Через два часа перед Сойлин лежала горка из альматинов, несколько бусинок, два колечка и венок из распустившихся лилий, что притащила девятилетняя девочка. А сама Сойлин сидела, задумавшись, и с некоторым недоумение обозревала все это богатство. Ни одного альматина у нее сроду не было, а сегодня из нищенки, отверженной и проклятой, она вдруг стала первой красавицей, да еще и обзавелась приданным. И все благодаря Армону.

Только вот почему-то ей отчаянно хотелось его за это прибить.

***

Работа в Пристани кипела до самой ночи. Но зато когда на полотне неба замерцали первые звезды, большую часть пространства над домами накрыла сеть из лириса – тонкая, но прочная. И не только сеть – в ее отдельные части были вплетены острые колышки, щедро смазанные ядом озерного ежа, который не убивал, но усыплял почти моментально. И это было лишь начало. Сойлин видела возбуждение в глазах мужчин Пристани, видела, как они оскаливаются и бьют хвостами, переговариваясь и размахивая руками. И на этот раз крылатая замечала в лицах окружающих не привычную обреченность, а радостную надежду. Армон сумел заразить всех своей убежденностью и волей к борьбе, и, кажется, жители Пристани действительно поверили ему. Да, некоторые смотрели недовольно, например, Ромт, но он уже был в меньшинстве. Почти все взрослое население Пристани встало на сторону Армона, они видели его силу, видели и верили ей.

В этот день, несмотря на усталость, спать, кажется, никто не собирался. И как только сеть легла на вбитые столбы, было решено отпраздновать. Тут же появились под навесом бочонки с крепкой настойкой из ягод, девушки притащили закусок, развели костер, на котором уже через полчаса зарумянилось мясо. Буйк устроился в углу и стучал лапищами по своему излюбленному инструменту – деревянному ободу с натянутой шкурой, отбивали ножками такт молодые кошки. Всех охватило какое-то радостное возбуждение.

В самом воздухе будто разлилось что-то терпкое и густое – запах агрессии, радости и желание победить. Даже девушки теперь потрясали кулачками и выкрикивали слова угрозы, пусть только появятся в небе захватчики.

– Больше мы не будем сидеть в подвалах, как пугливые крысы, – смеялась Урнни, блестя желтыми глазами. – Мы будем драться! Мы победим!

Ей ответил хор согласных голосов. Сойлинка на все это смотрела с легким страхом, ее пугали перемены, столь резкие и разительные, но даже она ощущала в груди какое-то странное и настойчивое желание бежать, бить, крушить и сражаться ради рихиора.

– Сила альфы, – тихо прошипел голос, и Сойлин, вздрогнув, обернулась. Рядом стояла Интиория, в человеческом обличии, на двух ногах. Змею Сойлин не любила, опасалась, как и многие в Пристани. Инти отличалась от всех здесь, но в отличие от самой крылатой, она никогда не была отверженной. Скорее, наоборот, к ней относились уважительно. Возможно, из-за ее связи с Ромтом, что всегда был их вожаком, или из-за самой Интиории. Змея была опасна, это чувствовал каждый в Пристани. И старался с ней не связываться.

Впрочем, сама Инти тоже не стремилась к обществу кошек, держалась особняком. Поэтому Сойлинка удивилась, увидев ее сейчас рядом.

– Что ты имеешь в виду? – не удержалась, спросила. Все, что касалось Армона, вызывало у Сойлин живой интерес.

– У рихиора проснулась сила альфы, – Интиория насмешливо сверкнула зелеными глазами. – Он пытался задавить ее в себе, но сила в крови, от нее не спрятаться. И как только потребовалось защитить тех, кого рихиор выбрал, сила пробудилась.

– И что это… за сила? – Сойлин сглотнула.

– К себе прислушайся, – усмехнулась змея, откидывая за спину тяжелые черные косы. – Чувствуешь? Желание подчиниться. Покориться. Сделать все, что он захочет. Идти за ним, куда позовет. Или… – Инти наклонилась к уху Сойлин, понизила голос. Хотя во всеобщем гомоне и шуме их все равно никто не слышал. – Или дать ему все, что он попросит. Или не попросит, а возьмет сам, по праву сильнейшего. Это зов альфы, птичка, никто в стае не может ему противиться.

– В стае? – моргнула Сойлин.

