— Да можешь ты не говорить загадками? — скривился я. — Объясни толком, что вскрылось? Когда? Как?

— М-ня, вы хотите, чтобы я сама все проговорила? — пушистые отростки на груди фелиды шевельнулись, заставив меня нервно передернуться. — Это жестоко… но справедливо, м-ня, — проговорила между тем Уняйя. — Что ж… М-ня, я долго верила, что никто ничего знает, но потом вы сами рассказали: Аран проснулась первой и разбудила вас…

Гм, кажется, я действительно об этом упоминал, правда, не в разговоре с кошкодевочкой — отвечая на расспросы Дик. Но что тут такого-то?

— Значит, и в тот раз, придя в себя раньше, чем я предполагала, она все видела, м-ня… — сделала между тем вывод фелида. — То, что… М-ня, нет, не могу! — затряслась вдруг она всем телом. — Пощадите, м-ня!

— Тот раз — это когда ты послала Дар спасти меня на Цолле? — уточнил я и продолжил, не дожидаясь ответа от дрожащей собеседницы. — Не знаю уж, что там было видеть, но вообще не переживай! Аран была в зюзю пьяна и очухалась, только когда меня уже вовсю штопали в медотсеке!

— М-ня, — мотнула головой Уняйя. — Не тогда. До этого, м-ня. Когда я… М-ня-а-а-а!

Есть такая расхожая поговорка: «кошкодевочки не плачут». Так вот, голимое вранье! Просто, видимо, они редко это делают на людях. Впрочем, они и маечки при посторонних не часто с себя снимают…

И сейчас у меня на глазах фелида залилась самыми настоящими слезами. Крупными, как маргорские степные орехи, и при том ярко-голубыми, оставлявшими на розовых щеках, по которым катились, отчетливый синюшный след.

— Вообще ничего не понимаю! — в отчаянии всплеснул руками я.

«Зато до меня, кажется, наконец дошло!» — подала тут голос Аран.

«Тогда объясните! — потребовал у нее я. — Что и когда вы там якобы видели?»

«Нет, капитан, объяснения только все окончательно погубят!»

«Шаккр! И вы туда же?!»

«Просто доверьтесь мне, капитан! Хорошо?» — проигнорировала мое возмущение шестисолнечница.

«Ну, допустим…» — с сомнением протянул я.

«Тогда сделаем вот что. Убедитесь, что Уняйя вас слушает, и скажите ей в точности следующее…»

— Вот что говорит Аран, — произнес я, не без труда, но завладев вниманием фелиды. Для этого мне пришлось дернуть ее за хвост — сомнительное на первый взгляд средство подсказала все та же шестисолнечница, и оно подействовало — рыдать Уняйя перестала и уставилась на меня заплаканными глазами. Оставалось надеяться, что сработает и остальное. — По ее собственному мнению, она уже не совсем человек. Слишком долго пробыла цифровой копией, а теперь обретается приживалкой в чужом теле. И при каждой перезаписи Аран что-то теряла. То есть сейчас она в каком-то смысле даже ничтожнее, чем когда оставалась цифровой! А не все ли тебе равно, что знает и чего не знает презренная цифровая? Меньше, чем цифровая!

— М-ня, но… — начала было кошкодевочка.

— При этом можешь быть уверена: все, что известно о тебе Аран, при ней навсегда и останется, — остановив ее жестом, закончил я заготовленную речь.

— М-ня… — задумчиво пробормотала фелида — кажется, проникшись. — Она, конечно, больше не цифровая, но если и впрямь не совсем человек… М-ня…

— Возможны разные уровни доверия, — развивая успех, добавил я уже от себя. — Первый — это когда секреты друг от друга недопустимы. И второй, по-моему, куда более высокий: когда сознательно позволяется о чем-то умолчать. Зная, что это не будет использовано тебе во вред. Я не в курсе твой тайны, Уняйя. И не желаю о ней знать — полагаю, что у тебя есть веская причина ее хранить. Потому что доверяю Аран, которая так считает. И потому что доверяю тебе. Дорожу тобой как… как членом своей семьи. И поэтому… Можно, не буду перерезать тебе горло? — спросил я с аккуратной улыбкой. — Оно мне куда больше нравится целым.

— М-ня, — помедлив, кивнула кошкодевочка. — Можно, капитан.

