Я двинул гардой по лицу покойнику, попытался оттолкнуть — бесполезно. С горем пополам удалось попасть остриём ему в глаз — в моём положении это оказалось проблематично. Клинок проткнул глазное яблоко, которое вытекло на меня, а потом что-то хрустнуло, и сабля вошла глубже.

Но это не помогло: мертвец не разжимал зубы.

Я отпустил саблю, схватил покойника за шею, и чёрная ледяная корка вмиг расползлась по лицу, плечу и руке трупа. Он частично оказался обездвижен, и только теперь мне удалось отодрать его от рукава и оттолкнуть. Но едва я поднялся, как на меня налетел бородач с пробитой башкой. Я выставил вперёд обе руки, лицо и грудь бородача тоже оказались скованы льдом. Но даже в таком состоянии он продолжал переть на меня, и я еле успел отскочить в сторону, чтобы не оказаться сбитым с ног. Мертвец споткнулся и шлёпнулся на дорогу.

Затем я вытащил наконец-таки саблю из глазницы тощего покойника, и когда лёд начал исчезать, обезглавил по очереди обоих.

Лежащие на дороге и щёлкающие зубами человеческие головы производили не самое приятное впечатление, да и тела продолжали дёргаться, словно пытаясь подняться. Но тут уже ничего не поделать. Пришлось оставить, как есть.

Ожившие трупы в некоторых вещах оказались хуже мор. Мертвецы не чувствовали ни боли, ни страха, они пёрли вперёд вопреки всему, и даже клинок в голове их не мог остановить. Не обладай я морозными чарами, меня разорвали бы на куски. Обычному человеку с таким не справиться.

Драка с мертвяками вымотала меня физически, морально, и, если так можно выразиться, ментально, поскольку я снова ощутил изнеможение.

Я не знал, сколько трупов бродит по селу. Беженцы говорил разное: кто-то утверждал, что половина села померла, другие считали, что — треть. В любом случае, много. А я даже с двумя кое-как справился. Но моя задача была — найти следы птицелапого существа. А значит, мой путь лежал на южную окраину села, где всё началось.

Свернув за следующим домом, я увидел в конце улицы церковь. Возле входа стояли ещё четверо покойников. Я уже подумал обойти это место стороной, дабы не нарваться на новые проблемы, но тут меня окликнули.

— Эй, добрый человек! — кричал мужичина на колокольне. — Во имя спасителя нашего Стефана помоги нам выбраться отсюда или приведи подмогу. Мы заперты здесь и не можем выйти.

Я мысленно выругался: только этого не хватало. И что теперь делать? Лезть на четырёх покойников? С двоими кое-как управился.

Я махнул мужику рукой: мол, вижу тебя. И стал думать, как быть. Мертвецы смотрели на человека на колокольне и меня не замечали. Но стоит мне издать громкий звук, как они тут же ринутся на меня. И кто знает, сколько их там? Может, поблизости ещё с десяток бродит?

Выход, как ни парадоксально, подсказала открытая калитка неподалёку. Ну конечно же! Нужно их просто куда-то загнать и запереть. Они же бестолковые: прут всегда на пролом.

Я обследовал открытый двор. Внутри никого не было. Обшарив избу и примыкающий к нему амбар, я придумал план, который показался мне вполне осуществимым.

Тщательно всё подготовив, я вышел на улицу. Вскинул ружьё, прицелился и выстрелил. Целился я в здорового мужика в одной рубахе без портов. К моему удивлению, даже попал. Пуля его не убила, но нужный эффект получился: вся околачивающаяся возле церкви компания обернулась и, увидев источник звука, бодро поковыляла ко мне. Откуда-то выбрались ещё трое и последовали за своими умершими односельчанами. Теперь трупов было семь.

Семь мёртвых крестьян — мужиков и баб — в коричневых тулупах, платках и серых рубахах ломилась прямо на меня, а я повесил ружьё на плечо, достал на всякий случай саблю, хоть и не собирался ей пользоваться, и ждал. Нужно было поймать момент, иначе весь мой хитровымученный план пойдёт псу под хвост.

И вот уже считанные метры отделяли меня от группы мертвецов. Трупы перешли на бег. Я же ринулся в открытую калитку и помчал к воротам амбара. Покойники тихой молчаливой толпой ввалились следом. Я забежал в амбар, мертвецы — за мной. Из амбара имелся выход в сени. Я ринулся туда и едва успел закрыть дверь перед носом у моего самого резвого преследователя. Тот с разбега с грохотом влетел в створку, чуть не выломав её. Я же приморозил дверь к косяку. Подождал. Толпа ломилась в дверь и стены, пытаясь добраться до меня, а я, решив, что в амбар зашла вся группа, выскочил из сеней на улицу, побежал к воротам и закрыл их, тоже заморозив.

