Павел Фролов, Даня Петровский и трое парней из параллельной группы меня ждали в сквере на скамейке. Мне надо было сообщить им, что я не смогу сегодня составить им компанию.

— Доброе утро! Наконец-то вы, сударь, соизволили явиться, — шутливо поприветствовал меня Павел.

— А чего сидим? Вон в церковь идите, — поиронизировал я в ответ, кивнув на белоснежное здание по соседству.

— Ага! Ищи дураков, — сказал Даниил. — Нас в гимназии каждое воскресенье гоняли. Больше туда ни ногой. Если только по праздникам.

— Лично я придерживаюсь нигилистических и атеистических убеждений, — важно проговорил Павел. — Кстати, вчера ты так и не явился в условленное время. Мы забеспокоились.

Ага, забеспокоиться они. Судя по ехидной усмешке у паренька из параллельной группы, у ребят были совсем другие мысли на мой счёт, озвучивать которые они не рискнули.

— Да я и сам забеспокоился. Жандармы приезжали, допрашивали весь вечер, — сказал я, как есть.

— Допрашивали? Не шутишь? За что? — лицо Даниила вытянулось, отчего приобрело ещё более глупый вид, чем обычно.

— Не веришь, у Комара спроси.

— А за что?

— В смысле, за что? Ты имеешь ввиду, почему? Одного моего родственники арестовали недавно. По политической, говорят. Теперь нас всех мурыжат. Вот, как назло, вчера прискакали.

— Так тебя арестуют? — не унимался Даня.

— С какой стати? Нет конечно. Адвокат сказал, что бояться нечего. А с Огинским мы ещё потолкуем.

— Ну раз бояться нечего, тогда — гулять, — торжественно объявил Павел. — Кабаки и женщины нас заждались.

Последнее он сказал, скорее, в шутку, потому что ходить по кабакам дворянские отпрыски считали ниже своего достоинства — только рестораны.

— Извиняйте, господа, но я не поеду, — сказал я. — Дома ждут на ужин, поэтому сегодня — без меня.

— Ну как же так! Ты нас всех собрал и теперь бросаешь на произвол судьбы?

— Не маленькие, найдёте, чем заняться. А я бы с радостью, но никак не могу. Родственники — есть родственник. Раз уж позвали, отказать — без вариантов.

Домой мы с Никой приехали как раз к обеду, и за столом Лиза снова принялась засыпать меня вопросами. Ей было интересно всё: и про учёбу, и про вчерашний визит жандармов. Обмолвилась она и о том, зачем пригласила меня на ужин, хотя я и так догадался.

Оказывается, на днях звонил Валентин и уведомил сестру о том, что собирается продать оба доходных дома и сеть кофеен «Аромат». Пока что главным и единственным претендентом на покупку был Пётр Оболенский.

Я не хотел, чтобы Оболенский приобрёл имущество моего рода, но проблема заключалась в том, что у меня не было денег ни на доходные дома, ни на кофейню. В общей сложности это обойдётся мне в четыреста с лишним тысяч. Откуда столько взять?

Если бы счета Василия Дубровского не арестовали и если бы я мог вступить в право наследства, был бы совсем другой разговор, а сейчас я даже не знал, получу ли хоть копейку из отцовский сбережений, или меня обчистят как липку.

Единственное, на что можно было рассчитывать — это долг Валентина. Мой нынешний троюродный брат был должен Василию Дубровскому, кажется, пятьдесят-шестьдесят тысяч. Я бы мог потребовать у Валентина отдать мне вместо денег половину кофейни с тем условием, а остальное выплатить в рассрочку. Но не факт, что он согласиться, да и без своей настоящей фамилии я не мог рассчитывать ни на что.

Все эти вопросы мы обсудили с Лизой, она обещала попросить Петра Оболенского одолжить мне нужную сумму. К тому же у неё и самой имелись сбережения: приданое в размере тридцать пять тысяч рублей. Пока они лежало на счету нетронутым, и Лиза могла ими спокойно распоряжаться, тогда как счета её супруга тоже были арестованы.

— Не думаю, что просить в долг у Петра Петровича — хорошая идея, — сомневался я.

— Но почему?! — воскликнула Лиза. — Он очень хороший человек и не откажет нам в помощи. Видишь, как он о тебе позаботился, когда узнал, что ты хочешь поступить в Первую академию.

