— Шевелитесь, я долго не удержу проход! — стирая со лба пот, бросил он и махнул на узкий туннель. — Несите его. Шире раздвинуть не смогу, я не хёгг…

Воины боком втиснулись в узкий лаз, таща Сверра.

— А ты куда? — бросили мне.

— Я с ним, — отрезала, не глядя на Хасвенга. И, прежде чем меня успели остановить, ужом пролезла в трещину.

— Дура! — в сердцах бросил мужчина. — Он же сольется со зверем. И разума у него совсем не будет!

Я не ответила, углубляясь в темное нутро скалы.

— Да Хелехёгг с ней, — устало бросил один из воинов. — Сожрет ее риар с голодухи, так и хорошо, перекусит заодно…

Дальше мы шли молча, пока скалы не раздвинулись и мы не оказались в уже знакомой мне пещере с золотом. Мужики осторожно уложили Сверра на груду желтого металла, кинули на меня хмурые взгляды и ушли. Скала закрылась за ними. А я осталась.

В полумраке пещеры, освещенной золотыми и красными прожилками, дающими тусклый свет. С горой золота. И умирающим Сверром.

Присела рядом с ильхом. От страха мне показалось, что он уже не дышит. Неужели мы опоздали?

— Живи! — я с отчаянием прижала пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс. Но снова ничего не ощутила… Данар сказал, что риару нужно его место силы. Значит, это оно? Золото? Здесь хёгг восстанавливается? Я осторожно потянула с тела Сверра остатки рубахи и штанов.

— Может, тебе нужно больше контакта с золотом? — с отчаянием бормотала я, присыпая тело ильха монетами. — Всей кожей? Почему ты не дышишь? Проклятый Хасвенг ничего не объяснил… А я не понимаю! Надо промыть рану! И найти антибиотики, похоже, ваше хваленое место силы не работает! Что б его… что б вас всех! Не умирай, слышишь? Не смей умирать! Не смей! Я не могу без тебя…

Кусая губы, метнулась туда, где стояли бутылки с водой, схватила сразу несколько и побежала обратно. Надо промыть раны! Но когда я вернулась, человека не было. Был черный дракон, кольцом свернувшийся в ямке из желтого металла. Его хвост закрывал морду, сожженное крыло растянулось обугленной тряпкой.

Я тихо выдохнула, открыла одну бутылку, сделала жадный глоток. Полила себе на голову. И уже хотела развернуться и тоже поискать тихий уголок, когда дракон открыл глаза. Золотые и мутные, они уставились на меня, ноздри втянули воздух.

— Сверр, я уже ухожу, — забормотала я, делая шаг назад. — Все хорошо…

Хёгг издал недовольное шипение. Я сделала еще шаг, и пещера содрогнулась от злого рыка. Я застыла на месте, дракон тоже замер. И вдруг мотнул головой.

— Э? — произнесла я. И неуверенно шагнула к нему. Дракон снова мотнул своей огромной башкой, не спуская с меня взгляда. Еще шаг. Еще. И еще несколько. Дракон следил пристально, пока я не уселась на золото. А потом фыркнул, тяжело поднялся, раскопал металл и снова улегся. Драконья голова упала рядом со мной, глаза закрылись.

— Ну ладно, как скажешь, — пробормотала я. Несмело оперлась о черную чешую. Теплая… — Деспот.

Дракон не ответил, он уже спал. Я тоже зевнула и прислонилась к драконьему боку. Не сказать, что было очень удобно, все-таки металл и чешуя хёгга — это не любимый диван, но я слишком устала, чтобы привередничать. И потому закрыла глаза, проваливаясь в тяжелый, беспокойный сон…

Я не знаю, сколько прошло времени. Несколько раз я просыпалась и уходила подальше, чтобы справить естественные потребности, съесть что-нибудь из запасов, найденных в пещере, или освежиться в воде. Иногда смотрела в угол, где еще недавно оставила мальчика. Что с ним? Жив ли? Но рассказать о судьбе парнишки пока было некому. И каждый раз, стоило слишком задержаться, дракон просыпался, и пещера вздрагивала от недовольного рычания. Так что я возвращалась и снова устраивалась в кольце лап, правда, уже на предусмотрительно принесенных меховых одеялах. И лишь тогда хёгг закрывал мутные глаза и снова засыпал. И, похоже, его сон влиял и на меня, потому что я тоже проваливалась в сновидения. Здесь, в мерцающем золотом полумраке, время казалось несуществующим, как и мир снаружи.

