Игорь Изяславич настоял на том, чтобы я отужинал вместе со всеми у Черемских. Отказывать было бы неприлично. Не помогла даже отговорка, что у меня нет подходящей одежды (мой кафтан и камзол и раньше выглядели не лучшим образом, а теперь и вообще оказались изодраны в клочья), но боярин уверил, что это не проблема. Я немного волновался, что может раскрыться моя «тёмная» сущность, но пока, кажется, никто ни очём не догадался, и я надеялся, не догадаются и впредь.

Когда мы добрались до особняка, Малютины отнесли Ярослава в дом. Мы с Дарьей остались вдвоём на улице. Она наблюдала, как слуги распрягают лошадь. Я хотел пойти следом за боярами, но Дарья окликнула меня.

— Так значит, ты соврал насчёт своего настоящего имени? — спросила она. — Я почему-то так и подумала.

— Просто не хотел раскрывать свою личность, — пожал я плечами.

— Так кто же ты? — Дарья посмотрела на меня с прищуром. — Обращаются с тобой, как с равным, значит, ты тоже из боярского рода. И лицо твоё я помню. Видела где-то... Хотя постой, ты не из боярского рода, так ведь? Из княжеского. Ты — Даниил Верхнепольский, младший сын ныне покойного князя.

— Эх, нигде мне не скрыться, — посмеялся я. — Везде узнают.

— Ещё бы не узнать! Моя семья каждый год на приёмы да ассамблеи к вам ездит. Я и запомнила. Ты, правда, тогда был... несколько моложе. Но у меня хорошая память на лица. Так что ты здесь делаешь?

— Можно сказать, бежал из дома. Надоело там. Теперь я тоже — вольный странник.

— Похоже, у нас много общего, — улыбнулась Дарья и, взяв под узды распряжённую лошадь, повела в конюшню. Я невольно засмотрелся вслед девушке, но быстро одёрнул себя и пошёл в дом.

Игорь Изяславич, как и полагается, представил меня помещику и его сыну. Те, конечно же, удивились такому повороту событий, долго извинялись за то, что не признали меня и за неучтивое обращение, какое могло иметь место с их стороны по вышеназванной причине. Как я понял, Черемские, хоть и повелевали кристаллами, в здешней иерархии стояли ниже боярских родов.

Василий Васильевич тоже настоял, чтобы я остался на ужин а, узнав, в сколь бедственном положении я нахожусь, распорядился выделить мне необходимую одежду.

Спустя примерно часа два, я, одетый в простой, но зато чистый камзол, рубаху и кюлоты сидел за столом в компании Черемских, двух Малютиных (Ярослав чувствовал себя плохо и к ужину не вышел), Дарьей и епископом Адрианом с его помощником — молодым человеком в коричневой рясе, которые выглядел не менее уродливо, чем сам епископ. Ботинки по размеру тоже нашлись, как и зимние штиблеты. Ботфорты мои после стычки пришли в негодности. Лёгкая ментальная усталость до сих пор не отпускала меня. Хотелось спать.

За ужином речь шла, главным образом, о том, что случилось в лесу. О встрече с Ноэмой Игорь Изяславич умолчал, зато рассказал о стычке с морами и о некрархе, который вышел из Сна и теперь бродит по окрестностям, неся смерть всему живому.

— Он может быть где угодно, — подытожил боярин. — Чары тёмной луны на него не действуют. Сомневаюсь, что подействуют какие-либо другие. Пули и клинки, полагаю, столь же бесполезны. Нам остаётся одно: молиться, чтобы некрарх не явился сюда, и чтобы путь его лежал вдали от городов.

— Я буду молиться за это, — произнёс епископ, смиренно потупив взор. — Я буду молиться, дабы Господь отвратил кару от этих земель, и о душах тех несчастных, кто всё же не избежит сей страшной участи.

Я мельком взглянул на епископа и тут же отвёл взор. От одного его вида у меня пропадал аппетит. Мои глаза встретились с глазами Дарьи, что сидела напротив. Она смотрела на меня изучающим взором и слегка улыбнулась. Волосы девушки были коротко подстрижены и стянуты чёрной лентой в небольшой хвостик. Мне почему-то вспомнилась супруга в молодости. Когда мы познакомились, она носила похожую причёску. Дарья чем-то напомнила её. Но не столько внешне, сколько своими прямотой и непосредственностью, что были свойственны её характеру. На какой-то миг накатили грусть и ностальгия, но их тут же вытеснила тревога, которая не отпускала меня весь вечер. Было не по себе от присутствия епископа. Почему-то казалось, что он может узнать мою страшную тайну.

