– Отличная попытка! – Покивала, цинично усмехнувшись. – Вы верите в то, что говорите. Какая-то часть верит, добрая и отзывчивая, которая сейчас говорит со мной. Маги разума способны распараллеливать сознание, а вы сильнейший из магов. На самом деле вам безразлична судьба провинциальной девчонки. Разве что из рациональных соображений поставить мои способности на службу империи.

– Анастасия Трофимовна, зачем вы так? – В глазах канцлера появилась жесткость. – Я далеко не такое чудовище, каким меня называют за глаза. Вам ли не знать, что людская молва склонна преувеличивать?

– Я всего лишь сказала правду, как вы и хотели. – Выдержать укоряющий взгляд было трудно, но я сумела. Наш разговор давно вышел за рамки обычной беседы и мне казалось, что я невольно коснулась чего-то личного. – Вы позволите увидеться с Дарьей?

– Нет! Она преступница, убившая двух человек в присутствии десятка свидетелей.

– У вас есть свидетели, улики, орудие преступления, но каков мотив? Зачем ей это было делать? – Канцлер не ответил, а я продолжила. – Дашка – не бездушный монстр, убивающий людей на досуге. Она бы никогда так не поступила, если бы я не убедила ее, что нам грозит опасность. Иной раз вина лежит не на том человеке, кто спустил курок, а на том, кто его направил. Вам недостает мотива? Так, он есть у меня. Когда я прыгнула в круг силы, то разом все вспомнила, и кусочки разрозненных событий, что мелькали в голове до этого, соединились в одну картину. Детские годы в приюте, встреча с родителями, которых я полюбила всем сердцем, и то, как постепенно их у меня отняли. Сначала мама ушла, а потом и отца не стало. Акулина влезла в нашу семью, рассчитывая занять мамино место, а после завладеть землями и источником. Я ненавидела ее и сбежала прежде, чем она успела разрушить мою жизнь окончательно.

– В приюте? – Неожиданно сделал стойку князь. – В личном деле об этом нет информации. Что за приют? В каком возрасте вас удочерили?

– С чего вдруг такой интерес? – Удивилась. – Лет пять мне тогда исполнилось. Как назывался приют, не помню. В ночь, когда Молчановы подобрали меня на дороге, там случился пожар.

– Анастасия Трофимовна, а вы никогда не задумывались над тем, кто ваши настоящие родители? Не хотели их разыскать?

– Алим Осипович, вы говорите загадками. Зачем нужны люди, бросившие маленького ребенка на произвол судьбы? Знаете, как страшно мне было? Как одиноко? Я плакала и звала маму. Но в приюте слезами никого не разжалобишь. Старшие дети быстро избавили от дурной привычки, и заодно от иллюзий, что мы кому-нибудь нужны. – Тяжелые воспоминания окончательно испортили настроение. – Молчановы стали моей семьей. Самые счастливые годы связаны с периодом, когда мы жили вместе. Но довольно об этом. Все-таки, что вы скажете насчет Дарьи?

– Я подумаю, что можно сделать, – смягчился и не стал сразу отказывать князь. Ну хоть не категорическое «нет», и то хорошо. – К сожалению, мне пора. Возникли неотложные дела. – Алим Осипович резко засобирался, подскочил с места. – Обязательно навещу вас в ближайшее время. Поправляйтесь, Анастасия Ко… Трофимовна. – Уже в дверях мужчина замер и вернулся, снимая с мизинца перстенек с желтым камнем. – Возьмите на время. Это амулет. Он защитит, если вдруг что-то произойдет в мое отсутствие.

– Простите, с какой стати мне принимать подарки от постороннего мужчины? – Оторопело уставилась на украшение, которое вблизи оказалось весьма изящным. Явно непростая безделица.

– Это и не подарок, а временная мера. Убийца купца Холзмана до сих пор на свободе, а вы умудрились снова попасть в больницу. Если хотите, считайте кольцо служебной необходимостью. Главное, носите, не снимая. Давайте-ка я сам надену! – бесцеремонно схватил мою левую ладонь и водрузил колечко на безымянный пальчик.

Спасибо, хоть не на правую руку!

Когда канцлер в спешке покинул палату, я покрутила ладонью, любуясь колечком и заставляя лучики света преломляться в гранях. Камешек непростой, вон как искрит на солнце. И веет от него надежностью.

