Может, Растис предатель? Недаром же он так настаивал на прогулке, все уговаривал и уговаривал, а сам построил коварный план, как погубить девятую невесту принца. Или это сам Рензел ухитрился-таки навредить Злате, чтобы она меня погубила? А папеньке он бы наплел что-нибудь о несчастном случае. Но… Но я же видела! Каждое действие Рензела и сама все за ним перепроверила. Лошадь была в порядке!

— Цесса! — сквозь шум, свист ветра и крики за спиной я узнала голос принца.

Он догнал нас. С трудом, но догнал. Его черный жеребец фыркал, раздувал ноздри и еле поспевал за мной и Златой, но все-таки сумел поравняться.

— Хватайся! — он протянул руку. — Поверь мне!

Только вот поверить или нет, вместо меня решили лошади. Черный жеребец вдруг взбрыкнул, а Злата испуганно шарахнулась, и я завалилась набок, чуть не шлепнувшись под копыта. Лошадь понесла меня в сторону леса, а Рензел из-за внезапного виража отстал. Я больше не слышала топота его жеребца, а голоса стражников стихли, стоило деревьям обступить меня и Злату.

Очутившись в лесу, я уже перестала считать идею спрыгнуть с лошади такой уж плохой. Земля здесь мягкая, взрыхленная корнями, застеленная мхом и старой опавшей листвой. В лучшем случае я набью при падении пару синяков. В худшем — что-нибудь сломаю. Но так хотя бы не заблужусь и останусь поближе к выходу из леса, где меня быстрее найдет помощь.

Вот только…

— Нет-нет-нет, — простонала я, когда поняла, что ступня съехала и стремя попало под каблук.

В панике я попыталась освободиться, но с ужасом осознала — нога застряла. Намертво. Теперь если вылечу из седла, то одним падением не отделаюсь — лошадь продолжит тащить меня по земле, пока не остановится, и к тому моменту на мне живого места не останется. Я умру страшной и мучительной смертью. А если не умру сразу, то совсем скоро, потому что такие раны не залечит даже королевский лекарь. Поэтому нужно попытаться… Рискнуть! И пойти на отчаянный шаг.

Ухватившись за гриву лошади, я потянулась к стремени, надеясь хотя бы кончиками пальцев его сдвинуть или скинуть! Но почувствовала, что теряю равновесие и заваливаюсь набок. Пришлось опять прижаться к лошади и уповать на то, что у меня хватит сил удержаться в седле. Ибо до тех пор, пока Злата не остановится, я не освобожусь. Только она не думала замедляться! Напротив, ускорилась, когда совсем рядом послышался лай собак, и стремглав бросилась вперед, где появился просвет среди деревьев.

Постепенно лес начал редеть. В лицо ударил прохладный ветерок и принес осознание: где-то рядом вода. Я сразу припомнила, что замок стоял на скалистом утесе, и вход к нему защищал ров, но вот проездом через город реки я не заметила, что значило — она протекала через лес. И точно! Когда мы выбежали на солнечный свет, я услышала журчание воды, почувствовала небольшой подъем дороги и… Испуганно воскликнула, когда Злата с громким ржанием встала на дыбы.

Я обхватила ее за шею, чтобы не свалиться, и широко распахнутыми от ужаса глазами посмотрела вниз, где был обрыв. Лошадь остановилась у самого его края и… Богиня, еще чуть-чуть и лететь нам прямиком на острые камни, что выглядывали из течения бурной реки.

Испуганная Злата попыталась извернуться и опуститься у самой кромки обрыва, но от удара передних копыт выбились камни. Они с шорохом полетели вниз, а лошадь лишилась твердой опоры и оступилась. Испуганно заржав, Злата начала скользить копытами и заваливаться набок! А у меня остался только один шанс на спасение.

Быстро сообразив, что проще избавиться от поношенной и чуть растянувшейся обуви, нежели пытаться вытащить стремя из-под пятки, я стянула с ноги туфлю. А как освободилась, мигом вывалилась из седла и ударилась животом о край обрыва.

Ноги повисли в воздухе. Руки заскребли по сухой земле. Острые камни ломали ногти, царапали пальцы, ладони! Когда собственный вес неумолимо потащил вниз. Но я не чувствовала боли. Страх сковал все чувства и разум, оставив лишь одно желание: выжить любой ценой.

«Богиня…, — взмолилась я, когда внизу раздался истошный крик Златы. — Прошу! Богиня…»

Пучки травы рвались. Веточки, корешки — ломались. Камни откалывались. Падали! Бились об утес и где-то внизу с плеском ныряли в воду, куда я отчаянно боялась посмотреть. От падения меня спасали кончики пальцев, уцепившиеся за выступающий камень. И я зажмурилась, когда поняла, что не выдерживаю.

