Мы устроились на заднем сиденье, в машине пахло бензином и обивкой из кожзама.

— Так что ты хотел мне сказать? — начал я первым.

— Предупредить тебя хочу, — ответил Малик, — чтобы ты на базу к Маге не совался больше. Ты, говорят, его подставил. Мага зол на тебя. Лучше не ходи. Худо будет. Там другие теперь заправляют.

— И кто же?

— Один малый из этих… ну, из дворян, из «гадюшника», в долю вошёл. Вот он и заправляет. Я-то мало знаю — люди так рассказывают. Но людям тем у меня нет причины не верить. Мага сам двух пальцев лишился на руке. Говорит, из-за тебя. Очень зол. Так что у вас вышло такое, а? Что за проблемы? И кто в тебя стрелял? Расскажи, будь другом.

— Я отказался ложиться под соперника. А больше не помню ничего.

— Э, брат, зачем? Зря ты это. Там серьёзные люди, серьёзные дела делают. Не шутки это тебе. Нехорошо получилось. Вот и доигрался.

— И не говори, — вздохнул я. — Доигрался.

— Ты пойми, брат: им, — Малик поднял в верх указательный палец, — плевать и на тебя, и на меня, и на Магу им плевать. Убьют и не почешутся. Это им, как комара прихлопнуть. А дворянин тот, говорят, вообще отбитый. И люди его — из казаков все. Не связывайся с такими никогда. Себе дороже. И на базу не ходи больше. А если деньги нужны, дядя Карим одолжит — я попрошу за тебя. А на бои не ходи.

«Ну уж нет, спасибо, — подумал я. — Одолжит мне дядя Карим, под двадцать процентов годовых, ага».

— Спасибо, что предупредил, — сказал я. — Мага мне уже сказал, что больше не хочет со мной работать — не пойду. А ты случаем не знаешь, дворянин тот на базе часто бывает?

— А кто его, шайтана, знает? Часто-нечасто… тебе-то зачем?

— Да так, чтоб на глаза не попасться.

— Вообще туда не суйся, понял? И да, у себя там, в районе, тоже осторожнее ходи. Сейчас персы власть делят с армянами и чеченами. К нам пока не идут, но… — Малик безнадёжно махнул рукой.

— Кто делит? Персы? — переспросил я. С «персами» у меня ассоциировались коты персидской породы.

— Да, заявились ни с того, ни с сего. Эти ребята вообще конченые. Осторожнее будь. Там у вас уже магазины громят.

— Да, есть такое, слышал, — вспомнился вчерашний налёт на маркет и смуглые парни на большой оранжевой машине, которых я посчитал арабами. Это они что ли — персы? — И чего они тут забыли?

— Э, брат, а мне почём знать? Ими же там рулят, наверху. А у нас своих дел хватает, правильно? Зачем нам в чужие лезть?

Поблагодарив Малика и пообещав, что на бои больше не пойду, я отправился домой.

Большего от Малика я и не ожидал. Он хоть и знал братьев Гамзатовых, от бизнеса того был далёк, да и тут он — мелкая сошка, на дядю ишачит. Но вот информация о том, что князь сам вошёл в долю и теперь там всем рулит, показалась полезной и, признаться, я даже обрадовала. Ведь это означало, что время от времени он мог бывать на базе, и у меня имелись некоторые шансы его выследить.

Но вопросов оставалось много. А что, если князь больше не приезжал больше на бои? А если он заправлял через своих подручных? А если Мага сам ничего не знает или вообще не захочет со мной разговаривать? Слишком ненадёжной была зацепка, но иного пути я просто не видел. Я и князь Куракин существовали словно в разных измерениях, что соприкасались друг с другом лишь постольку поскольку. И от мира того я был неимоверно далёк: даже демонический мир казался ближе, чем тот, в котором обитал молодой дворянин.

Идти к Магомету было рискованным предприятием, и всё же ничего иного не оставалось. И почему-то я верил, что Мага не откажется со мной поговорить, что он и сам не рад партнёрству с Куракиным, и выложит всё начистоту. Хотя, казалось бы, с какой стати? Но развязать ему язык надо, как ни крути. Выхода нет. Не получится по-хорошему, у меня есть более весомые аргументы, например, отцовский охотничий нож. Да, будет неприятно. Я видел, как допрашивали пленного — ощущения так себе, даже если со стороны наблюдать. Но тут дело жизни и смерти.

