Над головой моментально опустилась крышка. Я остался один в затхлом тёмном помещении, единственным плюсом которого было то, что стоять здесь можно было во весь рост. Содрогаясь от омерзения, попытался осмотреться, но как ни напрягал зрение, в практически абсолютной темноте невозможно было ничего разглядеть. В подвал не проникал ни один луч света.

Стало тяжело дышать, не от того, что здесь было мало воздуха, а в силу гадливости, от отвратительного ощущения, что очутился в гробу, так было здесь тихо, холодно и сыро.

Глубокий погреб был вырыт прежними хозяевами дома для хранения домашних заготовок, но до сих пор в этом месте сохранялась смесь кисло-прелых запахов когда-то давно хранившихся овощей. Вытянув дрожащие руки, и едва справляясь с ураганом смешанных чувств, я ощупал окружающее пространство, чтобы иметь хоть какое-то представление о размерах помещения.

Погреб оказался большим, шириной примерно два метра и шести метров длиной. По левой и правой стороне располагались деревянные полки, кое-где совершенно сгнившие и трухлявые. В самом дальнем конце находился большой отсек для овощей.

То, что я обследовал подвал, никак не остудило пылающий мозг, отвращение никуда не делось, а, похоже, даже усилилось. Гнев одолевал меня. Кровь закипала в жилах, и контролировать себя было всё трудней. Волны гнева и ярости то и дело накатывали со всё более невыносимой силой, и не имея сил на сдерживание чувств, я упал на четвереньки и услышал треск разрываемой на мне одежды, рыча от отчаяния.

Вот в чём, как оказалось, было наказание. В том, что я снова обратился зверем, ужасным и проклятым монстром. Но в этот раз я уже не почувствовал ни боли, ни жара. Всё произошло мгновенно, и без моего желания.

Отец был прав, когда говорил об опасности, которой я подвергал себя и окружающих.

Я точно совсем не мог себя контролировать, раз всё произошло вне зависимости от моего разума.

Это означало, что я опасен.

О чём я думал, когда ходил в посёлок?

Я на некоторое время забыл, кто я.

Чудовище!

Чувство глубокого отчаяния и ненависти к самому себе разъедало мозг.

Если бы мог, то зарыдал бы от горя, но в силу своих волчьих особенностей долго и протяжно завыл.

Всё, о чём мечтал, в один миг было разрушено и стало совершенно недостижимым, а моё твёрдое решение отказаться от совершенно не нужного мне дара оказалось невыполнимым.

Ужасный оборотень поселился во мне, навсегда завладев моей плотью и кровью. Подчинив тело, монстр собирался покорить и мой дух. Бороться бесполезно. Моими остались только мысли, разрывающие мозг.

"Почему всё это произошло со мной, когда я полюбил? Красавица и чудовище. Это только в сказках бывает счастливый финал. В жизни чудовище не превратится в прекрасного принца от одного поцелуя. Всё намного сложней. В любой момент принц может стать ужасным чудовищем. И финал сказки поменяется".

За своими переживаниями не сразу заметил, что даже когда обратился, чувство подсознательной опасности никуда не пропало, а, кажется, даже усилилось. А что если всё это было взаимосвязано? Что если я ненавидел всякие замкнутые пространства, провалы в земле и гроты в силу своей природы?

Не смотря на то, что разум протестовал против перемен, моё звериное тело было готово ко всему. Я чувствовал себя смертоносной машиной, которая против воли хозяина будет выполнять то, для чего была предназначена, то есть убивать.

Стоило об этом задуматься.

Какое счастливое будущее было приготовлено для меня?

Для чего давался этот дар?

Надо было в своё время спросить об этом у отца, но я так был занят своими переживаниями, чувствами и помыслами, что самого главного так и не узнал.

А что если был предназначен для убийства? В ярости я мог натворить бед. Но во всех случаях, когда в бешенстве реально мог убить, меня что-то сдерживало: в одном случае просто не хватило сил, в нескольких других сдерживало присутствие Анюты. А что если бы не было никаких сдерживающих факторов? Смог бы я тогда лишить человека жизни? Наверное, запросто, смог бы, и никто не сумел бы меня остановить. Отец был прав, и я осознал, почему он был так рассержен.

