— Можно лишь сказать, что у нас не осталось аристократии.

— А, ты судишь по романам? В романах вообще всё красиво. А вот на самом деле…

— О чём вы болтаете? — спросила Мирним, появляясь рядом сразу же, как только увидела, что Илья беседует с соотечественницей.

— Да об аристократии. Ненормально быть такими, я считаю. Можно подумать, что они вообще неживые. Памятники себе. Нерукотворные. Даже у Сафа что-то такое проглядывает.

— Санджиф чувствует, и это видно, — вступилась Маша.

— А всё равно, если сравнить с нормальным человеком, он такой… Слишком уж сдержанный. Слишком спокойный. А эти вообще ни рыба, ни мясо.

— Уроженцы Ночного мира вообще менее подвижны, менее эмоциональны, чем мы. Это естественно. — Архангельчанка покосилась на огромное окно, в котором уже полчаса всеми мыслимыми оттенками света пламенел великолепный и почему-то пугающий закат. — Другие условия жизни, другие традиции. Другой мир.

— Считаешь, это плохо? — с опасным огоньком во взгляде спросила Мирним.

— Почему? Как понимаю, наоборот, хорошо. Противоположности притягиваются.

— Это у вас в Дневном мире так говорят?

— Говорят, говорят. — Илья аккуратно оттер подругу от Маши. — Это да. Непривычное всегда кажется интересным, привлекательным.

— Мужчинам просто подавай тайну. В девушках, ведущих себя непривычно, выросших в другой стране, в других традициях, всегда чудится тайна.

— А девушек что привлекает в молодых людях, похожих, как это было сказано, на холодных жаб? — негромко, но с ощутимой яростью поинтересовалась дочь учительницы истории. — Титул или богатство?

— Мира… — удивился юноша, не понимая, что происходит.

— Я бы сказала, в местной аристократии меня несомненно привлекает то, что, похоже, никто из них не пьёт, — ответила Маша со спокойствием божества. Хотя по выражению её лица даже Илья понял, что начинающийся скандал она видит невооруженным глазом и даже, пожалуй, в отличие от него понимает, что откуда взялось. — У нас ведь в деревне мужики только так зашибают. Напьются, а потом гуляют всей деревней. Эмоций хватает. Очень от них устаешь, — и улыбнулась так обаятельно, что её некрасивое лицо на несколько мгновений стало по-настоящему прелестным.

Мирним же, наоборот, покраснела, ненадолго став неотличимой от любой девчонки из Дневного мира. Юноша, как всегда ожидавший от неё невозмутимости и чинной выдержанности, был ошеломлён, но одновременно не мог не любоваться ею. Глаза девушки метали молнии, щеки заливал приятный легкий румянец, и это наделяло её неведомой доселе красотой, живой и страстной, той самой, о которой мечтает почти каждый парень, ещё только привыкающий интересоваться представительницами противоположного пола.

Он привлек её к себе, коснулся губами виска и только через мгновение понял, что на них все смотрят. Смутился, как, впрочем, и сама Мирним, отпустил её. Санджиф, сумев всё-таки увернуться от отца, подошёл, корректно взял Машу под руку.

— Что у вас тут такое? — весело спросил он.

— Да так, болтаем, — безмятежно отозвалась девушка, и они ушли — то ли танцевать, то ли к одному из фуршетных столиков.

— Мир…

— М?

— Не цепляй Машку, ладно? Эдак вы можете запросто нас с Сафом рассорить, ну зачем это надо?

Она помолчала, незаметно прижимаясь к нему локтем.

— Но она же сказала, что ты интересуешься мной только потому, что я необычная для тебя. Как я могла удержаться?

— Слушай, она ж ничего такого не говорила!..

— Прямо — конечно, не говорила. Но намек-то был очевидный!

— Ну не знаю, — отозвался недоумевающий Илья. — По-моему, так не слишком и очевидный. Вообще не очевидный, я б сказал.

— Ты что, хочешь сказать, что мне показалось?

— Нет, но… Слушай, давай ты не будешь с ней ссориться? Было бы здорово, если бы вы ладили. Тогда и у нас с Сафом будет всё хорошо.

Она хотела ещё что-то сказать, но не произнесла, удержала в себе, стиснув губы. И только когда они уже оказались у столика с мороженым и десертами, уточнила:

— Ты только поэтому её защищаешь? Из-за Санджифа?

