— Вполне вероятно.

— Значит, надо взять замок как можно скорее. За несколько дней.

— Думаешь, это возможно?

— Если очень нужно, всегда можно отыскать способ. Из нас двоих ты лучший маг. Придумай что-нибудь.

— Попробую. — Дик сладко потянулся и зевнул. Он чувствовал себя таким усталым, словно перетаскал на плечах целую поленницу дров. — Передай приказ, чтобы к утру войско было готово к штурму.

— Все будут готовы, — пообещал Идилин. — Осадная техника тоже понадобится?

— Конечно.

Офицер лишь кивнул головой, никак не выразив своего удивления приказом, словно для войск Дома Живого Изумруда не было ничего более естественного, чем тащить к стенам тараны и приставные лестницы прямо по воде.

А наутро, едва рассвело, и осажденные, и осаждающие с глубочайшим изумлением обнаружили, что от рва осталась лишь широкая канава глубиной по колено взрослому человеку, поросшая густой травой. Не было и намека на воду, в зеленеющий луг превратилась даже часть потока, ведущего к реке.

Солдаты, довольные тем, что все упрощается, бодро потащили к стенам лестницы. Штурм начался.

Серпиана, приведенная в залу на самом верхнем, седьмом этаже донжона, прильнула к изящной кованой решетке. Хоть и сидевшая взаперти, девушка многое поняла. Если во внутреннем дворе замка мельтешат солдаты, если тащат большие корыта с кусками смолы и воду, нетрудно догадаться, в чем дело. А теперь, с высоты башни, ей было видно и другое.

Далхан заглянул к ней лишь поздно вечером. Глава темного культа был хмур, одет в доспех, который выглядел на нем так же странно, как ряса на акробате, и тщательно причесан. На пленницу он посмотрел испытующе.

— Это Дик, — сказала она утвердительно, хотя все еще не была уверена. Что можно увидеть с головокружительной высоты донжона, откуда люди похожи на муравьев, а лошади — на жучков? У зеленого шатра, который Серпиана быстро нашла взглядом, развевался какой-то флаг, но какой — она не разглядела. — Он пришел за мной.

Жрец Ангела Зла посмотрел на нее с сомнением. Прикоснулся к подбородку.

— Не думаю. Уверен, будь ты при нем, он все равно явился бы под стены моего замка. Твой жених неглуп, он понимает, что ему нужно уничтожить опасность в моем лице…

— Я вижу, жертва сама превратилась в охотника, — с издевательской ноткой произнесла девушка.

— Ты не понимаешь… Потом он примется творить все, что ему в голову взбредет. А что может взбрести в голову потомку демонических детей Мелюзины? Чему ты радуешься?

— У меня свой взгляд на этот вопрос.

— Думаешь, что сможешь остановить его? Держать в рамках? — Далхан покачал головой. — Ты действительно наивна. Неужто сама не чувствуешь, как иллюзорна подобная надежда?

— Я не собираюсь останавливать его или держать под контролем.

— Значит, ты мне не веришь. — Лицо Рэил вздрогнуло и окаменело. — Взываю к твоему разуму, Йерел. Подумай сама, каков может быть его нрав. Он — дитя смешанной крови, той самой, от которой рождаются демоны. Вспомни его отца. Короля Ричарда собственные подданные именуют дьяволом. Вспомни поведение этого юного бастарда. Разве он всегда был безупречен? Так уж чист и безгрешен?

Серпиана прекрасно владела своим лицом. Какие бы мысли ни кипели в ее голове, ее лоб остался безупречно гладким. Только в глазах вспыхнули какие-то искры, но тут же потухли. Она думала о чем-то, что-то вспоминала, сопоставляла, в чем-то убеждала себя или разубеждала — Далхан не мог понять, хоть и старался. Она не хотела признать, что в душе ее жениха всегда дремало что-то темное. И, как в любом воине, привыкшем отнимать чужую жизнь, в Дике жили ростки бездушия — иначе никак нельзя, иначе просто сойдешь с ума. Девушка осознавала, что в словах жреца Ангела Зла таилась слишком большая доля истины, чтобы отмахнуться от них так просто.

Но человеку, которого считала врагом, она не собиралась показывать своих мыслей.

