Мне казалось, что в нашей комнате ничего не осталось, ведь она пострадала больше остальных. По ней словно пронёсся ураган. У меня до сих пор перед глазами эта фотография. Света сделала её сразу, когда вернулась после праздников в универ. Я не хотела даже представлять, что там могло происходить. Упыри посходили с ума, потому что не удалось меня захватить и поэтому крушили всё подряд?
На фото в комнате абсолютный разгром: разбиты столы и стулья, повален и сломан шкаф, словно на нём кто-то специально попрыгал, сломанные на части кровати перевёрнуты вверх дном, матрасы выпотрошены, сверху всё завалено рваным тряпьём, осколками стекла и мелкими клочками бумаги. Подруга не поленилась перебрать весь этот мусор, выуживая из него то уцелевший учебник, то беговые кроссовки, то чайник. Всё таки ни я, ни она из не слишком богатых семей, так что спасённые вещи могли хоть немного сэкономить деньги родителей. По факту я потеряла все свои конспекты, несколько библиотечных учебников, всё бельё и одежду.
Моего мобильного найти не удалось, он пропал. Пришлось купить самый дешёвый б/у телефон с операционной системой андройд. Пришлось купить новую симкарту и записать в память телефона номера друзей и своего классного руководителя. Подруга потребовала дать ей обещание, что я восстановлю доступ к социальным сетям и буду выходить с ней на связь, иначе, по её словам, она меня найдёт и научит уму разуму.
Провожать нас с мамой Света отправилась вместе со своим молодым человеком. Это был хороший простой парень на курс старше. Я увидела, как нежно он смотрел на подругу, как ласково взял её за руку, как Светка в этом момент просто засветилась от удовольствия. Я радостно улыбнулась, пожелав им счастья.
Светлана пообещала приехать летом в гости. Оказалось, что она никогда не была на юге. Я пообещала ей показать много достопримечательностей в посёлке, на том и расстались. Пока ехали, мама продолжала усиленно меня кормить, но мне кусок в горло не лез. Вроде бы казалось, надо было радоваться, что я еду домой, но душу раздирала лютая тоска, хоть волком вой. Казалось, что я уезжаю от чего-то по-настоящему важного и очень дорогого.
С тех пор, как Святослав вручил мне мой же оберег, мне перестали сниться кошмары, и постепенно я начала хоть немного спать. Засыпая, спала как убитая, совершенно без сновидений. С настоящим психотерапевтом я так и не встретилась, но мне это было и не нужно, так как моя амнезия была выдуманной. Рецептик, который выписал подосланный Лилайной «психиатр», я выбросила, решив не применять его рекомендации. Даже, если там и были прописаны хорошие препараты, я решила, что антидепрессанты мне не нужны. Я не хотела избавляться от душевной боли, потому что это было бы предательством по отношению к мужу и сыну. Я хотела помнить их, воспринимать действительность не приукрашенной под воздействием таблеток, а настоящей, испытать всю ту душевную боль, которая была мне уготована. Но с возвращением оберега, мне стало чуточку лучше. Я часто сжимала в ладони неизменно тёплый солнечный камень, вплавленный в серебряный цветок папоротника, и мне становилось немного легче переносить тоску и страдания.
Засыпая в купе вагона, я продолжала сжимать в кулачке камень из чужого мира, и на грани яви и сна, как будто наяву, увидела первый очень приятный и позитивный сон. Разноцветные бабочки порхали вокруг, чудесные цветы раскрывали нежные лепестки в сочной изумрудной траве прямо на глазах, среди сочных зелёных стеблей копошились маленькие человечки с крылышками, а сверху, сквозь укрывающую меня зелень, пробивались ласковые солнечные лучи. Недалеко раздавался детский смех, но самого малыша я так и не увидела, потому что не могла управлять сном. Сон растаял, словно и не было. Я открыла глаза… Что это было? Ерунда какая-то. С чего это мне снятся цветочки и бабочки? По мне, так я почти привыкла ко снам сквозящим страхом, болью и безысходностью. В общем, любой сон, в котором не было Алёшеньки, показался бы прекрасным зрелищем, но такой очень детский сон меня ввел в ступор. Было ощущение, что я видела какую-то трансляцию, то, что мне показали… Ладно, подумаю об этом потом. Сон не шёл. Чистая, незамутнённая ясность сознания. Чтобы скоротать ночь, я уставилась в окно.