– Да. Ты разве не видишь? Армон выбрал себе стаю, и она приняла его. Покорилась. И значит, теперь каждый пойдет за рихиором даже на смерть.

– Наша смерть Армону не нужна, – воскликнула Сойлин. – Он защищает нас! И этот Зов… Ты так говоришь, словно он лишает нас разума!

– А разве нет? – Интиория блеснула глазами, зрачок в них сузился до тонкой черной нитки. – Разве не ты бросилась уводить крылатых в лес, лишь бы спасти рихиора? Забыла о своей жизни и безопасности, обо всем забыла. Тебя всю жизнь прятали от них, а сегодня ты наплевала на наставления и взмыла в воздух, лишь бы спасти Армона. Даже не задумалась, что сделают с тобой, если поймают. – Инти склонилась еще ниже, так что ее губы почти коснулись уха Сойлин. Крылатая отодвинулась. – Ты была готова на все ради Армона. Ты и сейчас на все готова, маленькая птичка. И ночью, когда он придет к тебе, с радостью отдашь ему всю себя, не так ли?

Сойлин вздрогнула. То, что говорила Инти, было как-то неправильно. Зло. Неприятно. И в то же время… правда?

Змея тихо рассмеялась.

– Знаешь, у оборотней все самки стаи принадлежат альфе, – небрежно бросила она. – Конечно, он может отдавать предпочтение какой-то одной. Но… Не отказывать при этом остальным. Для самки это почетно – провести ночь с альфой, а для него… сама понимаешь, зверю нужно разнообразие. Это инстинкт, Сойлинка…

– Зачем ты мне это говоришь? – вдруг разозлилась крылатая. Гнев взметнулся внутри, мешая дышать. И захотелось выцарапать наглые глаза этой змеюки, а заодно всем девушкам, что сейчас находились рядом – радостные, возбужденные, в коротких туниках и усыпанные золотой пудрой.

– Просто жаль тебя, глупышка, – небрежно пожала плечами Инти. – Смотришь на него, как влюбленная дурочка, Армону с тобой, наверное, так скучно. Альфы любят сильных женщин, а ты такая… – она пренебрежительно фыркнула. – Просто хочу предупредить, чтобы ты не слишком обольщалась. Он не для тебя, Сойлин, хотя на один раз рихиор не откажется, наверное…

– Убирайся, – Сойлин вдруг сжала кулаки так, что ногти впились в кожу. – Пошла вон со своими советами! Ясно? Ползи в свою нору, иначе…

– Ах, наша птичка разозлилась, – рассмеялась Интиория. – И что же ты мне сделаешь, глупышка?

Сойлин безнадежно выдохнула. Действительно, что? В своей звериной форме Интиория была необычайно сильна, она могла задушить в кольцах даже взрослого и сильного мужчину. А что она, Сойлин? У нее лишь хрупкое тонкое тело и слабые крылья, вот и все… не девушка и не птица, одно недоразумение!

Она развернулась и пошла прочь от веселящихся жителей Пристани, которые уже начали танцевать на пяточке перед столами. Вслед крылатой летел тихий смех Интиории и шум возбужденной толпы. Армон был где-то за домами, устанавливал с мужчинами деревянные самострелы, но вскоре и он присоединится к веселью. В конце концов, это во многом его праздник.

А вот Сойлин снова почувствовала себя лишней.

Хорошо, что ее домик стоял в стороне от остальных, сюда даже почти не долетали голоса и музыка. И было темно. Что, впрочем, тоже устраивало девушку. Для освещения в Пристани использовали светящийся мох, что складывали в прозрачные банки. Мха было много, он рос в пещерах, недалеко от поселения, а банок – мало. Стеклодувы из пятнистых были не слишком умелые, так что стекло берегли. К сожалению, сам по себе мох выделял ядовитое испарение, использовать его без оболочки было нельзя, и такие светильники могли позволить себе лишь богачи.

Сойлин же обычно обходилась и вовсе без освещения. А сегодня на небе светила полная луна, и в нем не было нужды.

Девушка бросила взгляд на мешочек, в который сложила альматины. Теперь она могла купить и светильник, и новый наряд, что шила искусница Орро, и еще что-нибудь красивое и нужное.

Вот только все эти мысли почему-то не вызывали ни радости, ни предвкушения.

Сойлин кинула мешочек с альматинами в угол, даже не позаботившись спрятать такое богатство. Да и куда прятать? В ледянку, закопать в песок, где хранились репа и морковь?