— На данный момент у нас есть два возможных варианта, — продолжал Игорь Изяславич. — Первый: всем отправиться в Ярск и обождать там, пока не соберётся достаточное количество светлейших, чтобы очистить окрестности. Я напишу письмо главе рода и сообщу, в сколь бедственном положении наши владения.

— Покинуть поместье — непростое решение, — вздохнул Василий Васильевич, — тяжело бросать землю на произвол судьбы.

— Понимаю, — кивнул Игорь Изяславич, — но обстоятельства складываются, увы, не в нашу пользу. Впрочем, есть и второй вариант: остаться в особняке и оборонять его. Здесь мор не так много, и наших сил должно хватить. Этот вопрос мы ещё обсудим. Ну а вы, Василий Васильевич, лучше расскажите, что происходило в поместье в наше отсутствие. Сколько мор уничтожили ваши люди?

Оказалось, немного: всего восемь существ. Два отряда проехались вдоль дорог и постреляли мор, какие попадались на пути. Но произошёл сегодня и ещё один инцидент, о котором Василий Васильевич не смог промолчать.

— Сбежала одна из крестьянок, — сказал он. — Та самая, которую вы, Игорь Изяславич во флигеле видели. И дети её тоже пропали. Один остался. Помер. Остальные ушли.

— Они же болели, — удивился Игорь Изяславич. — От хвори той ведь нет лекарства? — он вопросительно посмотрел на епископа.

— Люди эти предались пороку, — строго произнёс епископ и сокрушённо покачал головой. — Они приняли пепельную смолу. Двоих она исцелила, одного убила. Когда я слышу о подобном, я ещё больше понимаю, почему Господь наслал кару на эти земли.

— Да, похоже на то, — Василий Васильевич сделал печальное лицо. — Пепельная смола. Крестьянка та дала своим детям сыворотку. И один Господь знает, где она её нашла.

Я почувствовал себя так, словно надо мной на тонкой верёвочке подвесили здоровый булыжник, который вот-вот рухнет мне на голову. Внешне я хранил самообладание, но внутри была паника. Все они видели меня вместе с Фросей, и могли догадаться, что это я дал сыворотку. Фрося сбежала из поместья — и это хорошо. Значит, сегодня ночью мы и уедем. Теперь, главное, не вызвать к себе подозрений и миром разойтись со своими новыми «друзьями».

Я посмотрел на Петра, а тот — на меня. Он-то точно догадался, кто дал Фросе сыворотку, ведь кроме нас двоих было некому. У меня в тарелке лежал кусок курицы, и я принялся ковырять его ножом и вилкой, чтобы хоть чем-то заняться в столь напряжённый момент.

— Людей отправили на поиски? — спросил Игорь Изяславич. — Вряд ли беглецы далеко ушли.

— Я не могу отрывать от дела слуг, чтобы те гонялись за беглой крестьянкой, — ответил помещик. — Нас мало, а в округе бродят моры. В свою избу они не возвращалась — на двери замок, значит ушли из села. Если Господь карает прегрешения наши, так надеюсь, не оставит без внимания и этот случай. А у меня сейчас других проблем хватает.

— Даниил, — обратился ко мне Игорь Изяславич, и я от неожиданности чуть нож с вилкой не выронил. — Разговор есть. Полагаю, момент сейчас как нельзя более подходящий. Имеется у меня к вам одна просьба, и думаю, просьбу эту поддержат все присутствующие здесь.

— Слушаю, — я спешно проглотил кусок курицы и уставился на боярина.

— Как видите, ситуация сложилась непростая, — продолжал Игорь Изяславич. — Почти всех дружинников, которые приехали с нами, мы потеряли, один из племянников моих ранен, а вокруг бродят полчища жутких тварей. Каждый человек сейчас на счету, особенно светлейший. Вы храбро сражались, Даниил, и ваш талант и смелость могли бы послужить благому делу. Вот и хочу попросить вас участвовать в охоте. Это займёт недели две. Надеюсь, не больше. Разумеется, помощь ваша будет щедро вознаграждена.

— Мы с сыном присоединяемся к просьбе, — проговорил Василий Васильевич, — мы будем очень благодарны, если вы, Даниил Святополкович, останетесь и окажете нам посильную помощь.