— Его величество ранен. — Монтгомери махнул рукой в сторону королевской палатки. — Государь велел позвать тебя, хоть я не понимаю, зачем ты ему понадобился. Лекаря он прогнал.

Дик сунул кольчугу в кожаную сумку, завернул шлем в промасленную холстину, распустил ремешки стеганого подкольчужника.

— По крайней мере, его величество позволил себя перевязать?

— Я сделал это сам... Полагаю, ты слышал, что король желает тебя видеть, верно? Так будь добр поторопиться.

— Я уже готов.

— В таком виде? — Эдмер Монтгомери оглядел серый от пота и грязи подкольчужник, запыленные сапоги, лицо, испятнанное засохшими струйками пота.

— Вы же сами сказали, милорд, что меня ждет король. Разве у меня есть время на мытье?

Монтгомери фыркнул и отвернулся.

Когда Дик вошел в шатер короля, Ричард был без сознания и над ним колдовал лекарь. Под глазом у лекаря лиловел великолепный синяк, выражение лица было мрачное, оно и понятно, но свое дело целитель делал быстро. Он уже снял повязку — Ричард был ранен в плечо, совсем рядом с шеей — и накладывал мазь. Молодой граф Герефорд присел у королевского изголовья.

Лекарь посмотрел на него со сдержанным недовольством.

— Если вы, сударь, здесь не просто так, — сказал он, — подержите миску.

Молодой рыцарь протянул руку и подставил ладонь под чашу с теплой водой. Пальцы другой руки он украдкой прижал к яремной вене. Пульс был неровный. Лекарь колдовал над раной, а Дик тем временем стащил с шеи цепочку с камнем («Осторожней, молодой человек! — окрикнул лекарь. — Взялся, так держи!») и, зажав ее в пальцах, прикоснулся к плечу короля.

Камень нагрелся. Он вытягивал из крови Ричарда уже зародившуюся и крепнущую лихорадку, и краснота, залившая было раненое плечо и шею, медленно сошла на нет. Дик взмок — управлять артефактом, даже таким хорошим, как магический камень, оказалось непросто, или, может быть, он просто не умел это делать как следует. Магия наполняла каждую его клеточку, и в какой-то момент он ощутил неясную опасность извне. Рыцарю-магу пришло в голову, что, возможно, чутье предупреждает его — пользоваться магией опасно, но руку с камнем не убрал, мысленно воспроизводить магические формулы не прекратил. Он чувствовал ток крови Ричарда, никак не желавший замедляться, и понимал, что, если отнимет руку, короля вряд ли что спасет.

Лекарь зашил рану, наложил лекарство и поверх — стягивающую повязку, но его руки были руками самого обыкновенного человека. Он мог помочь раненому государю очень немногим.

И Дик продолжил.

В его сознании словно разверзлась бездонная яма, и оттуда, из зловещей темноты, взглянули человеческие глаза, мерцающие, как два драгоценных камня. Неестественно блестящие глаза. Их обрамляли длинные, черные как смоль ресницы, но взгляд был знакомый. В эти глаза Дик уже однажды смотрел. Он попытался защититься ладонью, думая, что если не будет видеть чужих глаз, то и они не увидят его, но не мог поднять руки. Вспомнил, что его руки заняты, и опустил веки.

Но видел все равно.

— Я знаю, что ты там, — произнес мягкий и тоже очень знакомый голос. — Я найду тебя.

— Далхан, — предположил Дик, уверенный, что не ошибся.

Возражений не последовало. Подтверждения он тоже не услышал, но его и не потребовалось. Рыцарь-маг уже знал, что он прав. Просто знал.

— Я тебя найду. Ты слишком неосторожен.

— Тебе-то что с того?

— Ты обдумал мое предложение? Неужели целая жизнь стоит меньше, чем возможность спасти английского кровопийцу?

— Это мой отец, — вырвалось у Дика, и в следующий момент он порадовался, что не произнес это вслух.

— В самом деле? Разве твой отец не тот человек, кто тебя вырастил? Неужели ты признаешь отцом человека, который отличился только одним — тем, что изнасиловал твою мать?

Рыцарь-маг прикрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов. Бешенство медленно отступило. Кто-то схватил его за плечо, встряхнул, Дик отшатнулся, но это был лекарь, который смотрел на него с тревогой.

— С тобой все в порядке?

— Да-да...

— Я вижу, ты прекрасно устроился в своем мире. У тебя есть титул, деньги, прелестная невеста, влияние — чего тебе еще нужно? Зачем тебе головная боль в виде магического дара? Неужели тебе надоела жизнь?

