— Да, Анют, не волнуйся, — стараясь сдерживать дрожание в голосе, ответил я. — Просто устал.

— Всю ночь бегал? — догадалась она.

— Какая догадливая! — попытался улыбнуться, но не вышло, так как был на взводе не столько из — за бессонной ночи, сколько из-за присутствия вампира.

— Тебе надо выспаться. Мог бы пропустить занятия.

— Высплюсь после занятий.

Взял девушку за руку, мы пошли по дороге, сопровождаемые весёлой болтовнёй её братишки. Краем глаза заметил недобрый взгляд её отца, направленный в мою сторону, но не он волновал меня теперь, а нечто более опасное и непредсказуемое.

На уроках почти засыпал от усталости, и монотонность происходящего на любом уроке сильно располагала ко сну. На биологии даже немного вздремнул. День прошёл быстро и без происшествий. А после стоя у дома и глядя в синие прекрасные глаза, я думал о том, каким опасностям моя любовь подвергала самое прекрасное существо на свете. Не лучше ли было бы всё прекратить? Оборвать разом то, что могло бы мучить мою возлюбленную всю жизнь. Растворяясь в бесконечной синеве любимых глаз, вдруг осознал, что если бы можно было бы исчезнуть из её памяти навсегда, то ушёл бы без колебаний, чтоб не мучить истинную, которой не был достоин.

— Что ты делаешь? — с улыбкой спросила она, когда я расстегнул на своей шее серебряную цепочку, снял и положил в её ладонь.

— Она теперь твоя, — почти прошептал я.

— Ты мне её даришь? — переспросила Аня, рассматривая цепь и диковинной формы оберег. — Какая красивая!

— Да, я же сказал.

— Но я не могу её взять! — запротестовала она. — Она, ведь, твоя!

— Вот я и хочу, чтобы у тебя было что — то моё. Надень! — попросил. — Я хочу, чтобы ты всегда носила её! Тогда с тобой всегда будет частичка меня.

— Спасибо! А что означает этот амулет?

— Это оберег. Он будет тебя защищать, когда меня не будет рядом.

— А что будет беречь тебя? — возмутилась она.

— Меня не надо беречь, я и так достаточно сильный. Прошу — надень!

— Помоги же мне! — попросила она, и я застегнул цепочку на её шее, ощутив исходящий от металла жар.

— Какая холодная! — воскликнула Аня. Удивительно, но серебро мы чувствовали по — разному. Ей оно казалось холодным, мне же горячим, скорее всего, оборотни ощущали не так, как люди.

— Ничего, скоро нагреется, напитается твоим теплом, — успокоил я её, и она улыбнулась мне в ответ самой лучезарной улыбкой на свете. Не смея оторвать взгляда от её лучистых глаз, я тяжело вздохнул, прижал её к себе и поцеловал её нежные губы со всей страстью, на которую был способен так, что от неожиданности она задохнулась в моих объятиях. Когда я отпустил её, она спросила смеясь:

— Что это было? Неожиданный приступ страсти?

— Да, — проговорил я, стараясь, чтоб мой голос не выдавал волнения.

— И тебя не волнует, что скажет мой отец? — весело продолжила Анюта.

— Уже нет, — ответил я и криво усмехнулся, так как естественная улыбка у меня никак не выходила.

— С каких это пор? — не унималась девушка.

— С некоторых… — сказал я и снова жадно впился поцелуем в её губы, словно в последний раз, одновременно прижимая её к себе, желая раствориться в ней навсегда. Ох, если бы она знала, что было у меня на уме! В это момент я совсем не контролировал себя. Не знаю, что на меня нашло. Её длинные ресницы, всегда прикрывающие глаза при поцелуе, вдруг взлетели, а маленькие кулачки вдруг упёрлись мне в грудь, отталкивая меня. Я немедленно её отпустил и только тогда увидел, что натворил: на её губах выступила кровь.

— Что ты творишь? Мне больно! — воскликнула Анюта и, облизав губы, продолжила: — Ой, на твоих губах кровь! Я сейчас вытру.

— Прости, я не хотел причинить тебе боль… — растерянно проговорил я, одновременно останавливая её протянутую руку, которой она собиралась стереть каплю своей крови с моих губ, потом облизал губы, ощутив солоноватый вкус. Как ни странно, её кровь не вызвала у меня тошноты, напротив, вкус был таким приятным и желанным, что я испуганно отшатнулся и проговорил еле шевеля губами:

— Мне пора, — и бросился бежать прочь от любимой и от своих сумасшедших желаний.

