— Солнце садится. Смотри какой красивый закат, — Лиза с восхищение посмотрела на запад, где небо окрасилось в розово-оранжевые цвета.

— Ага, красивый. Ты завтра во сколько хочешь ехать? — спросил я.

— Как можно раньше. Часов в пять утра.

— Рановато.

— Хочу быть в Ярославле днём. Надо немного разобрать вещи, а завтра будет важная встреча, я тебе говорила. Будем решать, кого назначить директором нового завода. Василий Родионович предлагает своего кандидата, Юрий Степанович — своего.

— Да уж, а у нас даже предложить некого, хотя я тоже владею двадцатью процентами.

— Я могу выдвинуть свою кандидатуру.

— Ты разбираешься в деревообрабатывающем производстве?

— Нет, конечно, — хихикнула Лиза.

— Не надо. У тебя и так большая нагрузка. Голосуй за кандидатуру, которую Горбатов предлагает. Мы с ним более тесно общаемся.

— Хорошо, я так и сделаю.

Сегодня мы легли рано, а на следующий день проснулись ни свет ни заря, перекусили и стали собираться в дорогу.

Два чемодана уместились в багажник-кофр Лизиного седана, остальные пришлось грузить в автомобиль охраны. Лиза тепло попрощалась со слугами и уселась на заднее сиденье своего авто. За рулём был один из стражников.

Я поехал первым на своём кабриолете, который в последнее время редко покидал стоянку академии.

Когда подъезжали к Грайвороново, нам навстречу промчалась колонна из десятка автомобилей. Какие-то важные люди торопились в Люблино. Уж не стража ли чья-то едет разбираться с проблемами? Конфликты в эти года случались у многих дворян.

В Мытищах сделали остановку. Я и Лиза вышли из машин и обнялись на прощанье.

— Ну вот и всё, — она печально улыбнулась. — Теперь увидимся нескоро.

— Ерунда. До каникул осталось всего три месяца.

— Три месяца! — Лиза испустила глубокий вздох. — Это невероятно долго.

— Кто знает, может быть, Святослав снова попытается напасть на наш завод. Тогда приеду раньше.

— Ну тебя! Лучше просто так приезжай. Могу даже отпросить тебя на недельку.

— А как же учёба? Хочешь, чтобы я совсем её запустил? — я рассмеялся. — Ладно, может быть, и приеду. Не скучай.

Лиза вернулась в машину, два чёрных седана съехали с обочины и покатили дальше по заснеженной дороге. Проводив их взглядом до поворота, я сел в кабриолет и отправились в Москву. Сегодня мне ещё предстояла встреча с Никой.

Стражница даром время не теряла, на неделе съездила на Пресню, нашла нескольких эфирников из местных. Сегодня вечером они должны были придти на официальную квартиру Ники, где я собирался провести с ними собеседование.

Встретились с Никой возле моего дома на Старой Басманной и проехали до квартиры, что находилась в одном из переулков неподалёку.

Поднявшись по лестнице на третий этаж, обнаружили, что дверь квартиры открыта, замок вырван. Ника достала револьвер, однако моё эфирное зрение показало, что внутри никого нет.

В квартире царил бардак. Все ящики были выдвинуты, шкаф открыты, повсюду валялась одежда. Мне сразу же вспомнилась колонна авто, которая проехала навстречу нам возле Грайвороново. Как были связаны эти два явления? А чёрт их знает.

— Они всё перерыли, — я заглянул в обе комнаты и на кухню. — У тебя здесь хранилось что-то важное?

— Нет. Оружие и документы — на второй квартире. Здесь была только старая одежда.

— Они тебя искали. Думаю, хотели убить.

— К счастью, я здесь давно не живу, — абсолютно безразличным тоном произнесла Ника.

— Да, но важен сам факт. Шереметев теперь не только на меня охотится. Я говорил, что так будет.

— Не удивительно. Мы его сильно разозлили.

Я лишь хмыкнул в ответ. Понятное дело, разозлили. И он мстит. И так будет продолжаться до тех пор, пока Святослав Шереметев не окажется в могиле.

