходилось самому придумать себе развлечение.

— Ну так что, поедешь завтра отмечать окончание сессии? — спросил Павел.

— Поеду, почему нет? — ответил я.

— Как и прошлый раз? Или взаправду поедешь?

— А откуда мне знать, как получится? — пожал я плечами. — Решили куда отправиться?

— Разумеется, на Пречистенскую набережную. Я и мест-то толковых поблизости не знаю. Если только в центр ехать…

— Ну нет, я в центр не поеду, — отказался Даниил. — Там дорого.

— Вот видишь, там дорого, — сказал Павел.

Мы спустились с крыльца и направились к домам, что проглядывали среди деревьев.

— С Юсуповым надо что-то решить, — напомнил я. — Преподадим ему урок на следующей неделе?

— Ага, устроим ему весёлую жизнь, — согласился Даня. — Будет знать, как угрожать.