— С-спасибо.

— Не за что, — коротко ответил принц.

Он окинул меня взглядом, но дольше всего задержался на моих ладонях, плотно прижатых к груди, чтобы скрыть их дрожь.

— Теперь понимаю, почему отец вами так дорожит, — заметил он, а я удивилась:

— П-почему?

Но принц не ответил и устремил все внимание к утесу, где послышались голоса и показались макушки шлемов стражников. Десять мужчин с трудом втащили привязанную к толстым веткам Злату. И при виде нее, у меня в душе опять все перевернулось. Лошадь больше напоминала глыбу льда, нежели что-то живое. Даже грива и хвост не колыхались, а застыли, словно выточенные из камня. На миг даже показалось, будто принц солгал, и Злата уже давно не спит. Но моя ладонь все еще помнила тепло ее дыхания, и это помогало держаться.

Путь до замка прошел как во сне. Я боялась посмотреть назад, где стражники несли Злату. Боялась оглядываться по сторонам и заметить осуждение на лицах людей. Ведь из-за меня уже пострадала вторая живая душа. Боялась смотреть на принца, ведущего под уздцы жеребца, потому что при виде него душу разрывали противоречивые чувства.

«Почему он меня спас?» — из-за этого вопроса еще больше начинало казаться, что я сошла с ума, и в ту злополучную ночь на меня никто не нападал. Кинжала нет — его забрал Ларис. Порез на щеке исчез. Следов крови не осталось. Не удивлюсь, если зайду в свою прежнюю комнату, а там царят чистота и порядок, да окошко новое сверкает чистотой. И только раны Уфа подсказывали, что все происходило на самом деле. Пусть сам стражник ничего не помнит.

Все это так странно. Просто ну очень странно… Особенно поведение принца. Еще недавно он боялся из комнаты меня выпустить, а тут разрешил прокатиться на лошади. Но если он хотел моей смерти, то зачем спас? И упустил такой отличный шанс оправдаться перед папенькой печальным: «Не успел»? А потом еще пытался позаботиться обо мне — ноги перевязать. Злате согласился помочь, хотя его отец сейчас очень слаб и ему лишний раз из постели лучше не вставать, не то что спасать умирающих лошадей.

Ох… Кажется, я совсем перестала что-либо понимать и окончательно запуталась. Пока ехала до замка чуть не изъела душу тревожными мыслями, пытаясь до чего-нибудь толкового додуматься. И перестала заниматься самоедством только по прибытию в северную часть королевского поместья.

Здесь мне еще не приходилось бывать. Как выяснилось, на заднем дворе скрывалась дубовая аллея и густой сад, что больше походил на лес из хвойных и лиственных деревьев. Чистая и глубокая зелень без намека на нежные розовые бутоны рододендрона.

Рензел помог мне спуститься с черного жеребца, и когда мои ноги коснулись земли, я болезненно поморщилась.

— Оставьте лошадь леди Цессары и уходите, — приказал он сэру Ларису. — Проследите, чтобы нас никто не побеспокоил.

— Слушаюсь, — поклонился рыцарь и жестом показал, чтобы стражники уложили Злату на траву недалеко от северной башни.

Они быстро освободили ее от веток и пут. А я собралась было подойти к лошади, но услышала голос Арона, который спешил к нам с восточной стороны, и замерла.

— Вы звали меня, ваше… — лекарь запнулся, стоило ему увидеть мой плачевный вид.

Он сделал два стремительных шага мне навстречу, но опомнился и остановился. Напрягся, сжал кулаки и произнес осипшим голосом:

— Цесс… Леди Цессара, что с вами произошло?

Я впилась поломанными ногтями в ладони, чтобы почувствовать боль и не сорваться. Не кинуться к Арону, от которого так и веяло теплом, среди стужи и страха, что меня окружили. Хотела все ему рассказать, пожаловаться на несправедливость, излить всю свою боль, попросить защиты. Но губы предательски задрожали, и с них слетел только сдавленный всхлип.

Все мое молчание за время дороги, все чувства, что не давали покоя душе и разуму, вдруг подступили болезненным комом к горлу и грозились вырваться безудержным рыданием. Поэтому я зажала рот ладонями, а вместо меня заговорил принц:

— На леди Цессару напали, — сухо обронил он и подошел к Злате.

