Иначе говоря, подтвердите, что вы не робот — однажды забыв закончить давно отгремевшую войну, Орден же именно их выискивает меж звезд.

— Говорит Йурриий Васс иль Ев, капитан корабля «ЕвА», — поспешил с положенным ответом я. — В моих жилах человеческая кровь, патруль!

— Благодарю, капитан, коротких вам нырков! — выдал в ответ эфир.

— Звездолет Ордена проследовал своим курсом, — сообщила мне через считанный пяток ударов сердца Аран.

Что, и все? А разговоров-то было!

— Никогда этого не понимала, — пробормотала из своего кресла Ксен. — Ну, профанация же какая-то! Разве какой-нибудь киборг не мог бы им сказать все то же самое? Или попросту прокрутить заранее заготовленную запись?

Вот и я о чем!

— Не профанация, — веско возразила, однако, блондинке шестисолнечница. — Голос живого человека — «зов крови», как у них это называется — адепты Ордена определяют безошибочно. Не спрашивайте меня, как они это делают — понятия не имею — просто примите как факт. Был случай — на этом самом корабле, только назывался он тогда иначе. У нашей команды выдался непростой рейс — капитан и суперкарго были тяжело больны, пилот выбился из сил и уснул прямо в кают-компании, на вахте находилась я, юнга ошивался где-то внизу. И тут нас вызвал Орден. Я нашла юнгу, переключила канал на него, но мальчик некстати растерялся и словно звездной пыли в рот набрал! Пришлось отдуваться мне. Я еще хорошо помнила себя во плоти, и меня ничуть не покоробило сказать, как недавно наш капитан: в моих жилах-де, течет человеческая кровь. Увы, не прокатило! В ответ мне грозно велели заглушить движки, лечь в дрейф и готовиться к принятию абордажной партии. К счастью, тут наш юнга малость опомнился. В эфир он, правда, так и не вышел, но прибежал к пилоту и растолкал его. А тот, надо отдать ему должное, быстро сообразил, что к чему, и связался с патрулем. На этом нас и отпустили восвояси. Но разгон мы успели прекратить, с траектории нырка сошли — в итоге потеряли кучу времени, а, как следствие, и денег — груз в трюме был скоропортящийся… Вот так-то, коллеги!

На добрый десяток ударов сердца в рубке установилась полная тишина — все обдумывали услышанное.

Нарушил молчание Дик — и, кажется, это были первые произнесенные им вслух слова едва ли не с момента взлета:

— А тот ваш юнга… — робко проговорил парнишка. — Его… наказали?

— Да, выкинули в шлюз, — равнодушно поведала бортмеханик.

— Что?! — в один голос воскликнули Дик и Ксен.

Признаться, я и сам едва удержался от того, чтобы присоединиться к их возмущенному хору.

— А что вы хотели, такие убытки… — развела с экрана руками шестисолнечница. — Ладно, шучу! — хмыкнула затем она. — Выпорол его капитан — и все дела…

— Э… Снова шутите? — пролепетал мальчонка.

— Тут-то какие шутки? — похоже, на этот раз бортмеханик и впрямь говорила чистую правду. — Это ж юнга, что еще с него взять?

— Ну уж… — всплеснул тонкими руками Дик. — Знаете, капитан, — решительно повернувшись вместе с креслом, он задрал голову ко мне, — если когда-нибудь вам придется за что-то наказывать меня — то уж лучше и впрямь сразу в шлюз!

— Учту, юнга, — не придумав сходу ничего лучше, с невнятной полуулыбкой ответил я.

— Спасибо, капитан, — кажется, на полном серьезе поблагодарил меня парнишка.

Протяженность нырка непредсказуема.

Вернее, не совсем так: по хронометру звездолета проход тоннелем всегда занимает ровно один стандартный час — собственно, именно поэтому тот и стал в цивилизованной галактике универсальным эталоном. А вот в обычном, трехмерном пространстве тем временем могут смениться эпохи — теоретически. На практике, впрочем, все совсем не так страшно — иначе всякие попытки межзвездных перелетов попросту стали бы бессмысленны. Средний срок нахождения корабля в тоннеле — порядка шести-семи часов. Кто-то выныривает быстрее, кто-то зависает на сутки или даже на двое. Ходят байки о звездолетах, которые снова появлялись в трехмерном пространстве раньше, чем скрывались из него — у одних рассказчиков это вело к возникновению непоправимых парадоксов, нарушению пространственно-временного континуума и катастрофам космического масштаба, у других все заканчивалось благополучно. Известен случай, когда некий капитан на голубом глазу заявил, что провел в тоннеле почти тысячу часов, но ревнивая супруга, ожидавшая его в порту назначения, заподозрила неладное, наняла детектива, и тот выяснил, что ее изобретательный муж был замешан в каких-то темных махинациях и просто пытался таким оригинальным способом обеспечить себе липовое алиби.

