Не открывая глаз, попытался сориентироваться. Под спиной что-то жесткое и холодное. Камень. Руки и ноги не двигаются. Сломан хребет? Или я просто скован магией, что не дает мне пошевелиться? Хрен его знает, и то и другое одинаково паскудно.

Прислушался.

Льдинки звенят…

Паника накатила ударной волной, выбила дыхание из груди, сжала горло. Неконтролируемая, неосознанная, та самая, родом из детства. Паника на грани инстинкта, выгибающая тело в бесплодной попытке спастись.

К ужасающему звону добавилась мелодия. Одна нота, вторая, третья… Голоса выводили песню смерти. Сколько их? Тех, кто стоит рядом и поет? Кто ждет моего последнего выдоха.

Открыл глаза.

Прошлое и настоящее смешалось. Я был ребенком, что слушал музыку льда и голосов, я был взрослым, что слышал ее же. Надо мной высился купол — бесконечный и темный, и я все так же не понимал, то ли это свод пещеры, то ли древнего храма… Ребенок на этом камне плакал. Взрослый молчал и пытался думать. Тело не слушалось. Я скосил глаза. Руки и ноги растянуты в стороны, но веревок нет. Магия. Припечатала меня, как бабочку к забору, в ожидании прожорливого паука. И кто же у нас сегодня за членистоногое?

В отдалении стояли «монахи», по крайней мере, я обозначил их так. Одетые в белые рясы, лица закрывают черепа животных, сквозь дыры глазниц блестят глаза. Выглядели они жутковато, но не для того, кто промышляет черной магией. Я лишь хмыкнул. И где же основной участник действия, мой прожорливый паук?

— Эй, Шинкар, не отпустишь на минутку, по нужде. Жаль портить ваш обряд, но будет некрасиво, если я загажу жертвенник!

Кто-то из монахов сфальшивил, одна нота прозвучала глуше, чем нужно. И я усмехнулся. Так вам, уроды. Я уже давно не тот мальчик, что вы пытались зарезать много лет назад. А в том, что это именно жертвенник, я даже не сомневался.

Шинкар на миг возник в поле моего зрения. Бледное лицо сосредоточено, на чернокнижнике лишь широкие штаны. Сине-черные руны слабо светятся на обнаженном поджаром теле, с каждой минутой наливаясь силой. Да уж, что-то на мертвеца этот гад мало похож. К сожалению.

— Может, просветишь, зачем я тебе сдался? — предпринял я еще одну попытку. — Хоть умру спокойно. А то знаешь, обидно как-то подыхать, не понимая, за что!

— Наша цель велика и всеобъемлюща, можешь не волноваться, — совершенно серьезно ответил Меченый.

— Фух, успокоил, — выдохнул я. — А то я уж думал, вы какую-то ерунду затеяли. И насколько велика? Надеюсь, мне поставят памятник?

— Не думаю, — Шинкар медленно пошел вокруг плиты, на которой я лежал. — Ты лишь сосуд, чернокнижник. Да, ценный. Да, редкий. Но лишь сосуд. То, что не удалось двадцать лет назад, получится сегодня. Вечные справедливы и мудры, в тот раз они дали тебе уйти, указав на мою ошибку. Я неверно истолковал условия жертвоприношения, не учел добровольный приход жертвы. И я поплатился за это… — Меченый замер слева от меня, помедлил. Потом осторожно положил в углубление возле уха желтый янтарный камень. И неторопливо двинулся дальше. — Я не мог предугадать, что малышу удастся открыть ментальный портал, но Вечные правы… Кровь — не вода. И ты смог это сделать, хоть и неосознанно.

— Кровь? Кровь Раутов? — не понял я. Конечно, мои предки считались не самыми слабыми магами в Империи, но… и далеко не самыми сильными. И если бы хоть кто-нибудь из них был способен на открытие ментального перехода, это точно сохранилось бы в семейных хрониках как величайшее достижение.

Шинкар усмехнулся одной стороной рта. Еще один камень лег в углубление возле моей головы. Синева сапфира брызнула в стороны, словно брызги воды.

— Рауты… Всего лишь люди, хотя и обладающие некими знаниями. Но в тебе их крови нет.

— Мне кажется, ты что-то путаешь, Меченный. — Я попытался пошевелить хоть одним пальцем. Бесполезно. Тела я вообще не чувствовал. — Энтер Раут мой отец. Хм, не хочу тебя огорчать, но, похоже, вы взяли не того, кто вам нужен. Так что я, пожалуй, пойду…

— Я не ошибаюсь, — так же спокойно ответил Шинкар. И еще один камень. Дымчато-серый топаз. — Я не могу ошибиться. Крови Раутов в тебе нет, хоть ты и носишь их фамилию.