Пронесшись через весь посёлок, спустя минуту я очутился в лесу, сбросил бесполезный рюкзак с учебниками, но не сбавил темпа, а наоборот увеличил его. Я не направлялся домой, мчался напрямик по пересечённой местности туда, куда глядели мои глаза, с треском ломая ветви попадающихся на пути деревьев, и оставляя за собой ясно видимую дорогу, чтобы та, что пришла за мной, смогла отыскать меня без труда.

Оказавшись в глубине леса, остановился подле высоченной вековой пихты, прислонясь к её шершавому стволу и обхватив его руками, прося, чтобы дерево дало мне силы что-то решить. Но вековая пихта была молчалива и холодна. Ей были безразличны желания и страсти маленького хищника, и она не могла мне дать того, что я у неё просил. Минуту спустя я это осознал и, отпустив ствол безликого и не обращающего на меня внимания дерева, обречённо рухнул навзничь под сенью широких тёмно-зелёных лап и закричал:

— Ну, где же ты? Я Александр! Я жду тебя!

Глаза мои закрывались от усталости, но последней мыслью было: когда вампир придёт — тогда и появится решение. Если волк захочет убить кровососа, то так тому и быть. В том, что тварь должна была прийти, я совсем не сомневался.

Вышло всё совсем не так, как я думал. Проснувшись утром и не обнаружив подле себя и в округе ничьих следов, я подумал, что меня решили пока оставить в покое. Отправился прямиком на хутор, отец встретил меня с хмурым выражением лица, но ничего не сказал, а только недовольно покачал головой. Приведя себя и свою одежду в порядок, снова отправился в посёлок, не забыв отыскать рюкзак с учебниками и невыполненными уроками, пролежавший всю ночь под раскидистым дубом.

Всю дорогу думал, что не посмею взглянуть в глаза своей любимой после того, что вчера натворил, однако же, они магнитом притягивали мой взгляд. В её чистых васильковых глазах не было упрёка. Они лучились так же, как и прежде, вселяя уверенность и надежду. Анюта улыбнулась мне, но я заметил, что её розовые губы припухли, и на нижней появилась небольшая сухая трещинка. Мне захотелось броситься на колени пред нею и молить о прощении за то, что позволил себе потерять контроль, но она опередила меня, бросившись ко мне в объятия так решительно, что я едва успел её поймать.

— Саша, что с тобой происходит? Я так боюсь! — прошептала она горячо.

— Чего ты боишься? — удивлённо спросил я, заглянув в синие озёра милых глаз.

— Боюсь потерять тебя! — жарко вымолвила она, и в уголках её глаз задрожали сверкающие жемчужины.

— Ты не потеряешь меня, куда я денусь, — проговорил я, еле сдерживая стон от внезапно нахлынувшей щемящей боли в груди. — Я люблю тебя!

— Не пугай меня больше, пожалуйста! Я больше не выдержу такого, — дрожащим голосом проговорила Аня, и две блестящие слезинки скатились вниз по её щекам.

— Чего ты испугалась, милая? — проговорил я, ласково стирая слезинки одну за другой большим пальцем правой руки, притягивая левой её изящное тело к себе.

— У тебя вчера было такое выражение лица, словно ты прощался со мной, — прошептала Анюта. — Словно ты задумал нечто такое, что разлучит меня с тобой. И потом, ты весь вечер не отвечал на мои звонки, что напугало меня ещё больше. Если с тобой что — то случится — я умру! Я не смогу жить, слышишь?

— Маленькая моя, прости, что не отвечал. Мобильник был в рюкзаке, а его я оставил в лесу. И со мной ничего не случится — поверь!

— Поцелуй меня, — тихо попросила она.

— Твой отец смотрит, — сказал я, опасаясь, что повторится моё вчерашнее помутнение, и я снова причиню ей боль.

— Вчера это тебя не волновало, — проговорила она.

— Ладно, пусть смотрит, — бросив взгляд в сторону её дома, произнёс я и медленно наклонился к её соблазнительным губам, собираясь лишь слегка прикоснуться к ним. Но Анна не стала ждать и, обхватив меня за шею, прильнула своими влажными губами к моему рту в таком страстном поцелуе, что я не в силах был устоять и ответил ей, забыв об осторожности. Поцеловал её крепко и горячо, нежно и страстно сжимая её в своих объятиях. Её длинные ресницы, прикрывающие прекрасные глаза, дрожали, и на них поблёскивала влага от ещё не совсем высохших слёз. Когда отпустил её, то страшился того, что на её губах снова появится кровь, но на этот раз всё обошлось, и, облегчённо вздохнув, я произнёс восхищённо: