– Не хочу ничего знать о твоих совиных богинях, – буркнул мужчина. Или буркнула… я? – Делай свое дело, вёльда. Найди воина. Того, кто сможет спасти город.

– Не так-то это просто, а-тэм… Может, всей твоей крови не хватит, чтобы отыскать такого. Может, и нет его вовсе.

– Есть, я точно знаю. Должен быть, – хрипло отозвался тот, кто был мною. Или я была – им? – Ищи. Саленгвард поможет. Ищи, вёльда!

Имя города вдруг отозвалось внутри звоном, и туман перед глазами начал рассеиваться. Но что это? Где я?

В глаза бросились стены, увитые терновником и вьюнком, каменный пол, отсутствие мебели. И гора костей, насыпанная в центре этого странного помещения! Потом взгляд выхватил чадящую плошку, внутри которой тлела трава, распространяя горький дурманящий дым. Глиняную посудину держала сухая старческая рука.

Я моргнула, подняла голову, пытаясь рассмотреть больше. Значит, не померещилось. Старуха и правда была. Горбоносая и темноглазая, босоногая и не слишком чистая незнакомка, одетая в серое платье без рукавов. Самым примечательным в ее облике был плащ. Черную ткань украшали птичьи перья, от ворота до длинного, тянущегося по камням подола. Они лежали так плотно, что казались единым целым, словно и не плащ то вовсе, а одеяние живой хищной птицы.

В одной руке старуха держала чадящую плошку. А во второй – окровавленный нож.

В нос ударил знакомый железистый запах.

Я опустила взгляд и подпрыгнула. Мои руки сплошь укрывали вырезанные на коже символы-руны. От крепких загорелых запястий до самых плеч, где блестели массивные золотые обручи. Единый! Эта ужасная старуха изрезала мне руки!

Но постойте…

Это ведь не мои руки! Хотя бы потому, что они мужские!

Да какого демона?

– Что… что происходит? – прохрипела я и осеклась.

Старуха в плаще замерла с занесенным ножом, дым от ее плошки резал глаза.

– Постой, вёльда! – Эти слова снова вылетели из моего рта, который, как я уже поняла, вовсе не был моим. – Я что-то чувствую! Неужто получилось?

– Ты чувствуешь в себе дух призванного воина? – Черные глаза вёльды блестели молодой ярой силой совсем не по-старушечьи.

– Кажется… да, – снова произнес мой рот. – Я чую его! Не бойся, воин. Твой дух призван лишь на время, а тело в покое там, где ты его оставил. Тебе не нужно переживать!

Я мрачно молчала. Не нужно переживать? Да конечно! Мое несчастное тело, судя по всему, сейчас валяется на мостовой Саленгварда в окружении толпы агрессивно настроенных чужаков. Да уж, никаких поводов для волнения!

– Что случилось? Где я?

Слова снова произнес мужчина с изрезанными руками. Похоже, каким-то невероятным образом он и старуха-вёльда призвали мой разум. Или душу? Ох, лучше об этом не задумываться! Не сейчас. Пока надо разобраться, зачем я здесь и как мне вернуться в облик Миранды.

– Я чувствую чужой страх! – с радостью выкрикнул мой рот. Рука, покрытая кровавыми рунами, властно протянулась к старухе. – Дай мне льдистое стекло, вёльда! Воин должен знать, с кем говорит!

Ворча, женщина достала из-под складок птичьего плаща небольшое зеркальце, протянула. И заглянув в него, я рассмотрела знакомое мужское лицо. Тяжелый, чуть раздвоенный подбородок, орлиный нос, золотые волосы, заплетенные в косицы. Матовый обруч на шее. И яркие голубые глаза, которые я тоже уже видела.

А-тэм из чужих воспоминаний! А-тэм проклятого риара.

– Это какой-то ритуал? – Я увидела в зеркале, как шевельнулись мужские губы.

– Ты понял верно, воин, – со вздохом мужчина уронил зеркало на сухую траву у ног. – Ритуал вёльды, что своим чаровством выдернула тебя из тела и принесла сюда, в Саленгвард. Ты, верно, знаешь о нем. Все знают. Скажи, что ты слышал про город диковинок и Даров Перворожденных? Не бойся произносить слова. Ты говоришь моим языком, но это ненадолго. Времени мало – пока тлеет вёльдова трава и пока не затянутся порезы на моих руках.

Он-я поднял ладонь, и я удивленно ахнула. Вырезанные на коже символы заживали буквально на глазах.

