Выстрел.

Одна из ворон, сидящих наверху, падает в снег и истекает кровью.

— Кто это сделал? — орет бомж и ищет дулом виновного.

Один из фанатов — тоже с пистолетом в руках, — делает шаг вперед. Тогда Раневский, не задумываясь ни на секунду, пристреливает скинхеда. Тот падает без дыхания.

— Забыли главное правило? — вопит он. — Животных и птиц не трогаем!

Все молчат. Только сейчас я осознаю, что вороны каркают так, что оглохнуть можно. Поднимаю голову. Они облепили все ветки стоящих вокруг деревьев.

— Флорика? — шепчу я.

— Чего? — Раневский снова наставляет на меня пистолет.

— Ты знаешь где она? — громко спрашиваю я, запрокинув голову.

Вороны поднялись в воздух, закружились в вихре и улетели.

Это точно Флорика. Дала понять, что полетела за матерью. Теперь нужно протянуть время, и тогда цыганка найдет маму.

— Ты че, пацан? — бомж хватает меня за горло. — Крыша поехала?

— Я спрашиваю, ты знаешь где Элаиза? — смотрю вслед улетевшим птицам, а затем в глаза горцу. — Знаешь как ее найти?

Тот теряется. Не понимает в какую игру я играю. Но решает перейти сразу к делу.

— Знаю. Давай сюда свою руку.

Я медлю. Продумываю план. Как можно задержать бессмертного?

Но вдруг, меня начинает напрягать еще одна мысль. А что, если ошибаюсь? Что, если вижу то, что хочу видеть. Вдруг это не цыганка? Обычные вороны, испугавшиеся выстрела. И сейчас я совершенно напрасно могу поставить на кон жизнь матери. Поверив в иллюзию, которые могу создавать сам.

В этот самый момент одна из ворон садится мне на плечо.

— Че вам надо? — спрашивает бомж и тянется к птице.

Та кричит и взлетает.

«Этот точно Флорика», — проносится у меня в голове.

Улетела искать мать.

— Че там бормочешь, шкет? — хмурится работорговец и вглядывается в мое лицо.

Нужно потянуть время. Как только вороны вернутся, я буду точно знать, что мама в безопасности. Тогда с помощью Элаизы у нас получится дать отпор. Остановить эту толпу фанатов.

Протягиваю руку.

— Вызывай девочку.

Бомж с подозрением смотрит на меня. Тянет. Но жажда поскорее отомстить за что-то Амарину берет верх.

В конце концов он отрывает от меня взгляд и переводит его на ладонь. Проводит какие-то манипуляции. Кожу снова начинает жечь. Как тогда. Когда принцесса горцев хотела заставить меня открыть портал в школу.

Завеса разрывается через несколько секунд. Сразу в нескольких местах вокруг. Скинхеды и Раневский судорожно оглядываются, пытаясь отыскать глазами девочку-призрака. Но та появляется из неоткуда. Резко. Неожиданно. Виснет на спине сидящего Раневского, приставляя тому нож к горлу.

Если бы девчонка могла говорить, то сейчас высказала бы ему все. Прежде чем перерезать глотку. Но Элаиза молчит. Лишь надавливает на клинок, лезвие которого медленно врезается в кожу бомжа. Из раны уже течет тонкая струйка крови.

— Спокойнее, Ваше Величество, — улыбается Раневский и показывает трубку сотового телефона. — Мать пацана умрет, если я вовремя не позвоню прямо с этого телефона. Так что охлади свой пыл, принцесса. И перестань щекотать меня своей зубочисткой.

Элаиза переводит взгляд на меня. Я киваю.

— Мама у них. Они показали фото.

— Если убьешь меня, я просто вернусь за завесу, найду себе новую тушку и снова примусь за поиски тебя. А вот если умрет мать мальчишки… Такую потерю будет не восполнить, — работорговец противно ухмыляется.

Девочка призрак ждет пару секунд и спрыгивает. Прячет кинжал под белое платье. В скрытые ножны, закрепленные на бедре.

— Чего ты хочешь? — спрашивает она на языке жестов, не спуская с работорговца презрительного взгляда.

— Приведи мне этого сукина сына, — Раневский не обращает внимания на кровь, сочащуюся из раны на шее. — Ты знаешь о ком я говорю.

Элаиза поворачивает на меня голову. Я сперва подмигиваю ей, а затем шевелю губами, не произнося не звука:

— Цыганка улетела за матерью. Как только вороны вернутся, наши руки будут развязаны.

