«Осьмушка кредита цена будет мальчику, если это его остановит!» — заметила Аран.

«Вот и узнаем!»

— Доверяю, — выдохнула между тем Дик. — И не вопрос — расскажу!

— Это, как я уже сказал, было первое, — кивнул ей я. — Теперь второе. Ничуть не менее, а даже, наверное, более важное…

Я запнулся, скрыв замешательство за выразительным взглядом. Сформулировать это «второе» — вроде бы и понятое без лишних слов — было ой как непросто! Как объяснить ребенку, что он еще именно что ребенок и кое-что ему пока попросту рано? При том, что во многом остальном он со взрослыми наравне, а то в чем-то их и превосходит? И сам себя малым дитем категорически не считает?

Тупо надавить капитанским авторитетом — с учетом всех обстоятельств, именно в этой сфере несколько сомнительным — явно было не вариантом. Хотя на время, возможно, такое и сработало бы. Вот только рано или поздно резьбу все равно сорвет. И, зная, о ком речь — скорее рано, чем поздно…

Какие еще варианты? Углубиться в проблематику «пестиков и тычинок»? Так с теорией Дик, без сомнения, прекрасно знакома — с ее-то элитным воспитанием. И про те же законы Бака — как и многих других старых колоний — девочка наверняка в курсе. Даже из сверстников, значит, кому-то позволено — а ей нет? Да, можно до бесконечности рассуждать, что это, мол, были нормы чрезвычайных времен и не отменены они до сих пор лишь в силу правового консерватизма, а фактически почти не применяются… Но если юнга действительно вбила себе в голову, что готова к большему, чем целомудренный поцелуйчик украдкой, одними умными речами ее уже не переубедишь…

А переубедить надо!

«А точно надо? — усмехнулась Аран. — Может, это и впрямь не ваше дело, капитан?»

«Я за нее отвечаю, — отрезал я. — И обязан хотя бы попытаться!..»

«Ну, звездный ветер в помощь…»

— В общем, так… — начал я, все еще не имея ни малейшего представления, что конкретно сейчас скажу — но пауза уже слишком затянулась.

И в этот момент кольцо коммуникатора кольнуло мне мизинец.

Никогда еще, наверное, я не принимал вызов с таким энтузиазмом — любая отсрочка была сейчас более чем кстати.

— М-ня, капитан, вы где? — возникло передо мной изображение Уняйи. — Внизу началось движение, м-ня!

— На планете? — зачем-то переспросил я и так очевидное.

— М-ня, — подтвердила фелида.

— Иду, — бросил ей я. — Пошли в рубку, потом договорим, — снова повернулся к юнге, отключившись.

Дик торопливо кивнула — похоже, с ничуть не меньшим облегчением, чем испытывал в этот момент я.

Что ж, у обоих нас будет время, чтобы хорошенько все обдумать.

За минувшие часы небо над долиной затянуло черными тучами, а над соседними с ней горами уже и вовсе бушевала самая настоящая гроза — с длинными ломаными молниями, на каждую вспышку которых отзывалась яркой иллюминацией Пирамида. Однако непогода ничуть не мешала ни колонистам — в их пока не до конца понятных нам планах, ни экипажу «Евы» — наблюдать за происходившим внизу (прицельным средствам бортовой батареи никакая облачность не преграда).

Под первыми, пока редкими каплями начинавшегося дождя из каждого из четырех лагерей туземцев в сторону Пирамиды выдвинулось по группе молодежи, приблизительно одного и того же возраста — витков восемнадцати-девятнадцати на вид. Как юношей, так и девушек. Каждый из них что-то нес в руках: у парней это чаще всего был объемный тюк, у прекрасной половины аборигенов — небольшой сверток или корзина. Кстати, «прекрасной» — это здесь не просто притянутый речевой оборот: за редчайшим исключением все девицы были стройными, фигуристыми, с правильными чертами лица и роскошными длинными волосами (непременно распущенными — кое-кто из них как раз дорасплетал тугие косы прямо на ходу). Удивительное, к слову, дело для небольшой, долгое время существовавшей в изоляции колонии — как я недавно вычитал, обычно через десяток поколений такие вырождаются разве что не в толпу уродцев. Ну да в каждом правиле встречаются исключения, и перед нашими глазами явно было одно из таковых.