– Да, я исцеляюсь… – со странной интонацией произнес а-тэм. – Быстрее, чем любой человек. Или даже хёгг. И в этом тоже причина того, что ты здесь, воин. Причина, по которой я согласился на кровавый ритуал вёльды. Так что ты знаешь о Саленгварде, воин?

Мужчина провел рукой по глазам, и на миг я ощутила его безмерную усталость. И боль. Она была сродни той, что испытывала я. Боль потери того, кто дорог…

– Не хочу тебя огорчать, но я не воин. – Говорить с собой, да еще и чужим голосом, оказалось жутковато. – Меня зовут Миранда.

– Дева? – Мужчина обернулся на старуху, но та лишь пожала плечами. – Ты обещала мне воина, ведьма!

– Решаю не я, – огрызнулась женщина. – Я могу лишь открыть путь.

– Но чем мне поможет слабая дева? Чем она поможет Саленгварду? – почти в отчаянии крикнул а-тэм. – Мне нужен тот, кто способен сражаться! Кто может победить! Ты обманула меня!

– Я открыла путь, как ты и просил! Ценой птичьих жизней, что порой важнее жизни глупых людей! – сурово оборвала вёльда, и мужчина осекся. – Если дева прошла по грани незримого мира, может, не так уж она и слаба! Говори, пока течет дым, а-тэм. Время уходит.

Отвернувшись от старухи, мужчина несколько раз с силой втянул воздух, потом выпрямился и, подойдя к круглому окну, выбитому в камне, глянул вниз. И я с удивлением увидела знакомый город. Те же фонари-цветы, те же дома с расписными стенами. Тот же малахит и мрамор. Несомненно, я видела Саленгвард. Но иной. Таким он был в моих снах: бурлил людским потоком, звенел голосами, двигался. В реальности я видела эти здания разрушенными, с дырявыми стенами, а сейчас наблюдала, как их возводят.

Это был Саленгвард из прошлого. Сколько лет минуло с этого дня? А вернее – сколько веков?

– Дева… – не скрывая разочарования, протянул ильх. – Значит, все напрасно. И зря я прогневал Перворожденных, обратившись к чаровству вёльд. Теперь ничто не спасет Саленгвард. И остается лишь один путь – писать прошение в Совет Ста Хёггов. И уповать на их милость…

– Не спасет от твоего риара? – уточнила я, и мужчина вздрогнул. Кажется, поняв, что призвал деву, он сразу списал меня со счетов и успел обо мне забыть.

– О, ты знаешь о нем, – со смесью горечи и гордости произнес ильх. – Все знают. Великий риар прекрасного города чудес. Тот, кто создал железных коней и птиц, кто заставил двигаться в толще воды морского змея со стеклянной чешуей! Это ты слышала, дева? Небесный Дар Перворожденных – вот как называют моего риара!

Называют его теперь иначе, но спорить я не буду. На это нет ни времени, ни желания.

– Что он задумал? Твой безумный риар, что он задумал?

Ильх, кажется, опешил от такого напора. Удивленно поскреб макушку, дернул косицу с вплетенными в нее драгоценными камнями.

– Откуда ты знаешь о безумии, дева? Неужто дурные слухи успели наполнить фьорды?

– Так что он сделал? – поторопила я.

– Мой риар по праву назван величайшим из ильхов, – тяжело вздохнув, произнес мужчина. – Ни в ком я не встречал столь острого разума и такой тяги к познанию. Равного ему нет даже в башнях Варисфольда. Но живой разум таит в себе и величайшую опасность. Он не терпит оков. В нем нет страха и нет границ. Нет преклонения. Мой риар счел себя равным Перворожденным. И даже выше их. Он попрал их законы и установил свои. Традиции предков им забыты, теперь мы почитаем мертворожденных чудовищ, созданных из стекла и железа. Эти жуткие твари плюются кипятком и ядом, их крылья режут осколками и колют шипами. Они убивают без раздумий и малейшего милосердия. Живое мой риар поменял на мертвое, ведь мертвое будет служить гораздо дольше! Оно не чувствует боли, в нем нет изъянов. Это новый мир, мой глупый а-тэм, так он сказал. Но и этого моему побратиму оказалось мало. Когда я пригрозил, что Перворожденные накажут его за дерзость, он рассмеялся. И ответил, что незримый мир никогда его не получит. Не для того он познал так много, чтобы сдаться на волю времени.