— Только в школе. И чтобы ничего лишнего, понятно? Здесь видеть его я не хочу. Пусть, вообще, не попадается мне на глаза. Ты меня поняла? — сказал он грозно.

Я кивнула и попросила:

— Верни мне, пожалуйста, телефон.

— Хорошо, но говорить будешь только в моём присутствии. Возьми, он лежит в книжном шкафу.

— Спасибо, папочка! — воскликнула я и полетела в зал, схватила мобильник и, обнаружив, что в нём разряжена батарея, бросилась в свою комнату разыскивать зарядное устройство. Подключив телефон к зарядке, включила его.

На телефон тут же пришло множество сообщений о звонках, в которых говорилось, что мне звонил один и тот же абонент. Это был номер Алекса.

Моё сердечко радостно забилось, дыхание перехватило. Значит, он тоже скучал, раз постоянно звонил мне.

Я набрала его номер и нажала кнопку вызова. Сердцебиение зашкаливало, от нахлынувшего внезапно волнения дрожали руки.

— Анечка, здравствуй! — услышала тёплый, бархатный голос, и меня бросило в жар от нахлынувших чувств. — Я ждал твоего звонка.

— Привет, — только смогла вымолвить, как в комнату вошёл отец.

— Как ты? — спросил Алекс с теплотой и участием в голосе.

— Нормально. А как твои дела? — еле шевеля губами, произнесла я.

— Да, всё в порядке. Только скучаю. Жду, когда закончатся каникулы.

— Надо же, я тоже, — проговорила я.

— А что у тебя с голосом? Ты не больна?

— Нет, всё в порядке.

— Как твои родители, больше не сердятся?

— Как тебе сказать? Сердятся, конечно, даже очень. Особенно папа. Я не знаю, как убедить его в том, что ничего не было. Он такой упрямый. — Сказала я, мимолётом взглянув на отца. Папа не выдержал и возмутился:

— Так, красавица, выбирай выражения, а то мобильник мигом исчезнет навсегда!

— Твой отец сейчас рядом? — спросил Алекс.

— Да. Как ты догадался?

— Услышал его голос. Я хочу ему кое-что сказать. Включи, пожалуйста, громкую связь.

— Ладно, уже включила.

— Андрей Иванович, пожалуйста, выслушайте. Я прошу у вас прощения за то, что злоупотребил вашим доверием. Но того, в чём вы нас подозреваете — не было. Прошу — поверьте. Я вам не лгу.

— Я даже слышать об этом ничего не хочу! — разгневанно заревел мой отец. — Знаешь, что, мерзавец, держись от моей дочери подальше! Это не просто совет. Это прямое указание! А ты, Анна, быстро верни мне телефон!

— Хорошо, сейчас верну, дай мне закончить, — сказала я. — Алекс, мне пора, извини. Пока. С Рождеством!

— Спасибо, тебя тоже. Ну, ладно, увидимся в школе, — произнёс Алекс и продолжил, обращаясь снова к моему отцу: — Андрей Иванович, не ругайте Анюту, она ни в чём не виновата.

— Ты мне будешь ещё указывать! — прогремел отец своим басом. — Я, ведь, тебя ни о чём не спрашивал, сопляк, сам как-нибудь разберусь, что мне делать, а что нет!

Он протянул руку за телефоном, сверкая глазищами. Я едва успела его выключить, когда отец буквально вырвал мобильный из моей руки.

— Папа, ну зачем ты так? Можно быть и вежливей. Алекс перед тобой извинился, хотя ничего предосудительного не совершал.

— Пусть засунет себе свои извинения, знаешь куда? А ты тоже хороша!

— Что не так на этот раз? — громко спросила я.

— Да всё не так! Меня всё это бесит, понятно?!

— Понятно, папочка злится, что его маленькая девочка выросла. Пойми, я уже никогда не буду маленькой девочкой. Я имею право любить того, кого захочу. Ты не можешь мне запретить.

— Нет, милая, ты ошибаешься. Я твой отец, и только я могу решать, взрослая ты или нет! Я несу за тебя ответственность, и, как мне кажется, этот парень тебе не подходит по многим причинам. Во-первых, я его плохо знаю.

— Но ты, ведь, знаешь его отца, — вставила я, но отец поднял руку, чтобы я замолчала.

