–Научишь?

— Если хочешь, покажу, как время будет.

Мы снова ехали молча. Берег всё ещё был слишком крутым для того, чтобы спустить к реке лошадей и сани. На пути возник небольшой овражек, пришлось искать место, где его пересечь. Вдоль него росли деревья и кустарник, где могли прятаться моры, и нам было не до разговоров.

Но вот овраг мы миновали и снова оказались в поле.

— Тебя тоже Малютины наняли? — заговорила первой Дарья. — За тридцать рублей?

— Да, теперь я стал наёмником. А тебе, наверное, не впервой?

— Прежде я не нанималась к другим кланам. Предпочитаю ходить в Сон, добывать кристаллы. Бывало водила группы сноходцев. Но поскольку последние полгода я вообще ничего не делала, и средства мои подходят к концу, это тоже неплохой вариант.

— Почему ты ушла из дома? — поинтересовался я.

Дарья некоторое время молчала, и я уже подумал, что я спросил что-то очень личное.

— Просто не захотела идти путём, предначертанным дочери знатного рода, — проговорила она.

— Не самая ужасная участь, — заметил я.

Дарья усмехнулась:

— Моя душа требовала другого.

— И чего же?

— Мне нравилось фехтовать, стрелять из ружья, тренировать чары, ездить верхом. А от этих корсетов, платьев, и ханжеских манер меня, признаться, порядком тошнило.

— Другие знатные дамы не очень страдают, — улыбнулся я, подумав, что подобные взгляды больше характерны для эпохи, в которой я жил прежде.

— Я — не другие, — отрезала Дарья. — Там хороший спуск, — указала она на пологий берег далеко впереди, где река делала изгиб. — Надо проверить лёд.

Снова повисло молчание, которое Дарья опять нарушила первой:

— Во времена тёмных веков все женщины из знатных родов развивали таланты, а многие ещё и владели оружием. А сейчас надо вести себя так, будто ты — кукла, а не человек вовсе.

— Тогда жизнь была другой, — сказал я. — Жалеешь, что не в тёмные века родилась? Кто знает, вдруг они скоро вернутся?

— Ты про слова той девки с белыми волосами?

— Да тут и без слов понятно: когда столько мор выходило из Сна?

— Может быть, ты и прав... — задумчиво произнесла Дарья.

— Точнее, она права,— поправил я. — Что вообще думаешь по поводу сказанного Ноэмой? — я почему-то решил, что Дарья охотнее, чем остальные, поделится своими мыслями, и я узнаю что-нибудь новое.

— Даже не знаю, что и думать, — произнесла Дарья и, помолчав, добавила. — Знаешь, я и сама никогда не любила посвящённых. Мало того, что уроды жуткие, так ещё и нравоучения их терпеть не могу. Но то, что говорила та девка — чушь какая-то. Она как будто бредила.

— Уроды, это точно, — согласился я. — Почему они такие?

— А ты не знаешь? — усмехнулась Дарья. — Я думала, все давно уже знают. По закону все семьи священников должны отдавать церкви своего первенца. Младенцев с детства накачивают пепельной смолой, и те, кто выживает, становятся посвящёнными. Именно смола их так уродует. Вот только выживает в лучшем случае один из десяти детей.

Информация показалась мне любопытной. Получается, в самой церкви полно «тёмных». А что если они действительно своим коллективным разумом негативно влияют на некое инфополе, порождая ужасы Сна? Не зря же Ноэма сказала, что тот, в ком пепельная смола, обладает особой силой.

— Ну вот, теперь и я знаю, — произнёс я. — А зачем они это делают? Разве церковь не считает пепельную смолу злом?

— Даже не спрашивай, — поморщилась Дарья. — Я в их теологии ни в зуб ногой. Кажется, они считают, что таким образом подчиняют тьму или что-то вроде того... Но скорее всего, они это делают, желая получить силу.

— И какая у них сила?

— Да разная. Некоторые могут исцелять или создавать артефакты. Другие — подавлять волю. Таких в следственный отдел обычно назначают. Не слышал что ли?

— Не интересовался, — ответил я.