Одолеваемый тяжёлыми мыслями не смыкая глаз, я дождался утра. Как только отец поднял крышку погреба, покорно, хотя это была только видимость, выбрался наружу. Моя чёрная шерсть была грязной от того, что ночь я провёл на влажной земле. Осеннее солнце слепило глаза, и, щурясь от ярких лучей, я тяжело протопал в свою комнату, прилёг на полу, положив голову на вытянутые лапы, и закрыл глаза.

— Прими человеческий облик, — сухо сказал отец, и я ещё больше разгневался.

"Он не понимает, что требует невозможного?!"

Я даже представления не имел, что возможно принять человеческий облик по желанию, считая, что всё происходящее со мной по сей день, было никак не связано с моими помыслами, а свершалось само по себе.

— Достаточно уже себя жалеть! — жёстко продолжал отец. — Выполняй мои указания. Представляешь свой прежний облик, затем перекидываешься.

Я приоткрыл глаза и недоверчиво поглядел на него.

Неужели всё так просто?

Стоило мучиться целую неделю!

Снова крепко зажмурил глаза и попробовал выполнить то, чему учил отец: вспомнил себя прежнего, очень сильно захотел сбросить волчью шкуру и стать собой.

Но ничего не происходило.

Возможно, я что — то делал неправильно? Снова и снова прокручивал в голове всё, что сказал отец, экспериментировал дальше, представляя, что смотрю в зеркало, или на свою фотографию, но ничего не выходило. Оказалось, что не так всё просто. Пришлось промучиться около часа, пока, глядя на свои волчьи лапы, я не представил, что это человеческие руки и очень сильно захотел, чтобы они стали таковыми.

Тут меня сильно, словно сквозь моё тело прошла взрывная волна, тряхнуло, и в доли секунды тело прямо на моих глазах преобразилось, приняв привычный облик.

— Надень что-нибудь, я выбрал тебе из своих вещей несколько, и садись завтракать, — сказал отец.

Я вышел во двор и долго мылся в холодной воде из-под крана, пытаясь совладать с гневом, но ледяная вода плохо остужала кипящие чувства. Насухо вытершись полотенцем, скрипя зубами, вернулся в дом, и, натянув на себя первые попавшиеся отцовские джинсы и рубашку, сел за стол.

— Ты злишься? — внимательно глядя мне в лицо, спросил отец.

— Нет, — скрепя сердце тихо и смиренно ответил, пытаясь обмануть его. Это стоило титанических усилий, ведь, вселившийся в меня зверь неистовствовал, не желая подчиняться даже отцу.

— Хорошо, — проговорил он. Наверное, он остался доволен, увидев, что наказание подействовало на меня усмиряюще. — Я надеюсь, ты понимаешь, почему я вынужден был так поступить?

— В общих чертах, — проговорил я, не давая себе распаляться, ведь мне необходимо было многое узнать о себе, о своём предназначении. Если бы я дал выход своему гневу, то остался бы опять в неведении надолго. — Ты был прав — я не владею собой. Мне нельзя приближаться к людям — в любой момент я могу неожиданно перекинуться в зверя.

— Наверное, у тебя появились вопросы? Ты задумываешься, почему это происходит?

— Да, — кротко заговорил я, усмиряя гнев. — Зачем всё это? Почему я обращаюсь вопреки своему желанию?

— Поначалу мы совершаем оборот неосознанно. Обычно, в этот момент каждый волк испытывает какие-то сильные чувства, например ярость или ненависть. Это заложено природой для того, чтоб экономить время. Ведь смертоносные клыки могут понадобиться в любой момент. На то, чтоб научиться контролировать себя, а именно не позволять превращению происходить неосознанно, а только тогда, когда это необходимо, порой уходит уйма времени.

— Ты говоришь, клыки могут понадобиться в любой момент. Что мне делать ими, если только не убивать?

— Да, ты прав, ты рождён убивать, — прозвучал уверенный ответ.

— Прирождённый убийца?! Есть чем гордиться! — проговорил я едко, а затем попросил с жаром, сдерживая гнев. — Избавь меня от этого! Пожалуйста! Я не хочу быть убийцей! Зверь скоро полностью завладеет мной, и моё послушное тело станет подчиняться его воле. А если я убью человека? Я никогда себе этого не прощу!