Резкими и немного дерганными движениями Рензел снял перчатки и коснулся лошади. От нее пошел пар. Лед превратился в воду, смешался с кровью и впитался в землю, окрасив траву в алый цвет.

Злата дернулась, хрипло вздохнула, а ее истерзанная плоть перестала казаться искусственной. От ее вида… От страшной действительности закружилась голова, а земля чуть не ушла из-под ног.

— Ей нужна помощь, Арон, — принц выпрямился, опять пряча руки в перчатки. — И побыстрее.

— П-прошу. Помогите Злате… П-помогите сначала Злате… — выдавила из себя, потому что понимала: мои раны стерпятся, а вот Злата… Злата уже почти не дышала.

Арон окинул взглядом меня, потом лошадь, и когда сердце пропустило два удара, произнес:

— Травы и бинты здесь не помогут.

Мои плечи перестали дрожать, а слезы застилать глаза, и я озадаченно посмотрела на лекаря. О чем он говорит? Я же не настолько сильно ранена…

— Знаю, Арон, — так же непонятно ответил принц и поднял взор наверх, где в башне находятся покои короля. — И обсужу это с отцом.

Лекарь удивленно приподнял бровь, но не спешил что-либо говорить или делать. А принц вдруг усмехнулся и поинтересовался:

— Ждешь, когда начну умолять?

Губы Арона дрогнули. Он стал выглядеть жестче, суровее, а его голос приобрел стальные нотки:

— Жду, когда прикажешь леди Цессаре уйти.

— Нет! — выпалила я, отняв ладони от губ, и с протестом посмотрела на принца. — Я не уйду!

Шагу не ступлю! Пока не увижу, что со Златой все хорошо и… И не пойму, что, Богиня разбери, тут происходит.

Повисло молчание, после которого принц насмешливо хмыкнул и посмотрел на Арона исподлобья:

— Ты сам все слышал, — его взгляд сверкнул подобно молнии, а голос заструился таким холодом, что река в моих воспоминаниях показалась горячей: — Приступай.

Челюсть Арона напряглась, но он не стал спорить, язвить или возражать. Бросил на меня последний взгляд, который пронзил до самой души, и уверенным шагом подошел к Злате. Он опустился рядом с ней на одно колено, в точности так же, как недавно делал принц, и коснулся ее шеи, а от его руки полился мягкий желтый свет, который быстро окутал лошадь. Я ахнула, когда ее раны начали буквально исчезать на глазах! Ухо срослось, кости с хрустом вправились, а дыхание стало тихим, ровным и глубоким.

В одно мгновение лошадь выздоровела, будто не была при смерти. Ее шерсть засверкала на солнце ярче, чем была утром. Ноги с силой забили по земле. Громкое фырканье развеяло напряженную тишину. И Арон еле успел ее поймать за уздцы, когда она испуганно вскочила и попыталась убежать, но лекарь удивительно быстро ее успокоил.

От его прикосновения и голоса Злата перестала подскакивать, дергаться и фыркать. Покивала головой да принялась с аппетитом уминать траву возле башни. А я забыла как говорить и дышать.

— Позвольте ваши руки, леди Цессара, — подошел ко мне Арон.

Я даже не сразу его заметила, все смотрела на Злату, и будто во сне выполнила просьбу. Вздрогнула, когда пальцы лекаря осторожно коснулись моих ран. Почувствовала теплый ветер, всколыхнувший распущенные волосы мужчины, а потом увидела желтое пламя в нежно-голубых глазах Арона.

Солнечный огонь охватил его руки, окутал меня плотным коконом, закружился роем светлячков. И казалось, он не только забирал боль тела, но уносил все тяготы на сердце. Поэтому когда все закончилось, я не только физически чувствовала себя прекрасно, но и в душе воцарился мир.

— Но… Но как? — выдохнула я, продолжая себя ощупывать, искать хотя бы одну царапинку, но не нашла ни следа… Ни следа! Как и после той ночи, когда на щеке пропал порез от кинжала!

Эта мысль пронзила меня точно молния. Слова не сразу захотели произноситься, потребовалось две или три попытки, чтобы выдохнуть сначала: «Как?», а потом: «Кто вы?». Но Арон лишь молчаливо отступил. Зато ответил принц, чье лицо показалось каменным, взор — темным, а голос — жестким, точно сталь: