Лаан был последним островком надежды в чужом мире. Очень долго у них был общий кодекс чести, как общими были и воспоминания о прошлом.

Были.

— О чем? — откликнулся пленник.

— О многом, — недобро усмехнулся Лаан. — О том, что ты делал здесь, о том, что ты делал в Городе.

— Буду, — сообщило существо в плаще.

Голос у него был мелодичный и совершенно нечеловеческий. Заставьте скрипку выговаривать слова языка людей — и получится именно это. Музыка взмывала к потолку, с надрывом билась между бетонных стен, царапала лицо когтями дикой кошки.

Аэль нестерпимо захотелось увидеть лицо пленника. Она сделала пару шагов вперед и резким движением откинула с его лица капюшон. Напрасно она это сделала...

Лицо это было фарфорово-белым, словно подсвеченным изнутри свечой, идеально правильным и юным. На вид — лет семнадцать, не больше. Бесполая и почти бесплотная красота ангела била по глазам, заставляла опускать взгляд и отворачиваться. Смотреть на него — означало ежиться, осознавая собственное уродство и нелепость, ущербность и приземленность. То ли мальчик, то ли девочка, сверхъестественное создание, болезненно, невозможно прекрасное...

И нельзя было, как хотелось минутой раньше, ударить в это лицо кулаком, жестко и умело, так, чтобы ощутить под костяшками хруст костей, разрывающих изнутри плоть.

— Красивая маска, — хрипловато сказал Вайль.

Женщина непонимающе уставилась на него, сутулого и спрятавшего руки в карманы куртки, такого несовершенного, неправильного и слабого в сравнении с пленником. Щетина, отчетливо заметные поры на носу, потрескавшиеся губы, взлохмаченные жесткие волосы. Человек.

— Он меняет облик, как ты — одежду, — сказал Лиар.

— Вот как? — удивилась Аэль. Поверить в это было слишком сложно. — Правда?

Пленник промолчал. Глаза у него были абсолютно черными, чернее и плаща, и клубившейся по углам темноты, и блестящими. Два озера расплавленного обсидиана.

— Ну, покажи мне что-нибудь? — продолжила Аэль.

Судя по всему, теннику не нужно было поворачивать голову, чтобы увидеть ее. Он не шевельнулся, и все же женщина поняла, что пленник сейчас смотрит на нее. Глаза без белков, без радужки все же как-то изменились — словно по озерной глади прошла едва заметная рябь.

«Воспринимает свет всей поверхностью глазного яблока, — подумала Аэль. — Интересная анатомия...». Эта простенькая мысль, банальное любопытство врача, прогнала наваждение. Она уже не видела сияющее божество. Просто — существо иной расы, наверняка интересно устроенное, находка для патологоанатома. К которому тенник наверняка и отправится после допроса, если в Городе вообще таковые есть. Впрочем, был бы труп, а кому препарировать — найдется.

— Аэль, мы не в цирк пришли, — Лаан довольно грубо оттащил ее за плечо. — Что ж, Ардай, я рад, что ты будешь говорить. Мой первый вопрос — кто все начал? Я хочу знать имя.

— Все? — в шальном рыдании скрипки прозвучала растерянная нота недоумения.

— Кто устроил нынешние беспорядки?

— Многие... мы, люди...

— Не пытайся казаться дурнее, чем ты есть, — рявкнул Лаан.

— Разреши мне, Смотритель?

— Хорошо, — сквозь зубы выговорил Лаан, кивая Крылатому. Он отошел к стене и встал там, скрестив руки на груди — статуя воплощенного гнева; гнева, и, пожалуй — беспомощности, ибо никакими вопросами нельзя было воскресить погибших, и даже установленная истина не обладала свойствами живой воды.

— Ардай Тень Ветра, кто решил готовить отряды воинов? — спросил Лиар.

— Йарстэ Идущий в Ночи. Интари Звезда Полуночи. Я.

— Зачем? — не выдержала Аэль. — Крови попить захотелось?

Молчание в ответ.

— Кто первый сделал мысль словом?

— Я.

Этот спектакль Аэль поняла однозначно: на вопросы Крылатого белолицая пакость отвечать будет, а вот на ее — нет. Выразительно помолчит в ответ; сделает вид, что вопрос задан неправильно. «Оне изволят не понимать, — хмыкнула она про себя. — А в штабе декаду проболтался, ничего, наверное, и в курилке трепался не хуже прочих...».