Сегодня я хотел снова заскочить гараж, попрактиковаться с призывом существ и разработать план дальнейших действий. Но первым делом я решил навестить Александра Васильевича. Я шёл по проспекту, и чтобы срезать путь, свернул на второстепенную улицу и углубился в кварталы. Подумал, так будет быстрее. Но я ошибся: вскоре оказалось, что кратчайший путь преграждает какое-то крупное предприятие, и чтобы попасть в нужный район, надо его обогнуть.

Раньше здесь Денис не бывал. Свой район знал, как свои пять пальцев, нашёл бы дорогу с закрытыми глазами, но тут места оказались незнакомыми, и я немного заплутал в тесных улочках.

И тут я обратил внимание на то, что на меня часто оглядываются прохожие. Несколько мужчин, греющихся на солнце возле кабака, проводила меня пристальными взглядами. Вывеска, кстати, была не на русском, как и все остальные. Да и на улице — ни одного славянского лица. Я понял, что случайно оказался на территории какой-то диаспоры, но вот какой? «Ах, да! Армяне же, — вспомнил я. — Они же где-то недалеко от Измайловской живут. Неужели к ним забрёл». Подвела меня память, одним словом. В здешней Москве, как оказалось, не везде можно ходить. Имелись районы, куда лучше не заглядывать, если ты не принадлежишь к определённой этнической группе.

И одним из таких мест была армянская диаспор. С армянами москвичи находились в особых отношениях. В этом мире Армения, как и всё Закавказье, вплоть до турецкой границы, входила в состав Российской Империи. В восьмидесятые годы прошлого века в Армянской губернии отменили преподавание национального языка в школах и упразднили местную церковь (у них, как оказалась, была собственная конфессия). В ответ прокатилась волна восстаний, которая дошла до Москвы и Петрограда в виде погромов, учинённых армянскими националистами. Император ввёл войска в Закавказье. В итоге более десяти лет там шли боевые действия. Сейчас всё утихло, но с тех пор за армянами закрепилась дурная слава.

Впрочем, ещё больше москвичи не любили персов. В городе действовало несколько ближневосточных банд, которые считались напрочь отбитыми. Кроме того, в Персидском царстве здесь до сих пор исповедовался зороастризм, который и христианами, и мусульманами презирался, как языческий культ. Особенно у многих вызывал отвращение древний зороастрийский обычай выставлять тела умерших на съедение животным. В Российской Империи он был под запретом, но в Персидском царстве и афганских княжествах практиковалась повсеместно.

Желая поскорее покинуть опасный район, я свернул и оказался в малолюдном месте. С одной стороны тянулась ограда, а с другой — задние фасады домов с пожарными лестницами. Впереди я заметил семафор — там находилась железная дорога, и я подумал, что за ней армянские кварталы заканчиваются. Прибавил шаг, но вдруг из-за угла ближайшего дома вышли два молодых чернявых парня. Они держали руки в карманах курток. Остановились и стали ждать.

Я перешёл на другую сторону, но они двинулись мне наперерез, и я понял, что драки не избежать.

— Слыш, шакал, заблудился что ли? — обратился ко мне носатый парень в кепке. — Чего тут забыл?

Я огляделся. Краем глаза заметил, как сзади подходят ещё двое. Меня окружали со всех сторон.

— Да ребят, заблудился, — сказал я примирительным тоном, становясь так, чтобы в поле зрения находились все четверо. — Уже ухожу, всё в порядке.

— Как, уже покидаешь нас? — ехидно поинтересовался здоровый малый, один из тех, кто подошёл сзади. — А чего заходил-то?

— Когда же до вас, шакалов, дойдёт, что нечего тут делать? — произнёс носатый.

— Да никогда, наверное, они к бабам нашим ходят. Своих мало, видать, — ответил здоровый.

Всё это они говорили, глядя на меня, словно пытаясь запугать. Двое подошли совсем близко, а двое — держались на некотором расстоянии.

— Ну так как, значит, сразу прирезать? — как бы спросил у приятелей носатый.

— Не знаю даже, — ответил здоровяк. — Слыш, шакал, тебя прирезать или как? Есть чем откупиться?