Сегодня не тронутый войной и, кажется, даже не подозревающий о ней лес представлял собой зрелище не менее величественное и необыкновенное. В отличие от города, где осень в этом году напоминала о себе лишь ледяным ветром и промозглой сыростью, от которой не спасали оставшиеся без обогрева, полуразрушенные жилища, здесь перед восхищенным взором представало «пышное природы увяданье» во всем своем первозданном великолепии.

Конечно, многочисленные хвойные, древние папоротники и хвощи менять и, тем более, сбрасывать ничего не собирались, выставляя напоказ свой роскошный убор, украшенный всеми оттенками изумруда и хризопраза. Зато прижавшиеся к реке ивы словно обрамляли царствие реликтов нарядной золотой оправой, а возвышающиеся на холмах или стоящие на юру рыжие в эту пору дубограбы создавали красивые вкрапления, наподобие медных прожилок в сферолитах малахита. И даже привезенные с Земли клены, нарядившиеся в пурпур византийской парчи и багрянец японского шелка, смотрелись менее чужеродно, нежели их запыленные и обгоревшие собратья на разгромленных городских бульварах, сиротливо вздымающие к небу ветви, покрытые пожухлой листвой.

Впрочем, барсы представшего их взору природного великолепия, казалось, не замечали, и если даже смотрели на берег, то лишь затем, чтобы обнаружить под величественными темными сводами кого-то более опасного и угрожающего, нежели спустившийся к водопою шерстистый носорог или переплывающий реку олень. Да и то этим занимались лишь те бойцы, которым выпало время управлять буксиром или нести караул. Остальные, пользуясь удобством путешествия и относительным затишьем, пытались урвать хоть пару часов сна, зная, что следующая ночь будет не менее горячая, чем предыдущая.

Вглядываясь в умиротворенные, спокойные лица ребят, с которых, казалось, на глазах уходила застарелая усталость, Туся не могла не удивляться. Неужели это те самые отчаянные бойцы, которые только несколько часов назад лезли змееносцам в зубы, добывая материалы из тайника, прорывались под огнем из института Энергетики, рубились с легионерами и кшатриями в рукопашной?

Дин забавно хлопал губами и пыхтел, как молодой кит. Слава подергивал руками и ногами в ритме Ванкуверской джиги. Петрович богатырским храпом, кажется, заглушал движок, но на это никто не обращал внимания. Клода мучили кошмары. Он хмурил брови, раздувал ноздри, открывал рот, захлебываясь в беззвучном крике. Арсеньев легонько тронул его за плечо, вытаскивая из дебрей беспощадной памяти, как когда-то тянул из воды, а потом положил под бок Шусмика, чтобы тот охранял его сон.

Не избежал тяжелых мучительных видений и сам Командор, когда, поддавшись на уговоры Петровича, уступил старшине место у штурвала. Едва только первая дрема полностью сомкнула отяжелевшие веки, Арсеньев тоже отправился прямиком в старый док. Лоб его покрылся испариной, скулы свело от гнева и бессилия, руки мучительно изогнулись в попытке кого-то ухватить и удержать. Поскольку Петрович совершал какой-то маневр на реке, несший караул Клод чистил и полировал свой клинок, а Шусмик сидел рядом с ним, вживаясь в роль сторожевой собаки, Туся решила, что с демонами Командора справится сама и поступила в лучших традициях сказочных героинь.

Убедившись, что Слава, Дин и оба раненых спят, а Петрович и Клод каждый заняты своим делом, она осторожно нагнулась к лицу Арсеньева и бережно запечатлела на его потрескавшихся губах робкий поцелуй. Возможно ее идея была не самой оригинальной и, как выяснилось, едва ли не опасной, но ничего лучшего она придумать не смогла.

Эффект превзошел все ожидания. Сначала Командор страшным сокрушительным захватом едва не свернул ей шею, однако уже через миг в его заскорузлых пальцах появилась нежность и не сдерживаемая тормозами сознания страсть, соленые, окруженные многодневной щетиной губы, сторицей вернув ее поцелуй, подарили еще десяток, горячих, требовательных и властных, не оставив вниманием подбородок и открытую часть шеи.

Трудно сказать, чем бы все закончилось: его рука, добравшись до талии, скользнула Тусе под майку, безошибочно находя не пострадавшую от удара левую грудь. Однако усталость оказалась сильней. Так и не открыв глаза, не разжимая объятий, Командор погрузился в глубокий, крепкий сон. Туся попыталась освободиться, ощущая, как горят губы и все лицо. Куда там! Проще было выбраться из-под лапы спящего льва.

