— Ничего.

От его текучего голоса у меня по спине пробежались мурашки. Когда же Рензел обошел меня сзади, потревоженный им воздух шевельнул на затылке волоски и скользнул по тонкой ткани платья, вынудив меня стиснуть кулаки. С трудом поборов дрожь, я проводила принца взглядом и заметила, как его губы на миг изогнулись в ухмылке.

Когда же волнение улеглось, я обошла огромную плиту надгробья и поспешила за Рензелом дальше. Туда, где нас ждало продолжение коридора гробницы и оставалось не больше шести арок.

Странно. Я точно знала, что всех правителей мы обошли. Но если склеп фамильный и Рензел хотел положить цветы на еще одну могилу, то здесь должен быть кто-то еще из королевской семьи.

— А кто захоронен здесь? — поинтересовалась я, оглядывая каменные стены и две арки с черными плитами на полу.

Мы миновали первый ряд, и принц остановился у второго.

— Другие родственники короны, — просто ответил он и оглянулся налево, где стоял каменный гроб, похожий на те, что мы видели раньше.

Только этот был из темно-серого камня и без статуи. Однако над ним тоже висел витражный портрет. И когда мы к нему подошли, я удивилась:

— Кто это? — тихо произнесла я, но принц не спешил отвечать и задумчиво смотрел на гроб.

Я опять скользнула взглядом по портрету и заметила:

— Вы с ним очень похожи. Словно отец и сын.

На портрете был изображен мужчина около сорока лет с такими же черными волосами, бледной кожей и высокими, острыми скулами, как у Рензела. Отличался он от принца только темно-синими глазами, носом с горбинкой, слишком впалыми щеками, квадратным, чуть выступающим подбородком и еще, пожалуй, холодной суровостью на печальном лице.

— Это мой дядя Фреджел, — все-таки вымолвил принц. — И брат отца.

— Ого, у короля тоже был брат?

— Был, но погиб чуть больше тринадцати лет назад.

— Но… Как?

Пусть это не мое дело, но то напряжение, с которым принц всматривался в портрет, заставило меня задать этот вопрос. И на миг показалось, что Рензел промолчит. Он плотно поджал губы, как это любил делать, когда я поднимала неприятную ему тему, и я уже не надеялась на ответ, но принц вдруг произнес:

— Его убила собственная магия.

В гробнице повисла тишина. Тяжелая тишина. А внутри меня вдруг все провалилось.

— В точности так же… — заикнулась я, но вспомнила обещание не расспрашивать принца о его магии, пока он сам не пожелает обо всем рассказать, поэтому замолчала. Однако принц понял, о чем я хотела спросить, и неожиданно ответил:

— Да.

Его признание меня так поразило, что я растерялась. Заметалась взглядом по склепу, не в силах подобрать слов, что смогли бы передать всю гамму моих чувств.

— Вам… Вам, наверное, сложно было потерять своего дядю, — начала я сбивчиво говорить и запнулась, а принц покачал головой:

— Не стоит искать слов сожалений, миледи. Только не для меня, — он подошел и коснулся гроба. — Если кому и было сложно справиться с утратой — это Арону. Фреджел возился с ним, как с родным сыном, и многому его научил. Арон говорил, что о некоторых травах он знал больше отца, хоть и занимался лекарским делом, когда тот был занят. В последние годы жизни Фреджел все больше времени проводил в восточном крыле. У короля — моего отца — начало сдавать здоровье, и он пытался найти лекарство. Попробовал применить к травам магию, но потерпел неудачу, и мы с Ароном нашли его утром в лазарете.

Принц на миг замолчал:

— Арон пытался вылечить Фреджела, но было поздно, — продолжил он. — Все его внутренности превратились в лед. И как бы Арон ни просил меня помочь развеять обледенение, я не мог, потому что боялся своей силы. Еще не умел ей управлять, и сколько бы Фреджел ни старался меня научить, моя магия всегда выходила из-под контроля. Поэтому я не сделал ничего. Испугался сорваться и заморозить вместе с мертвым телом Фреджела еще Арона, а заодно всю комнату лазарета и тех, кто мог случайно войти.

Он замолчал, и я перестала до боли заламывать собственные пальцы. Позволила им расслабиться, а рукам беспомощно повиснуть вдоль тела. Кажется, теперь я знаю, почему некогда дружные братья начали враждовать. И понимаю обе стороны. Тут некого осуждать.