Мы подъехали к пологому склону и спустились к реке. Спешились и медленно двинулись по льду. Левее на противоположном берегу виднелись домики — деревня Бережки. Туда-то мы и направлялись. Больше всего я опасался встретить жнеца. Конечно, я слышал, что они только ночами бродят, но мало ли, что этому взбредёт в голову? Кочевников я не боялся. Их, по крайней мере, можно убить. Однако, обследовав деревню, мы не встретили ни мор, ни чешуйчатых, и поехали обратно.

— Ну а ты расскажешь что-нибудь о себе? — спросила Дарья. — Почему ушёл из дома?

— Ну... меня все ненавидели, презирали, да и вообще пытались убить. Устал от этой нездоровой атмосферы.

— За что же тебя хотели убить? — удивилась Дарья.

— Я же был бесталанным. Или ты никогда об этом не слышала? Я не владел чарами, и меня считали незаконнорожденным.

— Может, и слышала. Забыла. Как-то не вникала в личную жизнью княжеской семьи. Но теперь-то ты владеешь чарами, значит, ты — светлейший.

— Только они какие-то странные.

— Твои чары — тёмные.

— Ты тоже это заметила?

— Конечно! У тебя в глазах появляется темнота. Если хоть раз такое увидишь, ни с чем не спутаешь. А я видела. Мой дед тоже на старости лет начал принимать сыворотку. И сколько бы епископ не стращал погибелью души и вечной Бездной, дед слал его в эту саму Бездну и говорил, что вертел все эти угрозы на... в общем, ты понял

— Так и говорил? — удивился я. — Епископу? Смелый у тебя был дед. Вот в кого ты такая, оказывается.

— Он научил меня почти всему, что умею, — печально вздохнула Дарья. — Вот только быстро сошёл с ума и последний год жизни валялся в кровати, ходил под себя, и выл ночами на весь дом.

— Ну если уж им следственный отдел не заинтересовался, то мной и подавно не будет заниматься, — рассудил я.

— Не знаю, не знаю... Я бы советовала тебе быть осторожнее с этим, — девушка серьёзно посмотрела на меня. — Раньше всё было совсем иначе. После того, как Марцелл XIII стал первосвященником, следственный отдел лютовать шибко начал. Постоянно кого-то казнят. Я слышала, в Монтверне и Венцборке были суды над светлейшими. У нас, в Моравии, до такого ещё не дошло, но кто знает? Я предпочитаю от следаков держаться подальше. Они к чему угодно могут прицепиться. А тебе и подавно не стоит им попадаться. Не знаю, насколько это правда, но говорят, лет двести церковь так не лютовала, как последние три года.

— Лет двести?

— Ну да, с тех пор, как началась эра Процветания.

— Так вот что случилось, оказывается, — пробормотал я.

— Ты про что?

— Да так, не бери в голову.

Всё сходится. Церковь усилила репрессии, и если посвящённые действительно как-то влияют на происходящее во Сне, их активная деятельность могла явиться причиной появления брешей. А ещё Ноэма говорила, что посвящённых стало слишком много...

Я до сих пор не понимал, как это работает, зато понял, что тут нельзя рассуждать привычными мне категориями. В мире этом действовали совершенно иные причинно-следственные связи. Вот только объяснил бы мне их кто. А то ведь, кажется, даже местные не знают, что и почему происходит в их мире.

Больше мы с Дарьей почти не разговаривали. Я скакал впереди, внимательно глядя по сторонам. Девушка ехала сзади. Лошади бежали рысью. Надо было торопиться. Чешуйчатые могли добраться до Бережков раньше нашего обоза, и тогда этот путь тоже окажется закрыт.

Так мы и доехали до особняка. Караван уже собирался выдвигаться в путь.

А где-то через пару часов мы снова были возле переправы. Никто не знал, насколько прочный тут лёд и выдержит ли он гружёные сани, а потому приходилось действовать на свой страх и риск. Все спешились и цепочкой перевели лошадей на другую сторону, затем медленно, по одному, двинулись сани. Вначале — возок епископа, в котором лежали два мёртвых тела, потом — сани с провиантом и вещами.

Я, Василий Васильевич и Игорь Изяславич стояли на берегу, наблюдая за ходом переправы. Дело было почти закончено. Остались лишь трое саней, под завязку гружёные мешками с зерном. Первые выехали на лёд, мужик в тулупе медленно вёл под узды лошадь, которая шагала по утоптанной дороге.