— Не надо, девочка! — проворковал над ухом Петрович, накрывая их с Арсеньевым добытым где-то в недрах суденышка потрепанным пледом. — Дай Сане поспать, и сама отдохни.

Теперь у Туси горело не только лицо, но и уши, как у второклашки, пойманной за несанкционированным поеданием сладкого. Сердце колотилось, как бешеное, а мысли скакали с одного на другое, точно белки на ветвях прибрежных деревьев. Не считая жуткого происшествия возле разрушенной квартиры, это был по сути первый ее поцелуй и первый опыт. Хотя она понимала, что Арсеньева это небольшое недоразумение ни к чему не обязывало. И все же было жаль, что все произошло не совсем наяву. Впрочем, совету старшины Туся последовала. Она ведь тоже научилась использовать для сна любое оказавшееся свободным время. Что там им всем готовит наступившая ночь?

Проснулась она оттого, что свежий морской ветер бросил в лицо пригоршню соленых брызг. Буксир шел вдоль побережья, огибая песчаную косу, а до самого горизонта простиралась стального цвета гладь слегка потревоженного бризом океана. У штурвала стоял Клод, а остальные барсы, доедая остатки холодной курятины и сухпайка, сидели возле голограммы карты, обсуждая и на ходу внося правки в план второй части задания. Петрович опять негодовал и говорил о тяге некоторых командиров к рискованным авантюрам на грани самоубийства.

— А что ты можешь предложить взамен?! — строго глядя на старого товарища, гнул свою линию Арсеньев. — Пабло даже если в ближайшие пару часов и очнется, в сеть заходить все равно не сможет. Я первый ему не позволю и как командир, и как врач. А второго айтишника такого класса нам, увы, никто не предоставил. Мы и так сейчас находимся, можно сказать, в свободном поиске на грани самоволки. И в официальных документах рейс Вернера, Цоца-Цолы и Савенкова называется эвакуацией боевой группы.

— Бред какой-то! — громыхнул старшина.

— Нормальные дератификационные действия, — расплылся в улыбке Слава. — Чтобы как с институтом Энергетики не вышло.

— А что нам мешает связаться с Вернером и объяснить ситуацию? — воинственно встопорщил усы Петрович. — Пушки одного только «Луи Пастера» сметут генераторы подчистую! И это, не говоря об орудиях «Гризли» и сильфидских установках «Механизе».

— А заодно разнесут пол-лагеря, — невесело усмехнулся Арсеньев. — Со всеми людьми.

— К тому же выходить сейчас на связь по открытому каналу, — поддержал Командора Капеэсэс, — это почти что присылать змееносцам официальное уведомление в духе «Иду на вы». А частоту закрытого канала Серега успел стереть.

— Я тут посмотрел наброски Пабло, — подал голос, возившийся с компьютером, Дин. — Думаю, я все-таки сумею войти в их систему и запустить вирус.

— Этим ты очень облегчишь нам задачу, — одобряюще кивнул молодому барсу Командор. — А мы с Клодом пока попытаемся отключить силовое поле изнутри.

— И в кого ты, Саня, такой упрямый? — с безнадежным видом вздохнул Петрович.

— Этот вид упрямства называется волей к победе, и он не раз сохранял мне жизнь, — с обезоруживающей улыбкой пояснил Арсеньев.

— И все-таки не понимаю, как ты собираешься найти тоннель, который не обозначен ни на одной на карте? — покачал головой старшина.

Хотя Туся лежала одетая под парой теплых пледов, ее колотил озноб и свежий морской бриз был тут совершенно ни при чем. Вслед за Петровичем она была готова повиснуть на руке Командора и слезно умолять его отказаться от этого безумного замысла… И так же, как и старшина, понимала, что на кону стоят жизни даже не сотен, а тысяч людей.

Конечно, решение вывести с Ванкувера регулярные войска было продиктовано жестокой необходимостью, да и количество гражданского населения, вывезенного за время проведения операции в безопасные миры, впечатляло. Но на разгромленной планете по-прежнему оставались тысячи бойцов, оказавшихся в «котлах» и отрезанных от основных сил, не говоря уже о десятках тысяч гражданских, за время конфликта перемещенных в карантинные зоны и ожидающих отправки на фабрики смерти Альянса.