Официально же подтвержденным рекордом считается нырок гохарского крейсера «Принцесса Йуннми» — он составляет семьсот сорок три часа с четвертью. Но факт, что где-то на каждые десять тысяч уходов в тоннель один-два звездолета обратно не выныривают вовсе. Погибшими их экипажи называть не принято — не исключено, что они еще вернутся в мир, когда-нибудь потом.

Ну а тем, кто пока в нашем пространстве, принято желать коротких нырков — думаю, понятно почему.

Что-то из этого я «помнил» сам, что-то нынче любезно поведала Аран — формально не мне, нашему юнге, но я слушал внимательно. Из рубки к моменту нырка так никто и не ушел, хотя Ксен я персонально предложил спуститься в каюту, рассудив, что свалиться без чувств, обмочив штаны (да, это один из типичных симптомов тоннельного оцепенения), у нашей суперкарго почти три шанса из десяти — уж лучше, если подобный конфуз случится не на людях, нет? Но блондинка предпочла остаться — то ли для того, чтобы что-то кому-то доказать, то ли из солидарности с сестрой — той-то по должности полагалось находиться в этот момент у своего рабочего пульта. Что ж, ее дело.

— Капитан, пятьдесят ус до нырка, — это Брин так сократила «удары сердца» — у пилотов подобное принято.

— Экипажу приготовиться! — подал я общую команду. — Ксен? — решил все же дать легкомысленной суперкарго последний шанс ретироваться.

— Готова, капитан, — сделала вид, будто не поняла намека, блондинка.

Ладно, орден с ней — надеюсь, если что, юный Дик сообразит деликатно отвернуться.

— Пилот, отсчет, — пожав плечами, распорядился я.

— Есть отсчет, капитан! — без промедления откликнулась Брин. — Нырок через десять… девять… восемь… семь… — мне показалось, или на этом «семь» голос непрошибаемой девицы самую малость, но все же дрогнул?

В отличие от недавнего взлета с тверди, сам по себе я сейчас какого-то особого волнения не ощущал, но вот за близняшек Дубб иль Огуа — искренне переживал. Забавно, если задуматься: они, небось, боятся опозориться передо мной (вон, даже Брин, кажется, проняло), ну а я-то чего страшусь? Разве что дать повод для ерничанья Аран? Да наплевать! Однако с каждым ударом сердца напряжение внутри меня нарастало — будто это не сестрам-блондинкам, а мне самому вот-вот грозило оконфузиться.

Я окинул быстрым взглядом свой экипаж. Брин сидела прямо — словно эталон дула проглотила — руки девушки замерли у пульта, пальцы слегка шевелились, будто примеривались к кнопкам — но нет, дрожью я бы это, пожалуй, не назвал. Чисто рабочие движения. Ксен крепко, до белых костяшек, вцепилась в собственные колени и глубоко втянула голову в плечи — ну, тут все ясно, охота пуще неволи. Дик, кстати, тоже весь съежился в кресле, нервно теребя эфес своего нового кортика — здесь тоже понятно, мальчонка толком не понимает, чего ждать. Аран на экране присела на что-то вроде откидной скамьи и вальяжно закинула ногу на ногу. Ненароком встретившись со мной взглядом, бортмеханик выразительно подмигнула — не знаю уж, в поддержку или в насмешку…

— …пять… четыре… три… — голос пилота между тем вновь звучал тверже корабельного тантала — может, тот мимолетный сбой мне и вовсе почудился? Не исключено… — …два… один… Нырок!

Лихой космический калейдоскоп за псевдоиллюминаторами исчез — и в рубке будто бы разом сделалось сумрачно. Но никаких иных изменений не наблюдалось — по крайней мере, по моим ощущениям.