Мама крепко спала. За окном вагонного купе была звёздная ночь. Я стала следить за пейзажем под мерный стук колёс. Рядом с вагоном по снегу бежали светлые квадратики — отражения света в окнах. Они взбирались на сугробы и по пути задевали кустарник, выступивший слишком близко к железной дорогое из тайги. Сколько не присматривалась вдаль, перед глазами простирался сплошной глухой лес, укрытый зимним убором. Снег сиял и искрился под голубым светом выкатившейся на небосклон луны. Мерный стук колёс перекрыл длинный гудок локомотива, а в ответ ему из леса раздался волчий вой на разные голоса сразу из нескольких волчьих глоток. Поезд словно поздоровался со стаей, а ему тут же ответили. А потом я увидела и саму стаю, бегущую вдоль движения поезда. Летящие на огромной скорости тени под сенью кедровых лап казались призрачными. Некоторое время я наблюдала за соревнующейся в скорости с поездом стаей, пока они неслись за поездом, но потом волки свернули в глубь тайги. Сердце защемило со страшной тоски, в глазах защипало. Картина напомнила мне о былых днях, когда я была счастлива. Наверняка, это были совсем не те волки, которых я бы хотела увидеть, ведь не могли же они оказаться за сотню километров от своего жилья, скорее всего это были обычные звери, которые охотились в свете луны, но мне нравилось думать, что стая оборотней проводила меня, попрощавшись со мной.
Ещё долго я вглядывалась в пейзаж за окном, надеясь снова увидеть стаю волков, пока не стали слипаться веки.
По приезду в Краснодар, мы с мамой отправились по магазинам, чтобы купить мне минимальный набор одежды, а потом посетили приятное кафе, где наконец, мне удалось отведать не больничной каши и не общажной стряпни, а нормальной вкусной еды. Набив живот, мы сели на автобус до районного центра, а там нас встретил папа. Он не хотел, чтобы я тряслась по грунтовке на автобусе, поэтому нанял водителя, а мне это было как раз выгодно. Мне очень не хотелось, чтобы жители посёлка видели меня в таком ужасном виде, да и папа с мамой были со мной солидарны. Задавать неудобные вопросы все мастаки, а вот отвечать на них, увы, сложно, особенно, когда не собираешься говорить правду. А ещё, мне совсем не хотелось оказаться причиной последних сплетен среди жителей посёлка.
Я думала папа нанял кого-то из своих знакомых, но навстречу нам вышел мой одноклассник Антон. Эта встреча наверняка произвела на него неизгладимое впечатление. Надо было видеть его глаза, когда он посмотрел на меня. Нет сначала, он как полагается поздоровался с родителями и даже кивнул мне, закутанной в новую куртку с капюшоном, а потом выглядывал что-то поверх моей головы. Когда папа сказал, что пора бы и ехать, его ответ убил наповал:
— А что, Аню ждать не будем? — и когда в немом изумлении на него уставилась три пары глаз, он понял свою ошибку, но надо отдать должное, не удивился и не стушевался. — Анька, ты что ли? А что молчишь?
Вместе посмеялись, он не стал задавать неудобных вопросов, за что я была безмерно благодарна. Только отец шепнул ему что-то позже, и он согласно кивнул, не задумываясь. Позже, уже дома, я спросила у папы, что же такое он Антону сказал, и тот ответил, что-то в этом роде:
— Я предупредил его, чтобы не распускал свой язык где попало, и если сплетни о моей дочери поползут по посёлку, я автоматом обвиню его, и ему первому из всех сплетников придётся попрощаться со своим средством общения.
Дома меня встречал повзрослевший Ванюшка. Маленький мужчина тоже не задавал вопросов, и я была очень ему за это благодарна. Всё было, как в прежние времена. Мы сидели на кухне, беседовали, вспоминая приятные моменты из нашей жизни, не касаясь тяжёлых тем, пили горячий чай с купленным в городе тортиком, на заднем фоне тихо играла музыка, топилась, весело потрескивая, печка. Я смотрела на родителей и Ваню, как они старались выглядеть оптимистами, папа травил анекдоты, мама вспоминала смешные случаи из моей школьной жизни, но понимала, что, как бы они не старались, ничего уже не будет как прежде. Не по их вине. Как раз они-то не изменились. Из-за меня. Я стала совсем другой. Конечно, я улыбалась и старалась вести себя так же, как и всегда, но внутри меня сжирала ядовитая тоска.