— Что ты там шепчешь? — Раневский хватает меня за пальто и поворачивает к себе.

Но я уже знаю, что Элаиза прочитала по губам все, что нужно. Никогда бы не подумал, что ее немота сыграет нам на руку.

— Закрой рот! Дайте ему один из шарфов! — приказывает Раневский и поворачивается к принцессе горцев. — А ты тащи сюда Амарина. Иначе, я клянусь, этому пацану и его матери крышка.

Элаиза посмотрела железным взглядом на бессмертного. Открыла портал и растворилась в нем.

Мы ждали уже час. Раневский успел однажды позвонить человеку, держащему мою мать в заложниках. Он отметился, что все в порядке. А еще через несколько минут уставился на меня.

— Что ты ей сказал, пацан? — спросил он. — Я все не могу выкинуть это из головы.

— Хорошо попросил достать для тебя горца, — с невозмутимым видом ответил я, подтянулся и бросил взгляд наверх.

Вороны все еще не вернулись.

— Я слишком долго живу на этом гребанном свете, чтобы поверить в лапшу, которую ты мне тут вешаешь, — он достал обойму из пистолета и проверил патроны. — Но, чтобы у тебя не было надежды перехитрить меня. Открою еще одну тайну.

Я вернул взгляд на Раневского.

— Если Элаиза в этот самый момент пытается отыскать твою матушку и совершенно случайно у нее получится это сделать, — он закашлялся и вытер рукавом под носом. — То в эту же секунду умрет твоя сестра.

Я не поменялся в лице, но внутри кровь прямо-таки забурлила.

— Ты же не думаешь, что мы забрали твою мать, а девчонку оставили без присмотра? — добавил работорговец.

А вот это уже плохо. Если маму могли привезти в город, то Машка находится «под присмотром» все еще в Питере. Иначе не смогла бы дозвониться до Клавдии Петровны. Или сказала бы, что возвращается.

Черт! Ее спасти не успеем. При всем желании.

— Разве ты не видишь, что у меня поджилки трясутся, — отреагировал я. — Все мои близкие в твоих руках. Если не буду слушаться, кто-то из них может погибнуть. Это я понял.

Бомж недоверчиво посмотрел на меня.

Снова наступило молчание.

Я придумал, как можно обезопасить Машку. Для этого мне нужен сотовый Раневского. И хорошая причина для того, чтобы он мне его дал. Но теперь — до тех пор, пока телефон не попадет мне в руки, — никак нельзя, чтобы Флорика вернулась.

— Ворона… — начал я, как бы смирившись со своим незавидным положением.

— Что ворона?

— Почему не трогаете животных? Что за правило?

— Смелости у тебя много, а ума еще нет, да? — ехидно ответил тот, кто держал меня в заложниках. — Ладно. Отцовских наставлений тебе не хватает. Так вот. Слушай.

Бомж прервался. В чаще хрустнула ветка. Он кивнул головой одному из своих людей и отправил того посмотреть. Сам же вернулся к разговору.

— У людей мозги есть, понимаешь? Позаботиться о себе в состоянии даже маленький ребенок. А вот животное не всегда. Вот что птица этому поганцу сделала, чтобы ее жизни лишать? — бессмертный указал на тело скинхеда. — Все могу понять в этом мире, а вот живодеров — никогда.

Помню адских гончих Раневского на той стороне. Знаю я таких людей. Они бессердечны ко всему вокруг, а мимо котика пройти и не погладить не могут. Вот мой шанс.

Я сделал паузу, чтобы мои следующие слова не показались подозрительными.

— Можно просьбу? — спросил я.

— Просьбу? — насупился Раневский. — Какую на хрен просьбу?

— Позвонить.

— Чего?

— Можно позвонить? — я поднял брови. — Мы тут похоже надолго. Все равно ничего не делаем. А у меня дома кошка не кормлена. Хочу позвонить одной бабуле. Попросить, чтобы зашла. Накормила. Раз уж у нас разговор зашел.

— Потерпит! — проворчал бомж.

— В чем сложность? — продолжал настаивать я. — Телефон я сломать не могу. Он нужен для того, чтобы ты мог звонить. А прошу всего один звонок.

— Я сказал — нет! — рявкнул горец.

Я глубоко вдохнул и опустил голову. Закрыл ее ладонями.

Пауза.