Я понятия не имела, день снаружи или ночь, но, в очередной раз проснувшись, поняла, что выспалась на год вперед. Так что решила скоротать время за чтением. Удобно устроившись на одеяле, я жевала слегка подсохший шоколадный батончик, обнаруженный в ящиках, и пыталась погрузиться в любовный роман. Мне это даже почти удавалось, вплоть до того момента, когда спящий дракон дрогнул и его силуэт стал размываться. Миг — и на монетах остался лишь мужчина. Сверр открыл глаза, и меня обожгло расплавленным золотом его глаз. Я задохнулась, улыбнулась несмело.

— Привет, — сказала я, не придумав ничего умнее. Он промолчал, и я нервно облизала губы. — Твои раны… Они… затянулись?

Сверр поднял руку и провел пальцем по моим губам, на которых остался шоколад.

— Я дико проголодался, — хрипло сказал он.

— Там есть консервы… — начала я и осеклась, увидев насмешку на его лице.

Она сидела на мехе, поджав ноги, жевала шоколад, лениво листала страницы книги. Темные волосы растрепались, простое платье облегало тонкое тело, а мой голод достиг апогея. Желание бурлило в крови вместе с силой, полученной от золота. Я приподнялся на локте и провел пальцем по губам Лив, стирая кусочки сладости. Демонстративно облизал, не сводя взгляда с девушки. Она ожидаемо покраснела, а я чуть не выругался в голос. Пекло Горлохума! Хочу ее… Всю ее, такую сладкую, нежную, страстную… Переместился рывком, прижал Лив к шкуре и лизнул ее губы. Она приоткрыла рот, и наши языки встретились в порочном и диком поцелуе, сводящем меня с ума. Я дернул ее одежды, досадуя, что ткань все еще скрывает от меня Лив. Я хотел владеть ею. Хотел сделать своей здесь, в месте моей силы, ощутить так полно, как только смогу. Желание заставляло просто перевернуть ее и войти, но я уже ощутил вкус иных игр… И потому стащил с Лив платье и провел языком по нежной коже, смакуя ощущения. Контур лица, шея, грудь, твердые соски, которые я втягивал в рот и царапал зубами, жадно ловя сдавленные женские стоны. Впалый живот и гладкий, безволосый женский холм, от вида которого у меня внутри извергается лава и похоть разрывает на куски… Еще ниже, еще жарче… Оливия стонет и извивается в моих руках, я сжимаю ее бедра, не позволяя отклониться. Лив дышала чаще… мое собственное возбуждение уже достигло вершины. Вернее, я так думал. До момента, когда Оливия вскрикнула, обмякла в моих руках, а потом решительно толкнула меня на спину. Я дышал тяжело, рассматривая деву, которая проказливо улыбнулась, а потом… Потом склонила голову и лизнула мужскую плоть. Моя пересохшая глотка издала первобытный рык, все ощущения сосредоточились внизу, там, где двигалась голова Лив. Это было так дико, так возбуждающе хорошо, так запретно и остро, что разум покинул меня… Мучительные спазмы расползались от паха по всему телу, я инстинктивно сжал в кулаке темные волосы Лив, хмелея, как от самого крепкого вина… А она дразнила, заставляя сполна ощутить сладостные мучения этой порочной ласки. Проклятие! Да одно понимание, что именно она делает, заставляло меня сжимать кулаки и молить перворожденных дать мне сил! Смотреть я уже не мог — это было слишком… Откинул голову, невидяще глядя в темные своды пещеры. Но так ощущения стали лишь ярче и острее! Тело дрожало, словно после смертельного боя, и я порадовался, что лежу… А когда кровь забила в ушах колоколом, зарычал, рывком перевернул девушку, придавил к шкуре. Лив вскрикнула — протяжно, хрипло, подалась навстречу бедрами… И это тоже было так хорошо, что я прихватил зубами ее кожу на плече, просто потому, что мне нужно было ощущать ее везде… И эта ненормальная, какая-то всеобъемлющая потребность уже не злила меня… Больше, взять больше… Взять все. Присвоить, забрать, спрятать… Все себе, все мое…

Этого хотел я, этого желал мой хёгг.

Но человек точно знал, что это невозможно. И потому соитие оказалось жадным, почти бешеным, ведь я пытался присвоить себе как можно больше. Пока еще можно…