— Да не защищаю я её! Говорю то, что думаю.

— Она тебе просто нравится, вот в чем дело. Конечно, она твоя соотечественница, тебе есть о чём с ней поговорить. И, конечно, веселая. Да? В отличие от меня?

Юноша оставил ложечку в вазочке с мороженым и повернулся к подруге.

— Подожди… Я что-то ничего не понимаю… Ты ревнуешь, что ли? — Она не смотрела ему в глаза, опустила голову так, что волосы упали на лоб и нельзя было понять, что говорит её взгляд. — Слушай, ну это же просто смешно. Ты мне нравишься, а Машка нравится Сафу, и о чем тут ещё говорить? Она для меня просто друг, и всё. Ничем, кроме друга, быть и не может. С ней действительно весело и легко общаться, но это ведь ты моя девушка…

— И она тебя совсем не интересует?

— Как девчонка? Да конечно нет! Я и не думал этом… Зачем, если Саф её уже выбрал? Ну хватит. Ладно тебе уже… Пойдем, потанцуем? — предложил он от отчаяния, хотя и не слишком-то любил танцы, да и не умел, что там говорить. По сравнению с местной знатной молодежью он самому себе казался сущей колодой, путающейся в ногах.

Но Мирним нравилось танцевать, она с видимым удовольствием согласилась и протанцевала почти весь вечер, не пропуская ни одного танца, часть с Ильёй, а часть — к его некоторому облегчению — со сверстниками Санджифа из родовитых семейств, теми, которые решили быть вежливыми с гостьей хозяйского сына и пригласили её.

Юноша-аурис заметил, что к Маше, наоборот, ни н из них старался не приближаться, а если сталкивался взглядом, то лишь вежливо раскланивался, но потанцевать не предлагал (хотя изрядную часть вечера сын лорда потратил на общение с гостями, судя по всему, вынужденное, и уделять ей внимание не мог). Тут можно было лишь предполагать, что подобное обхождение тоже входит в систему законов местной вежливости в среде знати.

— Я прошу прощения, что вам пришлось проторчать здесь от начала и до конца, — сказал Санджиф, отдуваясь, когда оркестр наконец смолк и гости стали разъезжаться. — Светские обязанности иногда забавляют, но чаще всего они просто невыносимо скучны.

— Да брось. Мире, кажется, понравилось, — сказал Илья, с облегчением расстегивая тесноватый камзол. — А, Мира?

— Да, здорово. — Несмотря на то что девушка протанцевала почти всё время, она выглядела свежей, ничуть не уставшей, лишь чуть раскраснелась, и это ей очень шло.

— Так когда мы сможем… — Но Санджиф сделал предупреждающий жест, мол, не здесь и не сейчас.

Лорды, их принятые в обществе родственники, сами не совсем относящиеся к числу высшей знати, и их совершенные в своей изысканности спутницы, которые по логике должны были устать, однако, если верить их манерам и выражению лиц, пребывали в прежнем скучающе-безмятежном выдержанном состоянии, прощались с хозяином замка церемонно и в то же время совсем просто. Илья украдкой разглядывал юных леди, чуть более оживлённых, чем их родители, но на его вкус тоже слишком малоподвижных, слишком безжизненных. Ими можно было любоваться, словно произведениями искусства, но невозможно было вообразить себе отношения с такой. Всё равно, что ухаживать за музейной статуей.

— Извини, что прервал тебя, — сказал сын лорда, когда гости разошлись и ребята наконец смогли вернуться к себе в комнаты. — Я боялся, что услышит кто-нибудь из людей отца или охрана.

— Ни при чем тут «извини». Ты в этой кухне больше понимаешь, тебе и решать, когда что можно говорить. Но теперь-то можно?

— Да. Через четыре дня — ещё один прием, уговорил отца отпустить нас пока на природу, как раз на виллу. Звони Динн-Бегу и договаривайся на завтра часов в восемь-девять утра. Понимаешь, самый момент переезда — это как раз время, когда охрана хуже всего будет следить за нами. У nix главной задачей будет убедиться в безопасности периметра — парка, сада, окрестностей. Мы сможем улизнуть, только всего дня на два. Максимум! А лучше, конечно, на меньшее время, потому что иначе точно станет известно, что мы во что-нибудь ввязались.