«Вы ни в чем не виноваты», — хотела я произнести, но посмотрела на выражение лица принца и поняла — все мои слова улетят в пустоту.

Из букета в его руке выпал один василек и с тихим шорохом упал на каменный пол. Рензел даже этого не заметил — все его внимание занимал гроб, которого он касался. И когда тишина затянулась, я неуверенно предложила:

— Думаю, вам стоит побыть наедине, а я…

— Снаружи может быть опасно, миледи, — жестко произнес принц и встретился со мной взглядом. — И вы боитесь.

— Боюсь, — честно призналась я. Даже кивнула. — Поэтому буду здесь, рядышком. А вы, ваше высочество, не заставляй меня долго ждать и, как положено, почтите вниманием дядюшку. Судя по тому, что здесь даже праха от цветов не осталось, вы успели по нему соскучиться.

Принц усмехнулся, уловив тонкий упрек в моих словах. Качнул головой и произнес:

— Спасибо, миледи.

— Пожалуйста, — улыбнулась я и еще раз пообещала далеко не уходить, после чего пошагала по длинному коридору гробницы.

Принц не ожидал меня встретить у аллеи — значит, в самом деле, хотел немного побыть со своим дядюшкой, но тут я увязалась. И все время, пока он рассказывал о Фреджеле, он выглядел сдержанным, напряженным. Пусть я не знала, что значит потерять родного человека — у меня всегда был только папенька, и слава Богине он жив и здоров — но на могиле мамы, папенька всегда оставался чуть дольше, чем я, чтобы побыть с ней наедине.

Как-то маленькая я поинтересовалась, зачем оставаться с мамой наедине? Она же мертва… На что папенька ответил: «Иногда и мужчине надо пустить скупую слезу, чтобы освободиться от яда, съедающего душу». Потому что яд горечи есть в каждой душе, и неважно кому она принадлежит: мужчине или женщине. Поэтому я рада, что дала Рензелу немного времени. Вот только…

Мне постоянно казалось, будто все статуи и портреты провожали меня взглядами. От этого становилось жутко, и ноги сами собой двигались быстрее. Мерещилось всякое, и когда на миг раздался какой-то шорох, я вовсе вздрогнула и обернулась. Думала за спиной Рензел, но никого не увидела.

Бр-р-р… Страшно оставаться одной в склепе, где как минимум дюжина покойников. Поэтому, добравшись до лестницы, я осмелилась подняться на поверхность, а вдохнув принесенный ветром свежий воздух, лишь утвердилась в своем решении.

Принц, конечно, рассказал много интересного и печального, отчего на душе стало вязко, а в мыслях сумбурно, но… Я коснулась надгробной плиты самого Сына богов! И это было удивительно. А еще узнала о дядюшке Рензела и Арона. И теперь, благодаря рассказу о нем, я стала лучше понимать принца, отчего он перестал мне казаться, далеким, чужим и нелюдимым. Теперь в груди появилось противоречивое чувство, похожее на смесь тоски и радости.

Вот только ощущение, будто я упустила нечто важное, не давало покоя, поэтому ноги сами понесли меня наверх, а пальцы судорожно цеплялись за юбку. Однако прежде, чем выйти из склепа, для начала я боязливо выглянула наружу.

«Замечу опасность — тут же вернуть обратно!» — твердо решила и прислушалась к молчанию леса. Лишь убедившись, что рядом никого нет, я почувствовала уверенность и тихо ступила на покрытую мхом каменную дорожку. Сейчас самое удачное время, чтобы еще раз осмотреть Ладони Богини.

Окинув взором четыре почти разрушенных колонны, я подошла к той, что стояла совсем рядом со склепом и шевельнула ногой ее обломки на земле. Вдруг какой-нибудь символ попадется? Например, звезды. Но так ничего и не нашла. Вздохнула, оглянулась на дерево, которое Лисава назвала ладонями Богини, и поежилась от мерзкого ощущения страха. Мысленно представила, как я могла оказаться одной из погибших невест принца, и передернула плечами.

Отвела взгляд, чтобы немного успокоиться, но вдруг поняла — с камнями что-то не так. Теперь, когда я была одна и никто меня не отвлекал, я видела… Видела: камни стоят «неровно», хотя должны быть «ровными» справа и слева, если встать по центру их ряда.