— Прошу, Богиня. Хоть кто-нибудь… Хоть… Ах!

Руки потеряли последнюю опору. Дух захватил полет. Страх сменился обреченностью. Бой сердца заглушил все звуки. Воздух застрял в горле и лишил меня дыхания, а внутри все перевернулось и подпрыгнуло, когда чья-то рука сжала мое запястье и остановила падение.

— Держу!

Раздался сверху голос принца.

— Держу… — снова выдохнул он, будто сам не верил в сказанное.

Я открыла глаза и посмотрела вверх, чувствуя, как начинают жечься подступающие слезы. Брови Рензела были грозно нахмурены, взгляд горел бело-синим огнем, который сейчас меня совсем не испугал, а, напротив, подарил надежду. Но поймав мой взгляд, принц моргнул, погасив синие искры, и крепко сжал губы, отчего те сильно побледнели. А я впервые… Впервые я… была…

— В-ваше…

— Рензел, — перебил он и потянул меня вверх. — У меня есть имя.

Он удивительно быстро вытащил меня на твердую землю, словно бы на мне не было пышного платья, да и сама я была пушинкой. АДже закралась мысль: может, недаром Ярла меня голодом морила?

Через мгновение я упала прямиком в объятия Рензела и замерла. Нет, конечно лучше так, чем свалиться с обрыва. Да и объятиями наше положение было сложно назвать. Принц просто сидел, откинувшись назад и упершись правой рукой в землю, а я лежала на нем, прижавшись разгоряченной щекой к сильной груди, и вдыхала теплый и в тоже время прохладный запах можжевельника и мяты.

— Вы… Вы спасли меня, — выдавила я, не поднимая головы, а принц в ответ промычал отстраненное «Угу». — Вы…

Вдруг тишину леса прервал жалобный крик лошади, и ему вторил беспокойный отклик топчущего возле нас жеребца Рензела. Я резко отпрянула. Почувствовала, как волос что-то коснулось, но подумала на ветер и громко воскликнула:

— Злата! Ей надо помочь!

— Цесса, — принц опустил леву руку, и его перчатка скрипнула, когда он сжал ладонь в кулак, — она…

Но я, не желая слушать этого ужасного и логичного довода, вскочила на ноги и поспешила вдоль обрыва по течению вниз. Злата не должна была стать разменной монетой для моей жизни или смерти. Это ужасно несправедливо, что с ней такое случилось. И я не хотела с этим мириться. Не хотела ее бросать. Потому что никто, даже животное, не заслуживало подобной участи.

— Внизу вода! — крикнула я, скидывая и вторую туфлю, потому что спускаться с обрыва только в ней было неудобно и опасно, можно легко подвернуть ногу. — И я слышу ее! Злата еще жива!

— Цесса, подожди!

— Жива!

Ладони кровоточили и саднили. Пальцы ныли. Под ногтями щипало. Но я терпела. Терпела и острые камни, что врезались в босые ноги, когда побежала вдоль обрыва. Потому что жжение на сердце от горечи, сожаления, обиды и вины было намного больнее, чем саднящие на теле раны. И Рензел, похоже, это понимал. Он не пытался меня остановить, просто шел следом, за что я была ему благодарна. И пусть в мыслях царил хаос — я все еще помнила нападение ночью, но сейчас его тяжелые шаги за спиной успокаивали и внушали уверенность. Поэтому когда я все же нашла более-менее пологий спуск, кинулась к нему без страха и оглядки.

Злату я нашла быстро. Вся изломанная она застряла недалеко от берега между камней и только из-за них до сих пор не захлебнулась. Жар в груди стал сильнее, когда я подошла ближе. Руки заледенели, задрожали, ноги перестали чувствовать камни. Меня до краев наполнило горе и жгучими ручейками побежало по щекам. Но так мне и надо… Так и надо…

— Это из-за меня. Богиня… Из-за меня.

Золотой покров лошади зиял рваными ранами, откуда сочилась кровь, и убегала алыми ручейками вниз по течению. Переломанные ноги Златы безвольно колыхались, повинуясь путям воды. Надорванное ухо держалось на тонком лоскуте кожи. Из носа на выдохе выплескивалась кровь. Ребра… О Богиня… Кажется, я видела кусочек ребра, что обнажился, когда Злата сделала вдох! И ее дыхание…Такое тяжелое, хриплое со свистами. Отныне оно навсегда останется в моей памяти и будет преследовать ночами.