— Но в следующий раз, когда тебе покажется, что я не прав — не пускай сразу в ход зубы, где бы они у тебя ни росли, — добавил все же я, улыбаясь уже шире. — Вдруг у меня тоже окажется секрет, о котором я забыл тебе рассказать и который все меняет?

— М-ня, я поняла, капитан, — поджав ноги, фелида села и запахнула рубашку — к немалому, надо признать, моему облегчению. — Спасибо вам, м-ня… И тебе спасибо, Аран! М-ня, я в неоплатном долгу у вас обоих! А сейчас я пойду, м-ня, хорошо?

— Только постарайся никому не попасться в таком виде на глаза, — попросил я ее.

— М-ня, капитан, а куртка на что? — протянула кошкодевочка руку к сброшенной одежке. — Застегну и дойду — никто ничего и не заподозрит, м-ня…

С Ксен я так и не переговорил до самой посадки: на втором нырке ее, еще толком не оправившуюся, снова вырубило. То же самое произошло на третьем, а затем — и на четвертом, и на пятом — последнем в рейсе. Груз по прилете я сдал получателю сам, после чего полез смотреть, что там с многострадальным стабблоком. Вернее, смотрела Аран, а я по ее заявкам интенсивно крутил головой и шевелил руками.

Вердикт шестисолнечница вынесла ожидаемо-неутешительный: больше точно никаких времянок, только менять весь фазовый гироскоп вместе с подводкой и парой контроллеров.

Выбравшись из-под палубы, я попросил Брин глянуть цены на нужные нам детали и был неприятно удивлен докладом: в дыре, куда нас занесло — планета, к слову, почти так и называлась: Дырр-Ау, и имени своему вполне соответствовала — этих запчастей в наличии не было вовсе, только под заказ. А это значит, изволь выложить в полтора-два раза больше, чем заплатил бы за то же самое на какой-нибудь Ялле или даже Бака!

Увы, требуемой суммы у нас не набиралось, то есть нужно было либо урвать хороший аванс за новый заказ, либо все же идти на поклон к банку. Пока я очень рассчитывал, что выгорит первый вариант, но вместо вожделенной сделки поднявшаяся наконец с постели Ксен принесла мне нечто совершенно иное.

— Что это? — недоуменно уставился я на документ, сброшенный мне на СИК суперкарго.

— Там написано, — буркнула девушка, глядя в пол капитанской каюты.

— Чушь какая-то написана, — хмуро заявил я.

— Вовсе не чушь. Рапорт по установленной форме.Прошу списать меня на твердь! — подняла она на меня наконец глаза — лазурно-голубые, словно две слезинки фелиды.

— Я и говорю: чушь! Какая муха тебя укусила?!

— Муха? — растерялась блондинка. Ну да, такой поговорки цивилизованная галактика как-то не сложила — хотя кусачие насекомые имелись, почитай, на каждой заселенной планете.

— С какой стати такие свежие идеи? — перефразировал я свой вопрос, недовольно кивнув на выведенный над коммуникатором документ.

— Я поняла, что не гожусь для космоса, — снова потупившись, выговорила блондинка. — Таким как я там не место…

— Таким — это каким?

— Хотя бы таким, кому меняют мокрые штаны в пяти тоннелях из пяти!

— Даже если предыдущие одиннадцать нырков штаны оставались сухими? — в тон ей поинтересовался я. — Получается не пять из пяти, а пять из шестнадцати! Практически на уровне твоего коэффициента соответствия!

— Даже так — ниже уровня, — мотнула головой суперкарго. — И вообще, если уж говорить откровенно, мой коэффициент в 73 процента — это приговор! Просто вежливая формулировка статуса «Не годен!». Мне следовало это понять, еще когда нас с Брин забраковал «Космокор» — единственных на курсе! Но я уговорила себя, что корпорация, мол, просто погрязла в консерватизме…

— На Цолле «Космокор» приглашал Брин на собеседование, — напомнил я. — То есть даже в корпорации поняли…

— Собеседование — это еще не контракт, на Бака с нами тоже поговорили, прежде чем завернуть! И потом, у Брин кэф — девяносто два! И она не валится в обморок пять нырков кряду! Пять кряду, капитан! Со мной даже в школе такого не случалось! А еще… — Ксен запнулась и продолжила едва слышно: — А еще Брин не поднимала на борту мятеж. И не предавала своей любви, — последние ее слова я уже не столько расслышал, сколько угадал по дрожащим губам.