Хотя, конечно, можно было и предположить, что право приблизиться к Пирамиде с дарами (ну а что еще они могли нести?) получали здесь только лучшие из лучших, девушки — самые красивые, а юноши — самые сильные (или самые умные, не знаю — среди парней далеко не все смотрелись такими уж былинными богатырями). А те, кто строгим критериям идеала не соответствовал — скажем, сидели сейчас по шатрам, сетуя на жестокую судьбу, или вовсе остались в поселках.

Вскоре после передовой молодежи лагеря покинули вооруженные воины — почти исключительно зрелые мужчины, но затесались в их ряды и несколько брутальных валькирий — тоже, впрочем, возраста уже отнюдь не юного. Последними в сторону Пирамиды, залихватски играя прямо на ходу, вышли музыканты — с разномастными бубнами, барабанами, какими-то дудками и трещотками. Управлявшая трансляцией Уняйя дала звук: мелодия над долиной разносилась совершенно дикая, но по-своему торжественная, и местами будто бы тревожная.

— Жуть какая, — передернула плечами в своем кресле Ксен.

— Непременно закажу себе здешний оркестр на свадьбу! — бросила Дик, стрельнув в мою сторону вызывающим взглядом.

— Больше подходит для похорон, — неожиданно возразил ей Траш.

— Много ты понимаешь! — огрызнулась на него юнга, вынудив мальчика смешаться.

А действо внизу между тем продолжалось своим чередом. Большую часть пути до Пирамиды воины стройными колоннами следовали за парнями и девицами, отставая от тех на полсотни шагов, но затем принялись растягиваться в цепь, пока не сомкнулись флангами с соседними отрядами — после чего остановились, образовав разреженный круг. Рассредоточились за их спинами и музыканты.

Тем временем, не дойдя до Пирамиды те же полсотни шагов, юноши и девушки тоже направились в стороны — две группы по принципу «мальчики — направо, девочки — налево», другие две ровно наоборот: «мальчики — налево, девочки — направо». В итоге все парни оказались у южной стены, а все девицы — у восточной.

— Тринадцать юношей и тринадцать девушек! — не замедлила пересчитать их Дик.

— М-ня, тринадцать — хорошее число, — кивнула каким-то своим мыслям Уняйя.

— В некоторых мирах его считают несчастливым, — с усмешкой заметил я.

— М-ня, это в каких же? — удивилась фелида.

— В моем родном, например.

— М-ня, странное суеверие, — фыркнула кошкодевочка.

— Суеверия всегда странные, — пришла мне на помощь Ксен.

А парни и девицы внизу двинулись наконец к стенам Пирамиды и принялись раскладывать на нижних гранях то, что принесли с собой. Уняйя увеличила изображение, давая нам как следует рассмотреть «дары». Выяснилось, что юноши расстаются со звериными шкурами и связками когтей и клыков — должно быть, своей охотничьей добычей. Девушки, очевидно, делились результатами рукоделия — вышитыми тканями и теми самыми корзинами.

Затем дарители обоего пола отступили от Пирамиды на десяток шагов — туда, где трава поднималась им уже выше коленей — с полсотни ударов сердца неподвижно постояли под заметно усилившимся дождем… И вдруг принялись снимать с себя промокшие одежды — кто неспешно, а кто торопливо и дергано.

— Дик, отвернись! — почти само собой вырвалось у меня — Уняйя так и оставила изображение крупным, и сейчас на наших экранах раздевались туземные юноши.

— Это же просто любопытная этнографическая зарисовка! — заспорила девочка.

Ну да, зарисовка — с большо-о-ой любовью к деталям: по крайней мере, у ближайшего к нашей камере парня была та еще «этнография»…

— Дик! — с нажимом повторил я, но в этот момент фелида переключилась с юношей на девушек.

Траш отвернулся от экрана, не дожидаясь моего приказа.

— Уняйя, дай общий план, — попросил я — честно говоря, не без некоторого сожаления: «по этнографической части» тут тоже имелось на что посмотреть.