А потом запер калитку, и по лестнице, которую заранее приставил к скату над воротами, залез наверх. Оттолкнул лестницу и, спрыгнув с обратной стороны, снова оказался на улице. Мертвяки же остались в амбаре. Даже если они каким-то чудом догадаются выбраться оттуда, со двора им точно никуда не деться. Вот только, если жильцы решат вернуться, их ждёт большой сюрприз. А я не знал, как предупредить их. Даже если найду, чем сделать надпись на воротах, селяне всё равно её не смогут прочитать. Оставалось надеяться, что они догадаются не лезть сломя голову на запертый двор.

Зато путь к церкви теперь был свободен. Я вышел на площадь перед и огляделся. Вокруг тихо и пусто. Неподалёку — телега, доверху набитая утварью и прочими вещами, рядом — дохлая лошадь с разорванным горлом и мёртвый мужчина в тулупе (на этот раз мёртвый окончательно). Он лежал в луже крови, и шея его тоже была перегрызена.

Убедившись, что рядом нет оживших покойников, я подошёл к двери храма и легонько постучал. Мне открыли тут же, будто ждали.

В церкви находились шестеро. Сред них был высокий худощавый священник в чёрной сутане и накинутом поверх армяке. Он, как и отец Феодосий, был гладко выбрит, но имел, в отличие от того, довольно благостное выражение лица. Звали его отец Григорий. Он-то и позвал меня с колокольни.

Кроме него в здании находились две круглолицые полнощёкие девицы, которые сидели на лавке и испуганно таращились на меня, толстая женщина и два мужика — молодой и постарше. Молодой держал в руках пищаль.

Само же убранство церкви напоминало те святилища, в которых я побывал во Сне. Всё то же самое: длинный зал со скамьями, алтарь, узкие окна. Вот только вместо скульптуры божества за алтарём возвышалась крупная позолоченная эмблема — глаз в треугольнике. А по обе стороны от неё стояли две небольшие, в человеческий рост, статуи с молитвенно сложенными руками — наверное, какие-то святые.

— Спасибо тебе, добрый юноша, — проговорил вежливо и несколько высокопарно отце Георгий. — Воистину, Господь послал тебя к нам. Это настоящее чудо!

— Во истину чудо! — воскликнула полная женщина. — Благодетель ты наш. Думали уж, погибель пришла от сил вражьих. Это ж надо такому случиться. Господь всемогущий! Мёртвые поднялись. Что творится-то на земле нынче!

— Помолчи лучше, — проговорил отец Григорий, сердито зыркнув на женщину, а потом с прежним благостным выражением лица обратился вновь ко мне. — Скажи, добрый юноша, не знаешь ли ты, что случилось с остальными селянами. Выжил ли кто? Спаслись ли?

— Много, кто выжил, — ответил я. — В Старую Яму все пошли. И вам хорошо бы туда отправиться. Если поторопитесь, глядишь, и нагоните своих.

— Да, да, папенька, — затараторила одна из девиц, — уйдёмте отсюда поскорее. Жутко тут.

— Именно это мы и собираемся сделать, — успокоил её отец Григорий. — Добрый юноша, не мог бы ты ещё одну услугу оказать смиренному служителю божьему и всем этим несчастным: не проводишь ли нас к остальным? У нас одно ружьё только есть. Боюсь, не отобьёмся, если беда случится. Сколько скажешь, заплачу.

— Из села выведу, — сказал я, — а дальше — сами. Дорога безопасна. А у меня дела очень важные остались.

— И на том спасибо, благодетель ты наш, — рассыпалась в благодарностях женщина, — долгих лет жизни тебе и господнего благословения!

Мы вышли на улицу. Вначале — я, высматривая, не появились ли поблизости другие мертвецы, а потом — все остальные.

Набитая скарбом телега и дохлая лошадь недалеко от входа принадлежали отцу Григорию. С его слов я понял, что в бедственном положении семейство оказалось из-за супруги, которая слишком долго собирала в дорогу вещи. Собрать то собрала, а как выехали, тут-то и напали мёртвые. Успели забежать внутрь вместе с двумя мужиками (это были отец и сын), которые находились в это время поблизости. С ними шёл третий, но тот не успел и теперь лежал с перегрызенной глоткой возле телеги. Отец Григорий с недовольством поглядывал на свою полную жену и, пока говорил, не упустил шанс пару раз упрекнуть её в жадности.