— Мертвы.

— Как ты их убил? — хрипло спросил Александр.

— Я совершил оборот, сынок.

— Хм, — усмехнулся. — Через столько лет… дух зверя проснулся.

— Отказаться от этого невозможно, сын. Мы такие, какими нам суждено быть.

— Чёрт возьми, — произнёс шёпотом Алекс и снова закрыл испещрённые красным узором тёмно-серые очи.

Немного помолчав, отец сказал:

— Тебе придётся остаться на столе. Спи. Только постарайся не шевелиться, чтобы все кости правильно срослись. Ладно, пойду, покормлю Вороного, если подпустит.

— Можно мне стереть кровь с его тела? — спросила я, когда мужчина вышел за дверь и уже собирался её закрыть.

— Конечно, — ответил он.

Я налила в таз тёплой воды из чайника, взяла полотенце и подошла к столу, на котором лежал Александр. Намочила полотенце и мягко коснулась дорогого мне лица, осторожными движениями удаляя засохшую кровь и грязь с его кожи. Затем протёрла шею и грудь, руки и ноги, стараясь лишний раз не касаться ран. Он лежал безучастный к происходящему, не открывая глаз и мерно дыша. Закончив, хотела выйти на улицу, думая, что он спит, но вдруг он позвал меня:

— Аня, — и его голос напоминал глухой стон.

Я бросилась к нему и увидела такую боль в его глазах, что в груди защемило, и к горлу подкатил плотный комок. Я закусила щёку, чтобы снова не разрыдаться, не тревожить его своими слезами, решив, что пролью их потом.

— Что, Солнышко? — произнесла ласково, стараясь не показывать своего волнения.

— Прости меня, — хрипло произнёс он.

— За что? — удивилась я, ведь он едва не погиб из-за меня.

— Я не смог тебя защитить…

— Но всё обошлось! Твой отец спас нас! Мы живы, — воскликнула я, взяв его здоровую руку в свои и сжав пальцы, — Не надо себя ни в чём винить, Алекс, любимый!

— Да, ты права, — тихо произнёс он, и глаза его снова закрылись.

Некоторое время проведя рядом с ним, держа его руку в своих руках, я поняла, что он, наконец, уснул. Грудь его мерно вздымалась. Дыхание было свободным и глубоким, тело, наконец, расслабилось. Осторожно, чтобы не разбудить, я отпустила его ладонь. Подобрав с пола куртку, вышла во двор и прикрыла за собой дверь. Уже стемнело. Отец Алекса сидел на ступени крыльца, уронив голову на сложенные в замок руки.

— Вам надо отдохнуть, вы очень устали, — посоветовала ему я.

— Как Александр? — спросил он тихо.

— Кажется, спит, — произнесла я. — Мне пора домой. Родители, наверняка, места себе не находят, не понимая куда я пропала. Мобильник сгорел в костре, так что позвонить им невозможно.

— Я провожу тебя, чтоб по дороге с тобой ничего не случилось, — сказал мужчина, поднимаясь с места.

— Нет, не оставляйте сына, вдруг ему что-то будет нужно, — проговорила я.

— Он теперь не скоро проснётся. Проспит почти сутки. Да и одну я тебя отпустить не могу, дочка. Александр не простит мне, если отпущу тебя одну.

Натягивая куртку, я только тогда обратила внимание, что она была не только разорвана, но и вся испачкана в крови.

— Боже мой! Что я родителям скажу?

— Оставь куртку здесь, скажешь, что потеряла. Я её сожгу.

Ещё раз приоткрыв осторожно дверь, я взглянула на Алекса и, убедившись в том, что он дышит, успокоенная, отправилась домой. Его отец сопроводил меня до самого посёлка, но всю дорогу мы шли молча. Выйдя из леса, он дошёл со мной до моего дома, и тогда я искренне сказала:

— Спасибо вам. Я век вам буду благодарна за всё, что вы для меня сделали. А ведь даже не знаю вашего имени.

— Святослав, — сказал отец Алекса.

— А отчество?

— Игоревич. Но лучше без него.

— А я Анна, — проговорила я.

— Я знаю, — ответил оборотень.

— Святослав, мне неприятно это признавать, но Александр пострадал по моей вине, — смущённо проговорила я.

— Только не надо себя винить, девочка! — резко ответил мужчина. — Всё произошло не из-за тебя. У этой проблемы глубокие корни, уходящие во времена ещё до твоего рождения. Скорее это моя вина…

Я внимательно выслушала запутанное объяснение, но, так ничего и не поняв, снова поблагодарила:

— Ещё раз большое вам спасибо, уважаемый Святослав, если б не Вы, я не знаю, были бы мы сейчас живы или нет. Надеюсь, скоро увидимся. Я бы хотела навестить Александра.