Снова пришла мысль прикончить этого высокопоставленного говнюка. И опять всё упиралось в вопрос, как именно? Оболенские мне не помогут, Вяземский тоже не даст согласие на использование своих стражников для нападения на Шереметевых. А один я что могу сделать? Даже если убью Святослава, то лишь навлеку гнев «круга власти». Тогда только из страны бежать останется, да и там меня, скорее всего, искать будут.

Я находился в тупике.

— В общем, надо убраться здесь, — я указал на комнатушку со столом и шкафом, напоминающую кабинет. — Кандидатов приму в этой комнате. Во сколько они придут?

— В пять вечера.

— Хорошо. До этого времени успеем. Ты приберись, а я пройдусь, посмотрю, не следит ли кто за домом. И стол передвинь. Поставь посередине комнаты спиной к окну и принеси пару стульев.

Ника осталась убираться в квартире, а я спустился вниз, обошёл двор, а потом прогулялся по улице возле подворотни. Ничего подозрительного не заметил. Эфирное зрение тоже ничего не показало. Видимо, налётчики решили, что в квартире никто не живёт (она, и правда, выглядела пустующей) и уехали.

Комната, где я собирался встречать посетителей, совсем не походила на приёмную знатного человека. Старый полупустой книжный шкаф, стол с отбитым углом, керосиновая лампа, закоптившая потолок. С другой стороны, посетители тоже были неприхотливыми.

Ещё не было пяти, когда начали приходить кандидаты.

Первым явился здоровый рыжий малый с кудрявой шевелюрой. На вид ему было лет двадцать пять, он смотрел исподлобья, на его широком угрюмом лице не было и следа интеллекта. Костюм неплохой, новый, но сидит, как на корове седло. Эфирное тело светится не слишком сильно.

— Здравствуйте, ваше благородие, — подобострастно протянул вошедший басом.

— Здравствуй. Представься.

— Тимофей Кузин, ваше благородие.

— Меня зовут Алексей Дубровский. Столбовой дворянин. Я набираю на службу стражников. Ника Ивановна рассказала об этом?

— Говорила, ага.

— Садись, расскажи о себе. Откуда ты, где работал?

— Я с детства живу на Прудовой улице, ваше благородие, — парень тяжело опустился на стул, который скрипнул под его весом. — С детства у меня силу нашли, но в приют не отдали. Я в гимназии учился, потом работал грузчиком, потом склад сторожил.

— Что умеешь? Какими эфирными техниками владеешь?

— Умею человека голыми руками приткнуть. Могу голову сломать или в душу дать. Всё умею, что надо, — рыжий аж приосанился. Чувствовалось, гордится своими навыками. — А ещё меня пули не берут, ваше благородие. Однажды из шпалера вот прям сюды засадили, — Тимофей ткнул себя в грудь. — И ничо. Даже не ранило.

— А сам стрелять умеешь?

— Умею! Шаплер есть собственный. Только руками всё-таки надёжнее.

— На войне не был?

— Нет, ваше благородие. Не взяли.

— Да ладно. Прятался, поди?

— Да, ваше благородие, прятался. Нельзя нам показываться властям, иначе и на дачу царёву можно поехать, а то за буграми сгореть.

— Чего? Говори нормально.

— Извиняйте, ваше благородие, это я так… говорю, можно на каторгу попасть.

— Это точно. Только грузчиком и сторожем работал? И всё? Мне кажется, врёшь. Наверное, и воровством промышлял, а?

— Вот крест, правда! — размашисто закрестился Тимофей. — Я уже два года как склад сторожу с вином. Воровством никогда не промышлял. Но драться случалось, чего греха таить? С Дорогомиловскими не раз бились. А воровством — не было такого.

— Почему решил ко мне пойти?

— Ника Ивановна обещала, что сто рублей платить будете, я и пошёл. Я ж много умею. Вам такие нужны, я слышал.

— Это ещё заслужить надо. Во-первых, тебя придётся многому научить. На время обучения — пятьдесят рублей, не больше. А потом — посмотрим.

— И то хорошо! А дворянство мне дадут?

Я чуть не прыснул со смеху, еле сдержался. Этому чучелу дворянство сразу подавай!

— Ходатайствовать о получении дворянства можно лишь по истечении пятнадцати лет верной службы, — проговорил я, стараясь быть максимально серьёзным.

— Так я буду верно служить!

— Посмотрим. Телефон у тебя есть?

— Никак нет, ваше благородие. Отродясь не было.