Раз уж великий князь решил таким способом меня защитить, зачем же препятствовать? Мне моя жизнь тоже дорога. И с чего вдруг канцлер всполошился, узнав о приютском прошлом? Вот будет фокус, если он биологических родителей найдет. Но не на ту напали. Никакой власти надо мной они не получат. Через полгода мне восемнадцать исполнится, а в начале лета состоится выпуск из гимназии. Ну а после никто больше не посмеет распоряжаться моей жизнью.

После завтрака меня навестили господа дознаватели, чтобы записать показания по делу Холзмана. Я уже настроилась на ментальную проверку и неудобные вопросы, однако беседа прошла в мирном русле, будто бы старые приятели разговорились за чашечкой чая. Что на них нашло? Если бы не прошлый болезненный опыт общения, я бы не поверила, что эти господа могут быть жесткими и беспринципными. Может, так повлиял визит канцлера? Или… взгляд невольно соскользнул на кольцо, которое я машинально крутила на пальчике от волнения.

Неужели они подумали?.. Ну, нет! Это же смешно!

Отогнав подальше крамольные мысли о князе, я отправилась навестить Марфу. Охранник у входа встрепенулся при моем появлении.

– Барышня, вы куда собрались? Нельзя выходить, Эдуард Францевич наказал никуда не выпускать.

– Доброе утро, э… простите, как вас зовут? – с улыбкой поинтересовалась у моложавого полицейского.

– Паша.  – Мужчина расплылся в ответной улыбке. – Ой! Садков Павел Романович. И вам доброго здравия, барышня.

– А меня Анастасия Трофимовна зовут. Павел Романович, я далеко и не пойду. Вот, только в соседнюю палату загляну подругу проведать, и сразу обратно.

– Не велено же! – со вздохом произнес мужчина. – Вернитесь, пожалуйста.

– Я на пять минуточек! – Состроила жалобную рожицу. – Умоляю.

– Ну, что с вами делать? Выговор получу ведь. Нельзя без разрешения доктора выходить.

– Так, давайте спросим у Эдуарда Францевича, можно или нет? – Не хотелось мне самовольством подводить человека, находящегося на службе. – Вон он, пациентов на перевязку принимает. – Указала на процедурный кабинет в конец коридора.

– А вы?

– А я тут постою и подожду ответа. Клянусь, что в ваше отсутствие с места не сдвинусь.

Мужчина кивнул, соглашаясь, и быстрым шагом направился к доктору. У меня возник соблазн в это время юркнуть к Марфе, но раз уж пообещала, слово надо держать. Садков отозвал доктора из процедурной на минуточку и в двух словах объяснил, зачем пожаловал. Доктор Гельберг бросил на меня возмущенный взгляд и погрозил пальцем. На что я упрямо вскинула голову и посмотрела с вызовом, скрестив руки на груди. Покачав головой, мужчина что-то сказал Садкову, и тот поспешил обратно.

– У вас ровно пять минут, барышня, – обрадовал охранник по возвращении.

– Спасибо! – Еще раз улыбнулась и, постучавшись, заглянула к Марфе. – Привет! Как ты тут?

Ошейник, фиксирующий шею девушки, стеснял движение и мешал говорить. Однако по измученной улыбке, скользнувшей по губам, я догадалась, что мне рады.

– Я так волновалась за тебя. Доктор говорит, что скоро поправишься. А я рядом, за стенкой отдыхаю. Тебе чего-нибудь нужно?

– Нет, – сиплым голосом ответила Марфа. – Говорить. Трудно. Нельзя.

– Понимаю. – Сочувственно погладила подругу по руке. –  Я поддержать пришла, сказать, что ты не одна, что все в порядке.

– Ка-ак. Девчонки? – Марфа перехватила мою ладонь.

– Я их не видела, но меня заверили, что живы и здоровы. – Отвела взгляд, умалчивая о Дарье. Вот только господа из следственного комитета вряд проявили деликатность.

– Пра-авду! – стиснув мою руку крепче, попросила подруга.

– Мила и Зоя Матвеевна вернулись в гимназию. Зорин уехал домой, а Дарью… ее арестовали за убийство Акулины и Гридяя, – рассказала, как есть, раз уж попросила.