— Это другое. В данном случае я ему — конкурент.

— Ой, глупости. Ну какие мы конкуренты?

— А как ты смотришь на то, чтобы выкупить кофейни нам с тобой на пару? Две трети будут, допустим, мои, а треть — твоя. Сколько он запрашивает? Сто двадцать тысяч? Ну вот. Сотню наберём, ещё двадцать одолжим. Это ведь мой дед дал средства на открытие дела, а ваш отец выплатил едва ли пятую часть. Если Валентин их продаст, он останется должен мне кучу денег.

Лиза потёрла подбородок:

— Ой, знаешь, я ведь никогда не интересовалась такими вещами. Мы с Сергеем думали о том, чтобы вложить средства в какое-нибудь небольшое дельце… Ресторан рассматривали, помню. Что ещё… Про ателье думали, про цветочную лавку. Я хотела либо цветочную лавку, либо какой-нибудь уютненький ресторанчик.

— Ну вот! Я тебе предлагаю хороший вариант. И ты будешь управлять компанией от моего и своего имени. Как тебе?

Лиза заулыбалась:

— Было бы прекрасно. Но я не могу сейчас дать ответ. Прости. Это мои последние сбережения.

— Даже не сомневайся. Кофейни пойдут в гору, мы хорошо на них заработаем.

— Но почему ты так уверен? — недоумевала Лиза.

— Так ведь хорошо дела идут. Я слышал… от отца. Он говорил, что фирма перспективная.

Снова пришлось соврать, я ведь не мог сказать, что через сто лет наши кофейни станут крупной сетью, сменив, правда, четырёх владельцев.

— Я всё-таки должна подумать.

— Само собой. Всё равно сделка в ближайшее время не состоится. Чтобы унаследовать выплаты по долгам, мне надо снова стать Дубровским. Кажется, придётся ехать в Ярославль раньше, чем мы планировали.

За разговором мы даже не заметили, как наступило время ужина. Вспомнили об этом лишь когда за окном появился чёрный лимузин Петра Оболенского.

За ужином я пережил вторую волну вопросов, на этот раз уже от Петра Петровича, после чего мы втроём вернулись в гостиную и продолжили разговор о делах. Мне не нравилось, что Оболенский участвует в этой беседе. Пусть он и являлся партнёром и другом Василия Дубровского, но я воспринимал его, как человека чужого, который хочет забрать то, что принадлежит моему роду.

Тем не менее, доходные дома я готов был уступить ему. Самый прибыльный я просто не потянул бы, за него Валентин запрашивал двести пятьдесят тысяч. Второе здание, которое располагалось на Старой Басманной, было дешевле в три раз, однако оно находилось в аварийном состоянии.

В итоге мы сошлись на том, что мы я и Лиза покупаем кофейни, а Пётр Оболенский забирает доходные дома.

Пока никто не знал, когда будет сделка. Валентин хотел отправить доверенное лицо где-то через неделю. Он боялся, что Шереметевы у него всё отнимут, и потому торопился с продажей. Однако прежде мне следовало вернуть себе фамилию рода, а я не собирался ехать в Ярославль до тех пор, пока не состоится судебный процесс, то есть не раньше чем через две недели. Изначально я вообще планировал заняться этим делом на зимних каникулах, но обстоятельства требовали поторопиться.

Переговоры длились долго. Мы с Оболенским уехали аж в одиннадцатом часу. Не зря я предупредил надзирателя, что задержусь.

К воротам академии Ника привезла меня полдвенадцатого, но на пропускном пункте меня мурыжить не стали: всего лишь записали фамилию.

Когда в понедельник утром я явился в аудиторию, где у нашей группы должно было состояться первое занятие, студенты о чём-то оживлённо дискутировали. Увидев меня, все смолкли. Поздоровавшись со всеми, я сел за свободную парту, достал из папки тетрадь и ручку.

И тут ко мне обратился некий Брехов — не титулованный дворянин, как и я. Парень постоянно увивался возле Орлова и других княжеских отпрысков. Он им не прислуживал, на роль мальчика на побегушках Орлов выбрал какого-то паренька из приюта, но всячески заискивал и лебезил. Лизоблюд и подхалим, короче говоря. Павел и Даниил относились к нему с презрением и старались с такими не общаться.