От негодования даже сил прибавилось. Как это нет? Если уж я и гордился хоть чем-нибудь в этой жизни, то это принадлежностью к древнему роду! Да, я, возможно, оказался не самой цветущей веткой на нашем генеалогическом древе, но и не позорным сучком!

— Я готов убить тебя за одно только предположение о моей семье, — бросил я, старательно шевеля пальцами. Те не отзывались. Травянисто-зеленый изумруд разместился возле моего плеча.

Шинкар слегка пожал плечами.

— Это неважно, Лекс Раут. Ни твоя злость, ни ненависть не имеют значения. Все, что имеет, уже произошло.

Я приподнял голову. Показалось, или пальцы на ногах кольнуло? Бездна, какое-то все-таки паскудное чувство беспомощности!

— Сивлас, скажи, что ты не тот идиот, что пытается открыть врата миров и выпустить демонов Изнанки?!

Он покачал головой. Руны на теле мага змеились и переплетались, двигались, словно живые, перемещались по телу. Боги! Какой же у него уровень силы? Я даже предположить не мог. Бездна, сейчас я был согласен даже переместиться на Изнанку! Да куда угодно лучше, чем лежать на этой плите!

— Врата миров… Люди так глупы в своих страхах. Придумывают страшилки и верят в них. Никому не нужны врата сами по себе. Ты лишь первая ступень, Лекс Раут. Ты сосуд, и твоя кровь напитает древние артефакты и даст нам силы для создания Спектра. Твоя жизнь была никчемной, но смерть станет великой.

— Знаешь, я вполне доволен своей никчемной жизнью. — Точно, палец шевелится! И колет иголками, словно я ногу отсидел! Но как же я этому рад, чтоб я сдох! Чирей мне на язык. Главное, продержаться достаточно, а потом… — И что такое Спектр?

— Не старайся, — Шинкар отпустил с ладони очередной камушек. Кроваво-красный рубин. Он на миг завис в воздухе и мягко лег возле моей ноги. — Путы тебе не снять. Да и знать большего не нужно. На этот раз мы все сделали правильно. Ты сосуд, ты полон, и ты пришел добровольно. Не трудись, Лекс Раут, второй ментальный портал уже не открыть, свой единственный шанс ты потерял из-за женщины.

— Как я мог так облажаться, — пробормотал я, изо всех сил стараясь дернуться, пошевелиться, сдвинуться с этого проклятого камня! Безтолку.

— Чувства губительны для того, кто идет дорогой знаний, — еще один камень. — Разрушительны для ищущего истину. Они ввергают в сомнения и нарушают гармонию мира. Ты совершил ошибку, чернокнижник. Но твоя ошибка была нужна нам. Она была необходима.

— Боги, я сейчас расплачусь, — протянул я. — Сколько пафоса. А на деле ты лишь сумасшедший ублюдок, решивший погубить мир и меня. И почему идиоты вроде тебя так любят вещать о великом? Видимо, от того, что где-то внутри вы все-таки осознаете собственную ущербность.

Уголок губ Шинкара дернулся, вокруг пятна на щеке появилась бледная каемка.

— Ты ничтожен, но даже не осознаешь этого, — вздохнул он. — Я ожидал от тебя большего. Ты действительно лишь сосуд с кровью, необходимой нам. Ты даже не понял, что все это время делал лишь то, что я от тебя хотел.

— О чем это ты? — нахмурился я. В ноги вернулась чувствительность, и я напряг мышцы. Отлично. Еще немного… Если бы удалось свести запястья…

Шинкар вновь дернул уголком рта.

— Неужели ты веришь, что все произошедшее случайность? — Фиолетовый аметист скользнул яркой рыбкой и остановился у моего бока. — Случайности почти всегда закономерны. Тем более, если хорошо продуманы.

— Ты это о чем? — Мизинец левой руки шевельнулся, и я чуть не взвыл от радости. Что я буду делать со всеми этими уродами в черепах, подумаю после, главное, слезть с этой плиты. Я нутром ощущал, что это сейчас самое важное.

— Не о чем. А о ком… — Еще один камень, розовый с серыми прожилками. — О той, ради кого ты так старался.

— Одри? Она-то здесь причем? — я замер, настороженно уставившись в бесстрастное лицо мага. Он почти завершил круг вокруг меня. Надо бы поторопиться…