Щит выдержал, не выдержал меч. Видно, незаметно подточенный всеми предыдущими испытаниями, он решил, что именно теперь и пришло его время. Клинок переломился на полторы ладони выше перекрестия. Обломок полетел за спину хозяину. Неизвестный не стал любоваться на остаток оружия, он отшвырнул и рывком повода поднял коня на дыбы.

Черный булонец Гуго не ожидал ничего подобного, испугался резкого движения, а может, и мелькнувших прямо перед его мордой чужих копыт, отпрыгнул назад и повторил поступок собрата. Герцог Бургундский не удержался и грохнулся наземь.

Пока оруженосцы помогали ему подняться, к англичанину подбежал его оруженосец, таща в руках богатый выбор оружия — меч, две булавы, топор и зачем-то лук. Сунул под нос господину.

— Болван, — изумился рыцарь Белого льва на чистейшем английском. — Зачем мне все это?

— Сам болван, — огрызнулся слуга. — Выбирай.

Слышавший все это оруженосец бургундского сеньора с любопытством ожидал мощной оплеухи, которой предстояло поставить на место зарвавшегося слугу, но английский рыцарь почему-то даже не замахнулся. Лишь что-то буркнул в ответ, выдернул из ножен меч, и оруженосец потрусил обратно. Слуга герцога мечтательно представил, как называет господина болваном, и, дернув плечом, решил, что не нужны ему последствия этого поступка.

Герцог Гуго растолкал оруженосцев, и противник встретил его взмахом нового меча — меч был очень красивый, гладко отполированный и снабженный золоченой полоской по кровостоку. Надеясь, что, несмотря на всю свою красоту, клинок столь же непрочен, как и предыдущий, Гуго бестрепетно подставил свой окованный щит. Клинок разбил металлическую оковку, как дерево, а дерево — как яблоко, и расколол наруч герцога. Лицо рыцаря Белого льва стало очень строгим, он на миг покосился на оружие, губы его шевельнулись, и бургундцу показалось, что золотая полоска на кровостоке (вот щегольство!) слегка заблестела и снова погасла. Герцог помотал головой, сетуя в душе на ухудшившееся зрение, которому чудятся блики от солнца, мешающие бою.

Сражаясь, они кружили по полю, и не только потому, что атака стремительно сменяла оборону, а и оттого, что хотелось как-нибудь примериться к столь сильному противнику сбоку, раз уж он неуязвим спереди. Нанося удар, Гуго высоко возносил руки с мечом, и тогда взгляду открывались его беззащитные, не прикрытые кольчугой подмышки — именно на этом месте мастера оставляли несоединенные края, чтоб удобней было надевать доспех, а потом двигать руками. Неизвестный поневоле то и дело поглядывал на это уязвимое место, зная, что в подобной ситуации достаточно одного сильного укола; впрочем, сейчас это ни в коем случае не по правилам. А в бою бургундский сеньор, понятное дело, не будет так высоко поднимать руки.

Но, конечно, были способы справиться с Гуго и в рамках правил. В какой-то момент от удара, когда меч с лязгом прошелся по шлему бургундца, шлем слетел — не выдержали ремешки. Полуоглушенный герцог зашатался, и, отнеся руку с мечом, рыцарь Белого льва придержал его, чтобы он не упал. Трибуны зревели от восторга. Крайне удивительно было слышать нечто подобное с той стороны, где сидели одни дамы.

Гуго довольно быстро пришел в себя, посмотрел на поддерживающего его англичанина сперва с неумением, а потом одобрительно и весьма милостиво. Встав более-менее ровно, он принял поднятый подбежавшим оруженосцем шлем и жестом дал понять, что поединка продолжать не будет. В конце концов, турнир был рыцарский, а когда двое мужчин начинают состязаться в благородстве, этому не предвидится конца и края. Ричард с торжеством взглянул на Филиппа — уступка герцога делала англичанина победителем, притом выглядела вполне оправданной и объяснимой, и главный приз теперь не мог не достаться рыцарю Белого льва.

Ему подвели коня: пусть рыцарь и сражался пешим передвигаться пешком вне схватки он не мог, потому как что же это в таком случае за рыцарь? Пусть до почетной трибуны было около трех сотен футов, но преодолеть это расстояние следовало верхом.