— Да, конечно, приходи, когда захочешь.

— До свидания, — сказала я, направившись к дому. Мужчина проводил меня взглядом, пока я не скрылась за дверью.

Дома меня ждал ужасный приём: мать вся в слезах и разъярённый отец, который, как только я появилась на пороге, набросился с вопросом:

— Где ты была? Почему выключила телефон? Мы же здесь с ума сходим!

— Я была с Алексом, — тихо проговорила, не собираясь скрывать правду. Конечно, всю правду открыть всю правду было невозможно, но её частичку я всё-таки сказала.

Как отец на меня орал, казалось, что барабанные перепонки лопнут в ушах от напора непрекращающегося обличительно-оскорбительного потока обвинений. Я сидела, зажимая уши, но слышала всё до единого слова. Когда он требовал объяснений, и я пыталась открыть рот, чтобы хоть что-то сказать в своё оправдание, он снова и снова прерывал меня и его гневные тирады становились ещё более громкими. Наконец, отец охрип, но всё ещё носился в бешенстве по комнатам, и от его беготни мало места было всем. Когда он окончательно выкричался и сел в изнеможении на диван, я сказала:

— Да, папа, мама, я виновата перед вами, но я люблю Александра, и ничего не могу с этим поделать. Только рядом с ним я по-настоящему живу, а без него просто существую.

— Это какой — то кошмар! Ты просто вбила себе в голову эту любовь, словно с ума сошла! Когда ж ты образумишься, а?

— Никогда, — прошептала, опустив глаза.

— Что это у тебя за вид? — вдруг спросил меня отец, словно только что разглядел, что моя одежда была вся в грязи и крови. — Это что, кровь? Что с тобой случилось? Где ты так испачкалась?

— Со мной всё в порядке, — проговорила я. — С Алексом случилось несчастье. Он случайно повредил артерию на руке, и мне пришлось зажимать её до тех пор, пока ему не оказали помощь.

— Боже мой! — воскликнула мама. — Как это могло случиться?

— Я не знаю, — соврала я. — Наверное, порезался обо что-то, я не видела. Увидела только, что кровь хлещет фонтаном.

— Где это случилось? — спросил отец.

— Мы гуляли в лесу. Он случайно оступился, упал. Не знаю, как это произошло.

— Как он ещё голову себе не размозжил?

— Головой он тоже ударился, — чуть не плача проговорила я.

— Надо же, хорошо, хоть ты цела, — сказал папа. — Значит, так, приведи себя в порядок и спать. С завтрашнего дня ты под домашним арестом. И давай сюда свой телефон, он тебе всё равно не нужен, раз ты его выключаешь.

— Но почему, пап?

— Мне это надоело. Телефон, быстро! — скомандовал он, протягивая руку.

— Я его потеряла, — еле вымолвила я, давясь душившими меня слезами.

— Вон с моих глаз! — заревел отец, и я бросилась в ванную, закрыла за собой дверь и, наконец-то, смогла расслабиться, разревелась, размазывая слёзы по лицу.

Неужели отцу и матери было не понять, что я чувствовала, неужели любовь для них всего лишь слово, как будто они сами никогда не чувствовали ничего подобного. Конечно, я знала, что они любят меня и Ваню, но это была другая любовь. Родители должны любить своих детей, заботиться о них, но то чувство, что я испытывала к Алексу было таким обжигающим, оно горело в моём сердце жарким пламенем, которое никому не под силу потушить. Ежесекундно я сгорала в языках этого вселенского огня, снова и снова возрождаясь, как птица феникс. То, что случилось сегодня, нисколько не отдалило меня от Александра, но ещё более сблизило с ним. Только теперь я поняла всю силу его чувства ко мне, только теперь ощутила то отчаяние от возможности его потерять, и, стоя на краю гибели, поняла, что готова была сама умереть, нежели увидеть его смерть.

Через несколько дней стало и вовсе невмоготу. Мне необходимо было увидеть Алекса даже ценой своей свободы. На четвёртый день после расставания, проснувшись очень рано, лишь стало светать, тихонько поднялась с кровати, надела тёплый свитер и джинсы, так как на дворе в это время дня было ещё холодно. Не стала брать сапожки, которые стояли в коридоре, чтобы не разбудить родителей. На дорогах давно было сухо. Я обула кроссовки, которые стояли у меня в шкафу, и осторожно выбралась в окно. В запасе было несколько часов, прежде чем родители хватились бы меня. Продолжались весенние каникулы, на которых была возможность подольше поспать.