— Что стало с тем, чей облик ты взял?

— Мертв.

— Окончательно?

— Да.

— Кем он был?

— Человеком.

Вайль вздохнул. Односложные ответы, чуждый для слуха голос — плач ночной птицы, посвист флейты, журчание ручья. Перед ним сидело чужое существо, и бесполезно было задавать ему простые человеческие вопросы «зачем ты это сделал? не стыдно ли тебе?». Бывший гладиатор знал, чем Тени Ветра отличаются от других тенников: они не могут просто изменить облик, им нужно взять с кого-то слепок, отпечаток и внешности, и мыслей. На время они становятся другими, людьми или собратьями. Когда маска сорвана, тенник этого клана возвращается к своей основе. Пытаться говорить с этой основой, как с человеком — дело дурное и бессмысленное. Он другой. Слишком другой.

Времени объяснять все это Аэль не было; пользоваться той безмолвной речью, при помощи которой он общался с остальными тоже не стоило. Аэль всегда боялась подобных контактов. «Голоса в голове» заставляли ее нервничать.

Пусть спрашивает Лиар. У него это получится лучше, чем у остальных.

Понемногу, по фразе, Крылатый сумел выспросить у Ардая все необходимое. Троица глав кланов, заручившись немой поддержкой Нижних, точнее, обещанием предоставить убежища и не вмешиваться, решила устроить в Городе революцию. Начать с инициирующей завесы, а дальше, устранив как можно больше соперников, продолжить и на верхних. Ардай был из тех, кто искренне верил в то, что людям место лишь на нижних. Вершина Города должна принадлежать тенникам.

Готовились они не месяцы, как показалось всем сначала. Годы по счету завесы.

Самое интересное для Лаана началось после того, как он попросил Крылатого задать пленнику вопрос относительно участия во всем этом Хайо и человека по имени Грег. Смотритель внимательно слушал, и чем больше Ардай рассказывал — нехотя, по одной фразе, тем выше брови Лаана забирались на лоб, пока не поселились где-то в сантиметре от кромки волос.

Все было куда веселее, чем подумал Смотритель сначала.

Пресловутый Грег, тот, кого Хайо счел своей марионеткой, бессмысленным алкоголиком и вполне удачной фигурой на доске, был марионеткой Ардая, и началось все задолго до встречи Грега и Хайо. Интерес Смотрителя к одному из рядовых обитателей завесы был замечен, вполне верно оценен и использован Тенями Ветра в своих интересах.

Вся интрига Хайо, которому показалось элегантным и остроумным сначала свести свою подопечную с подходящим по его плану партнером, а потом, дождавшись, пока девочка дойдет до ручки, вмешаться, для Ардая была не интригой; глупой попыткой ребенка помешать течению реки при помощи запруды из двух кирпичей и листа бумаги.

«Бессмысленный алкоголик» Грег, может быть, и не был чем-то самостоятельным или вообще интересным хоть кому-то, кроме самого себя, но марионетка из него получилась великолепная. Он служил Ардаю глазами и ушами, а при необходимости — и голосом. Тот самый инцидент, где Грег якобы с похмелья назвал Риайо лжецом, был импровизацией, но импровизацией, разыгранной как по нотам.

Лаан даже не сразу понял, зачем это было нужно, а, осознав, отдал Ардаю дань нешуточного уважения. Один-единственный дурак, один-единственный скандал, и Смотрители дискредитированы, Крылатые — оскорблены, и повод для войны — готов, свежий и оригинальный, с пылу, с жару.

Правда, с Хайо им не повезло, но тут уж не вина Ардая — Смотритель в любом раскладе является джокером, планировать его действия бессмысленно.

Когда трудами Хайо из величайшего скандала получился хоть и неприятный, но пшик, Ардай навел свою куклу на следующую удачную мысль: спровоцировать Смотрителя. Разумеется, Идущие в Ночи приняли Грега с распростертыми объятиями и немедля ему помогли организовать похищение Ярославы. К сожалению, то ли Йарстэ было не до того, то ли у него были какие-то свои планы, расходящиеся с планами Ардая, но к похищению он подошел весьма и весьма небрежно. Выделенный им молодняк клана со своей задачей не справился.