— А ты предлагаешь отрезать от себя кусок?

Из бездны донесся вздох, глаза-самоцветы закрылись, и контакт прервался. Камень в руке Дика стал пронзительно-холодным, и рыцарь-маг понял, что лишь долю мгновения назад он просто обжигал ему ладонь.

Король Ричард шевельнул рукой и внезапно открыл глаза. Его взгляд бессознательно скользнул по комнате и остановился на фигуре лекаря, складывающего свою сумку. Его величество буквально взревел.

— Ты?! Я же тебя выставил! — и зашарил рукой, похоже, в поисках того, что можно кинуть.

Дик заметил, как задергалось лицо несчастного целителя, и понял: первый синяк ему тоже поставил государь, но не кулаком (если бы Ричард ударил кулаком, его жертва уже не встала бы), а каким-то предметом. Даже, пожалуй, не ударил, а запустил.

Граф Герефорд схватил короля за руку:

— Ваше величество! Ваше величество, не надо.

— Я приказал, чтоб он убрался!

— Ваше величество, он сейчас уйдет. — И молодой рыцарь сделал лекарю знак поскорее выйти из палатки.

Тот улизнул со стремительностью испуганной ящерицы.

— Уэбо, ты мерзавец. — Плантагенет уронил голову на край набитой соломой подушки, которую ему наскоро кинули в изголовье. — Где тебя носило?

— Я уже давно здесь, ваше величество.

— Я тебя позвал, чтоб ты меня лечил. Чем ты занимаешься?

Дик дотянулся и притронулся пальцем к повязке на плече Ричарда. Ток крови прекратился, это он чувствовал, и рана стала совсем маленькой. Лекарь зашивал рану не шелком, а свежими свиными жилами, часть из них уже успела раствориться под действием заклятий рыцаря-мага, часть рассасывалась буквально под его прикосновениями.

— Я делаю все, что только могу, ваше величество.

— Я думал, что помру. Ведь помер бы, верно? Помер бы? Говори, Уэбо.

— Вы не умрете, государь. Все будет хорошо.

— Я спросил, что было бы, а? Что было б, если бы, к примеру, и тебя убили?

Дик пожал плечами. Король лежал с закрытыми глазами, видеть его жеста не мог, но отвечал так, словно заметил.

— Да знаю, знаю, что умер бы. А все из-за этой шлюхи, моей матушки. Она мне призналась, что некогда, еще в девушках, заключила договор с дьяволом. Уверен, не врет. А еще болтала, будто у нее кровь не свертывается. Так вот и у меня тоже не свертывается. Как у нее.

— Государь, это неправда. У вас свертывается кровь. Просто плохо.

— Все из-за моей матушки. И из-за моего предка, сына герцога Форезского, основателя замка Лузиньян, который женился на эльфийской ведьме. Знаешь эту историю?

— Да, государь. Но среди эльфов не было ведьм.

— Какая разница, как ее назвать. Мой предок, похоже, думал чем угодно, только не головой. А теперь его потомки — ведь он наплодил двенадцать детей, знаешь ли — расплачиваются. — Речь короля постепенно превращалась в невнятное бормотание. — Я знаю, они все ненавидят меня. Ненавидят и боятся. А ты — не ненавидишь. И не боишься. Ты мне потому и нравишься. Почему ты не боишься и не ненавидишь, а? — Он уже бредил. — Почему?

— Потому что я твой сын, — прошептал, нагнувшись к самому уху короля, молодой Ричард Уэбо граф Герефорд. — Алису Уэбо помнишь? Нет? Это было почти двадцать два года назад.

Он поднял голову и посмотрел на отца: Ричард спал.

Он остался ждать пробуждения короля у входа в палатку — раз уж его величество позвал и пока толком не сказал зачем, значит, лучше подождать. Он сидел у палатки вместе с Эдмером Монтгомери, который вскоре задремал, опираясь спиной о шест, поддерживающий входной полог. Внутри, в шатре, тихонько двигался слуга, который время от времени выглядывал, чтоб сообщить, что король еще спит.

Туда, ко входу, Серпиана принесла Дику обед. Она выглядела довольной, порозовевшей, глаза сверкали, и в голову молодого рыцаря закралось подозрение, что вечером слуги не досчитаются какого-нибудь козленка или барашка, предназначенного для стола знатного сеньора или одного из королей. Но ничего не мог сказать своей невесте — вокруг крутились слуги, а у них, как известно, самый острый слух.