Поскольку турнир проходил на территории Франции и затеял его французский король, обязанность награждать победителя лежала именно на нем, и он ждал, пока приблизится победитель, испытывая смесь чувств — кислое недовольство, что не его подданный победил, и любопытство: а вдруг все-таки это его подданный? Призом должен был стать огромный буйволовый рог, оправленный в золото и отделанный кусочками агата и лазурита, — драгоценная и изящная игрушка. Слуга короля встал по правую руку господина, держа на вытянутых руках приз. Его величество с достоинством поднялся, шурша длинным парчовым одеянием.

Рыцарь, приблизившись, остановил коня у самого балкона, перед правителем. Склонился в поклоне к самой луке седла.

— Comment vous appelez-vous, monsieur chevalier,[408] — мягко произнес Филипп Август. — Откуда ты и под чьим стягом собираешься встать в бою? — Он гордился тем, как изысканно и красиво смог выразить свое любопытство.

Король ожидал, что победитель немедленно сошлется на какой-нибудь обет и убедить его назваться будет очень сложно. Но тот вдруг поднял руки к вороту, неторопливо отстегнул шлем и снял его вместе с подшлемником. Появились светлая копна волос и молодое, свежее — несмотря на жару — лицо. Рыцарь Белого льва показался Филиппу совсем юным. Он взял шлем под мышку и снова склонился луке седла, что выглядело как самый настоящий и довольно почтительный поклон.

— Кто ты, рыцарь? — не без удивления продолжил король.

— Ричард Уэбо из Уолсмера, из Корнуолла, — представился тот.

— Ты был посвящен? — уточнил Филипп, поскольку род Уэбо был ему неизвестен, английский ацент узнаваем, а звонкого титула вроде граф Норфолк или граф Суссекс не прозвучало.

— Да.

Ричард приподнял бровь и усмехнулся — он узнал молодого человека.

— Значит ли этот белый лев на твоем гербе, что ты — вассал короля Английского, моего гостя? — продолжал спрашивать Филипп, хотя и считал уже, что это излишне, и так все понятно. Но для порядка-то…

— Да. Король Ричард — мой сюзерен.

Сын Генриха благосклонно покивал головой.

— Что ж, ты славно сражался и заслужил награду. Прими этот дар. — Филипп протянул Ричарду Уэбо рог, и полированная кость глухо стукнула о кольчужную защиту рук — перчатки рыцарь не снял. — Теперь же ты можешь выбрать ту даму, которая более всех тебе понравится, и она станет королевой турнира и бала.

Один из слуг французского короля по жесту господина протянул победителю золотой ободок с тонкой гравировкой и финифтяной отделкой. Украшение было не только почетное, но и дорогое, и искусно выполненное, так что, если учесть, что избранная дама после завершения празднований оставляла этот подарок себе, приз оценивался очень высоко.

Так что дамы принялись прихорашиваться, некоторые торопливо нащипывали щеки, чтоб добиться хорошего румянца, кусали губы, чтоб те вспыхнули спелой вишней, оправляли плоеные шемизетки и пряди волос, подвитые и уложенные вокруг хорошенького личика. Некоторые, надеясь, что их жест останется незаметен, изящно опущенными на плечи пальчиками растягивали вырез платья, чтоб явить взору как можно больше. Приосанились и несколько девиц веселого поведения, затесавшихся в число знатных дам. Они все были роскошно и со вкусом одеты, изысканны, иногда даже очень искусно (то есть слегка) накрашены, а потому казались настоящими красавицами. И, конечно, очень хотели восторжествовать над знатными дамами, которые считались порядочными, на деле же в большинстве занимались почти тем же самым.

Но рыцарь Белого льва миновал и знатных красавиц, и веселых девиц, он, не торопя коня, будто желал помучить мечтающих о триумфе, остановился у самого края трибуны. Нагнулся и протянул венец девушке, сидевшей в первом, нижнем ряду (ряд этот, ближайший к ристалищу, занимали менее знатные женщины, поскольку остальные береглись от пыли, поднимаемой рыцарскими конями) и укрытой вуалью.