— Плантагенет — наследник древнего рода друидов Галлии, — сказал Далхан. — Тех самых друидов, которые приносили человеческие жертвы и подчинили своей власти огромные земли. Они поклонялись лесам, а людей, пытавшихся без разрешения расчищать пожоги и засевать их, считали врагами. Такие люди нередко исчезали без следа. Не хочу сказать, что эти друиды были злобными существами, — просто они полагали, что именно так, а не иначе, следует поступать, и неуклонно шли своим путем. Никакая цена не могла остановить их. Так что молодому Ричарду было от кого унаследовать свою целеустремленность и безжалостность. И огромную силу, Йерел. Друиды Галлии были самыми могущественными друидами.

— Если жечь леса без рассуждений, не думая о последствиях, можно в конце концов весь свой мир превратить в бесплодную пустыню. Думаешь, попытка разумно распоряжаться землями своего мира — это безжалостность?

— Что же, по-твоему, вечно жить в пещерах?

— Я этого не сказала. Но человек должен понимать, что можно делать ради собственной выгоды, а чего нельзя. Хоть убей меня, но я в друидах не вижу ничего плохого.

— А как насчет магов? Магов, которые в былые времена вели настоящие магические войны? Вследствие этих войн целый континент опустился на дно — там теперь океан. Все это происходило в родном мире твоего Ричарда.

— И именно тогда на магию была положена печать, я права? — тихо спросила девушка.

— Ты очень проницательна, Йерел. Именно так. Только печать, которую так рвался снять бастард Плантагенета, спасла когда-то его мир. На родине Дика люди не знают твердой власти. Таким нельзя давать в руки магическую силу — иначе они просто разнесут мир в клочья. Только представь себе, что было бы, если б у Ричарда Львиное Сердце оказалась и магическая сила.

— Думаю, это способствовало бы появлению огромного единого государства, о котором ты, кажется, радеешь, — почти равнодушно сказала Серпиана. — Но я, в общем, поняла, что ты имеешь в виду.

— Поверь мне, Йерел, твой жених близок к тому, чтобы вернуть в мир всю ту неразбериху, которой едва сумел положить конец один из его предков.

— Предков?

— Да. Причем — заметь — отдав свою жизнь. Он тогда спас этим целый мир. Полагаю, старый друид, который отправил Дика снимать печать, не рассказал ему об этом. А твоему молодому человеку в голову не пришло доискиваться, кто и зачем в действительности наложил ее. Он просто принял на веру, что это сделали злобные церковники, и все. А о том, что они не в состоянии создать подобную печать, поскольку вообще ничего создать не могут, он не подумал.

Серпиана молчала и смотрела в пол. Она была бледна и оттого казалась болезненной и очень нежной. Красавица, что тут говорить. Далхан подошел и ласково убрал с ее щеки длинную волнистую прядь цвета воронова крыла. Открылось маленькое ушко с детской мочкой и искрящейся на ней сережкой в виде листка.

— Я прошу тебя поверить, что Дик Уэбо опасен, в самом деле опасен — не только для людей, но даже для своего родного мира. Для целого мира, и, может, даже не одного. Он отличный парень, но как только вся магическая власть, до которой он в со стоянии дотянуться, окажется в его руках, слишком легко будет потерять голову от доступной ему силы. Власть портит людей, думаю, ты это прекрасно знаешь. Подумай сама, этого ли ты хочешь для своего жениха. Хочешь ли ты, чтобы обстоятельства сделали из него чудовище? Поверь, даже если ты решишь остаться с ним, ты будешь куда счастливее, если сила, дарованная ему случаем, оставит его. Убеди Уэбо отказаться от дара.

— Больше никаких разговоров о любви? — улыбнулась она. Улыбка была очаровательная.

— Сколько угодно разговоров. Я люблю тебя, и ты об этом знаешь. Но заставлять тебя я не собираюсь. Если ты все-таки выберешь Дика, что ж я могу сделать. Я хочу, чтобы ты была счастлива. А с чудовищем, в которое он слишком скоро превратится, ты счастлива не будешь. Я умоляю, попытайся убедить его отдать силу, отказаться от нее.

Серпиана помедлила, прежде чем покачать головой, но жест был настолько твердым, что сомнений у Рэил не осталось — это отказ. Он вздохнул и отступил на шаг.