— Не перебивай меня, его отца Святослава, я знаю. Он никогда людям ничего плохого не делал, но это такой скрытный человек, много лет жил совершенно один, ни с кем особо не общался. Ни друзей, ни женщин не заводил. Многие считают его странным: не выпивает, не курит, никогда ни в какие компании не входит. Такие люди привлекают к себе внимание других именно тем, что не тянутся к другим. Вот, кто его знает, что творится у него в голове? Никто. Очень странный мужик. Так вот, твоего Александра мы плохо знаем — это раз. Во-вторых, он слишком молод, сопливый мальчишка! О какой любви может идти речь, если у него молоко на губах не обсохло? Ну, и, в-третьих — он голодранец. Что он может тебе дать? У него, ведь, ничего нет. Он не сможет тебя обеспечить.

— Пап, ну ты опять за своё! Пусть, Алекс молодой, пусть бедный — мне от него ничего не надо! Я же сказала, что замуж не тороплюсь. Обещаю тебе, что, закончив школу, я поступлю в институт, и продолжу обучение. Общение с Алексом мне не помешает.

— Сомневаюсь я в твоих словах, ох сомневаюсь! Вся эта любовь-морковь до добра не доводит!

— Я буду благоразумной.

— Ох, с тобой можно с ума сойти, какая ты упёртая.

— Я вся в тебя, папа!

— Анна! Ты меня просто бесишь!

— Прости.

— Ладно. Значит, говоришь, ничего не было?

Я кивнула в ответ.

— Так, что же вы, чёрт подери, делали в одной постели? — спросил папа.

— Ничего, — ответила я спокойным голосом, пожимая плечами.

— Ну, Анна, смотри у меня! — воскликнул отец и вышел за дверь.

Я осталась в своей комнате одна. Наконец-то, я смогла относительно успокоиться насчёт Алекса, услышав его голос.

Мне приятно было узнать, что он тоже скучает, волнуется из-за произошедшего, и стала с нетерпением ждать окончания каникул, чтобы, наконец, утонуть, раствориться в серых глазах, почувствовать согревающее тепло лучезарной улыбки, чтобы обняв, услышать биение сердца.

Похоже, из-за разлуки моё чувство к Александру ещё более окрепло, обрело форму огромной жар-птицы, которая горела в моей груди, расправив свои горячие крылья. В некоторые моменты моей жизни она сжигала меня, но, стоило лишь услышать голос предмета своей страсти — согревала моё сердечко, трепещущее так, словно у него тоже растут крылья.

Время шло, уже стояла зима, а борьба с самим собой не давала положительного результата.

Волк одолевал меня всё с новыми силами, пытаясь завладеть всем моим существом.

Думаю, что, чем больше я боролся с этим проклятием, тем сильнее оно овладевало мной. Иногда мне казалось, что я хоть немного могу себя контролировать, но вдруг меня одолевали такие дикие чувства, что я почти не мог ничего соображать, а контролировать и подавно.

Пытаясь удержаться на грани, за которой следовало превращение, хватался за всплывающий в голове смутный образ Анюты. Это помогало, но не всегда. Иногда я просто сходил с ума, и совсем терял контроль. Превращение происходило всякий раз против моей воли, причиняя мне сильные душевные муки.

Со временем во мне становилось всё больше звериного, чем человеческого. Осознание этого меня просто убивало. Отец убеждал меня не противиться природе, говорил, что это бесполезно, требовал, чтобы я окунулся в свою звериную сущность с головой, но я не хотел слушать его, снова и снова причиняя себе новую боль. Как бы я не желал избавления, проклятие довлело надо мной постоянно.

Моё и без того ужасное положение усугубляла разлука с любимой. Никогда раньше я не испытывал таких терзаний, как теперь.

И надо же, всё произошло по странному стечению обстоятельств, как будто что-то специально хотело нас разлучить. Её отец, относившийся ко мне хорошо, вдруг превратился в непримиримого врага, просто возненавидев меня. С моей стороны вражды не было, я не мог ненавидеть ни его, никого из этой семьи, так как они были кровными родственниками той, с которой я запечатлён.

Как теперь выходить из этого положения, я не представлял. Несколько раз у меня появлялось сильное желание увидеть её, я хотел наплевать на опасность и броситься в посёлок, сломя голову, но, когда вспоминал прежний опыт, когда её отец всадил мне пулю в бедро, здравый смысл всё-таки побеждал, и хватало ума отказаться от глупых планов.